Из Венеции с уважением
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Вернувшись из Венеции, я прочла «Набережную неисцелимых» - именно в таком порядке. Ранее не читала, можете в меня метнуть помидор, на общем фоне все равно не будет заметно. Структура текста: вначале непристойное вожделение, вызванное не красотой объекта, а обостренностью чувств эмигранта, когда каждый, знающий местный язык и готовый помочь – ангел, и осознанием что ты плешивый, с акцентом и тебе не дадут. Не дали, конечно; спустя годы автор отомстил формулировкой «она была то, что увлажняет сны женатого человека».
Дальше идут густые витиеватые красивости, от которых неловко, еще дальше, уже нормальным тоном - проблемы автора, в том числе финансовые. А, да - еще описание, как он, ложась в постель с женщиной, совершенно не переносящей холод итальянкой, ежевечерне тянул жребий, кому спать у ледяной стенки. Каждый вечер проигрывала несчастная. Она наматывала на себя все, как француз под Москвой в 1812 году, и причитая «Это потому что я жертва, да?», лезла в кровать, как в темную воду. «У меня нет принципов, у меня есть только нервы» - чуть выше цитирует автор Акутогаву Рюноске.
Короче, правильно я не прочла этого текста до поездки.
Я не потребляю пафоса, не люблю красивостей и скучаю от мифов. Я увидела Венецию
Значит, сразу, чтобы закрыть тему Бродского: с этой довольно скучной набережной открывается вид, недвусмысленно напоминающий Неву, что сильно впечатлило бывшего ленинградца. Второе: «Набережная Неизлечимых», а еще лучше – Неисцелимых, умопомрачительно красиво звучит по-русски. Итальянский язык никаких красот в это не вкладывает, одну функциональность. Унылое кубическое здание Casa degli incurabili было приютом тюремного типа для сифилитиков. Они не подлежали лечению, и милосердно содержались там. В здании был публичный концертный зал, дабы нелеченные не умерли от скуки. До конца XVI в. так скучно и было, а потом врач Томазо Рангоне изобрел лекарство от сифилиса, сказочно на этом разбогатев.
часы на церкви Сан-Джакомо-ди-Риальто
Лекарству мы обязаны симпатичной церковью Сан-Джулиан, на постройку которую доктор дал денег. Был не только богат, но и прославлен – известность ему принесла книга а-ля Малахов «Как дожить до 120 лет» (сам он дотянул только до 80). Потакание толпе не всегда означает соответствие ее уровню : Рангоне был человек большой эрудиции, о чем свидетельствуют надписи на греческом и иврите на фасаде его дома; собрал огромную библиотеку, которую завещал городу. Кто спросил "Где хранится" ?? Сядь, мальчик, подарок потеряли. Не хнычь, это традиция. В XIV в. городу подарил свою библиотеку Петрарка, но спустя век уже никто не помнил, куда ее положили. Дар кардинала Виссариона (1468), коллекцию ценнейших древних рукописей, тоже куда-то засунули, нашли случайно. Дабы поднять репутацию и не допустить дальнейших конфузов, выстроили дворец biblioteca Marciana – пышный, со статуями на крыше. Архитектор по ходу стройки успел посидеть в тюрьме за вредительство – рухнул свод одного из залов. Выпустили с условием, что он переделает за свои деньги. Переделал, благоразумно выбрав плоский потолок.
Своды в Венеции почему-то рушились часто, а вот лестницы - те всегда удавались
палаццо Кантарини дель Боволо
Открытая лестница палаццо Лион Морозини, XIII век,в котором я в эту поезду останавливалась, редкость - обычно теснота не располагала к таким архитектурным вольностям :
Владельца, адмирала Морозини, документы рисуют эксцентриком, с ног до головы одетым в красное, и всегда, даже в битве, в сопровождении любимого кота. Адмирал считал себя защитником форпостов христианства в Средиземном море. Человек решительный, но верный служака, он томился в бездействии на Крите. Как только ему позволили действовать - с налету отвоевал у турок почти всю материковую часть Греции, по ходу умелым артобстрелом разнеся турецкий склад оружия в Акрополе. Так что, то как выглядит Парфенон сегодня - результат не времени, а бомбардировок Морозини. Греки, встречая войнов-избавителей, плакали в голос - турецкие угнетатели их православную религию терпели, а вот венецианцы вряд ли бы стали. Еще адмирал был большим любителем трофеев и мечтал привезти домой статую Посейдона с фронтона Парфенона, но не вышло - стали отрывать, статуя развалилась на части.
Если, избегая туристских троп, двигаться в окраинам, то можно найти почти деревенской идиллии пейзажи. Например, гондольная мастерская. Когда-то они были распространены, как сегодня шиномонтажи, теперь их всего три в городе, причем одна, на Арсенале, скорее туристский аттракцион. Эта, как видите, натуральная
Мастерская примыкает к церквушке Сан-Тровазо, примечательной разве что тем, что у нее два одинаковых фасада. Церковь разграничивала приходы двух люмпен-пролетарских кланов – николоттти (приход Сан-Николо) и кастеллани (приход Сан-Пьетро-ин-Кастелло). В случае браков между семьями из разных кланов два равноценных фасада давали гостям выходить с двух разных сторон.
В отсутствие большинства сегодняшних мостов, вапореттто, возведенной позже искусственной суши это была бедная окраина, местные Люберцы. Нравы соответсвующие.
Кастеллани были многочисленнее, николотти сообразительнее - выборный лидер представлял их интересы в далеком Сан-Марко), да и деньги, видимо, случались. Церковь Сан-Николо-Мендиколи, Святителя Николая, главный приход бандитов, довольно скучная архитектурно, внутри пузата и раззолоченна, как купеческий сундук – резьба, завитушки, богатая скульптура, колонны обернуты красным плюшем. Когда в конце XVI века это добро внезапно возникло в церкви столь нищего прихода, местный судья возбудил дело против настоятеля. Длилось долго, закончилось ничем, настоятель ничего внятного не объяснил, только бормотал что-то про клад.
Периодически николоттти и кастеллани сходились на мосту для кулачных боев. Перил не было, правил тоже.
Конкретно убивать в 1574 году запретили, но смертельные случаи все же бывали, поэтому в 1703 бои отменили вовсе.
Вражда эта закончилась, но не угаснув со временем, как это обычно бывает, а в один день: в 1848 году в церкви Салюте состоялась тайная церемония, где кланы пообещали примириться, чтобы противостоять австрийским оккупантам.
Скуола Сан-Марко, с шагнувшим навстречу львом
имейте ввиду - арочная часть совершено плоская, это резьба по камню, роспись и плоские порфировые накладки
Нежная и хрупкая, она часто остается без внимания - все оттягивает на себя роскошный конный памятник кондотьеру Коллеони, хорошо всем знакомый по Пушкинскому музею История его появления - очень венецианская: Коллеони, несколько раз перебегавший к Милану и обратно, под конец жизни сколотил состояние, размером с уставной капитал среднего банка. Зная, что после его смерти все могут конфисковать, он завещал Венеции половину, на защиту от турок, с условием - ему поставят памятник на Сан-Марко. Пойти на такое было немыслимо, отказаться от денег - тоже. И венецианцы покойника обманули - поставили памятник перед скуолой Сан-Марко.
Кондотьеры были вообще циничная публика - в архивах хранится запись их профсоюзного собрания с призывами не дать Венеции победить окончательно, чтобы не остаться без работы. Кондотьер Каавалли отказался брать город Фельтре, так как сенат не дал права на его разграбление. И т.д. Утешает то, что наемники и наниматели примерно стоили друг друга.
У венецианца бизнес вообще в крови. Стремление заработать было неистово - в битве при Лепанто половина галер была выставлена Венецией (108 из 206, оцените щедрость!), но одновременно с этим венецианские купцы продавали сарацинам стратегические парусину и пеньку. " ... и еще немножечко шью."
Или типография : Гуттенберг, изобретя книгопечатание
Республика вообще любую предприимчивость поощряла: например, до XVIII в. карманники могли сдавать краденое государству за определенный процент.
***
Венеция всегда производила сильное впечатление. На фасаде палаццо Барбариго
мозаики справа изображают визит Генриха III на Мурано. Когда юный король подплывал к Венеции, сопровождавшие кортеж муранские стеклодувы на плотах выдували новых и новых фантастических морских чудовищ, а в палаццо Генрих жил среди шелков, золота картин и украшений стола, выполненных по рисункам Сансовино из дорогого тогда сахара. Позже король сошел с ума, что неизменно приписывалось его венецианским впечатлениям.
***
Венеция мне показалась очень живым городом. Здесь так много комичного, страстного, хитрого, торгового; мне кажется, Венеция не годится для мифа. Или, вернее, не нуждается в нем.
Она и сама по себе хороша.
|
</> |