Из книги «Сибирь при Колчаке» Евгения Колосова

humus — 12.07.2025

Евгений Евгеньевич Колосов(4 января 1879, Нерчинск, Забайкальская область — 7 августа 1937, Тобольск, Омская область) — общественный и политический деятель, эсер, историк революционного движения в России. Подвергался репрессиям в царской России, при Колчаке и в СССР после смерти Ленина. Расстрелян вместе с женой в 1937 году.
По происхождению из дворян. Отец — Евгений Яковлевич Колосов (1839 — ок. 1903), дворянин либерально-демократических убеждений, поручик, политический ссыльный. Мать — Анна Георгиевна Колосова (Разгильдеева), полутунгуска, дочь чиновника, по материнской линии считалась потомком князей Гантимуровых.
Евгений Евгеньевич Колосов окончил Томское реальное училище (1895), затем учился в Томском технологическом институте, состоял вольнослушателем юридического факультета Санкт-Петербургского университета. В конце XIX — начале XX в. вёл революционную деятельность в Санкт-Петербурге, Томске, Красноярске, Нижнем Новгороде, Одессе, Сормове, Туле, Саратове.
В 1905 году Колосов стал членом Летучего отряда Боевой дружины, участвовал в Декабрьском вооружённом восстании в Москве. Выступал делегатом I и II съездов партии эсеров. Член боевой группы Савинкова, в департаменте полиции отмечен как террорист. Неоднократно арестовывался царским правительством, 2 года провёл в Петропавловской крепости и в «Крестах». Осенью 1907 года Колосов вместе с Валентиной и маленьким сыном Евгением через Финляндию перебрался во Францию, а в 1909 году — в Италию.
В годы Первой мировой войны Колосов стал сторонником оборонческой позиции. В начале 1916 года вместе с семьёй вернулся в Россию, но был задержан ещё на границе и сослан в Енисейскую губернию. На период после Февральской революции приходится всплеск активности его легальной политической деятельности. Колосов стал одним из лидеров местных эсеров, членом Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов, городского народного собрания, входил в состав местного комитета общественной безопасности. Работал редактором газеты «Наш голос».
В конце июля 1917 года Колосов был назначен Временным правительством комиссаром города и крепости Кронштадт. В ноябре 1917 заочно избран членом Всероссийского Учредительного собрания по списку партии эсеров от Енисейской губернии. Вёл в Сибири активную политическую деятельность в пользу народовластия, был последовательным критиком и противником колчаковского режима. В 1918 году служил в Енисейской губернии в земской управе и редактором журнала «Новое земское дело». С октября 1919 был одним из лидеров Земского Политического бюро, затем вошедшего в Иркутский Политцентр. В январе 1920 года был арестован органами ВЧК и до лета того же года содержался в Омском доме лишения свободы. После освобождения служил в экономическом отделе Сибревкома.
В 1922 году Колосов с семьёй переехал в Петроград. Вначале им как участникам борьбы с самодержавием даже выделили двухкомнатную квартиру, Колосов устроился работать в Главполитпросвет, попутно занимаясь научными исследованиями. В 1925 году Колосов, как и его жена, был арестован и был приговорён к тюремному заключению сроком на 3 года. В сентябре Колосовых доставили в Верхнеуральский политический изолятор и заключили в камеру в семейном блоке.
После освобождения Колосов некоторое время работал научным сотрудником в Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. В 1933 году снова был арестован вместе с женой, отбывали наказание в Суздальском политическом изоляторе. В 1936 году Колосова отправили в ссылку в Тобольск, куда до этого отправили Валентину, там супруги снова встретились. С октября 1936 по январь 1937 года Колосов работал временным сотрудником по инвентаризации научного имущества Тобольского краеведческого музея. 8 февраля 1937 года работники Тобольского отдела НКВД арестовали Колосовых и завели на них уголовное дело по обвинению в контрреволюционной деятельности. Колосовы обвинений не признали. Дело рассматривала «тройка» УНКВД по Омской области, которая заочно приговорила их к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение 7 (12) августа 1937 года в Тобольске. Тела Евгения Евгеньевича и Валентины Павловны похоронили в общей яме на территории тюремного хоздвора. Реабилитирован в 1989 году

Кроме чехов, в Сибири за все это время встречались отряды румын, сербов, поляков, латышские отряды, а из европейских государств - итальянцы. Одно время, зимою 1918 г., промелькнули канадцы, но вскоре скрылись. Также быстро продефилировали и также бесследно исчезли французы в своих характерных кэпи, но одетые не по сезону. В Сибири, по-видимому, ни тем, ни другим не понравилось. Страна суровая, климат холодный.
Из осколков - или, быть может, вернее, из отбросов - больших европейских армий дольше других задержались итальянцы. Они перезимовали в Красноярске, одарили всех местных красавиц шоколадом и очаровали их галантерейным обращением, несмотря на полное незнание русского языка. Один из итальянских офицеров издал даже сборник стихотворений о Красноярске на итальянском языке, очень поверхностный и мало интересный, но типичный для этих приезжих гостей. Итальянцы представляли собою настоящую колониальную армию, со всеми свойственными ей недостатками. К нам их привозили из Китая, и на сибиряков они смотрели, как на китайских «кули». Чувствовали они себя здесь, по-видимому, как где-нибудь в Абиссинии. Ходили до смешного укутанные в меха и зимой не знали, куда девать время от праздности и скуки. Летом скучать им было некогда, но стало для них еще хуже: на «манском» фронте их жестоко побили повстанцы.
Среди итальянцев было много спекулянтов, не терявших даром времени. Их полковник был настоящий колониальный бурбон. По приезде в Красноярск он приветствовал особой телеграммой Колчака и в то же время устроил гнусный скандал одной из заключенных в местной тюрьме. После летних боев на «манском» фронте итальянцы эвакуировались, распродав не без выгоды свое военное имущество.
Несколько в ином роде были румыны и сербы. В массе они были еще менее культурны, чем итальянцы, и просто грубы, в политическом отношении - не надежны. Было рискованно в этом случае иметь с ними дело. У них, собственно у сербов, была одна хорошая черта: они бойко торговали казенными лошадьми, пуская их на смену, и казенным оружием. Благодаря этому винтовки от них попадали на повстанческие фронты. Но делалось это не из сочувствия, а из корысти, временами просто из-за нужды. Характерно также, что личная охрана Колчака состояла из сербов. Югославия, как известно, была единственной державой, признавшей официально правительство Колчака. Впрочем, Колчак от этого получил мало пользы и принял это скорее за насмешку над собой судьбы, так как ждал признания не от сербов, а от англичан и французов, которые с этим, однако, не спешили.
Поляков в этой части Сибири не было: они занимали район около Ново-Николаевска и к югу от него. От поляков население переносило много горя и насилия, память от них осталась тяжелая. При самом падении власти Колчака, поляки запятнали себя гнусным подавлением восстания Барабинского полка в Ново-Николаевске, спасая этим агонизирующую власть. Румыны, напротив, располагались на восток от Красноярска, в Тайшете. Держали они себя приблизительно так, как и поляки. Все эти отряды в целом не представляли особенно крупной силы; кроме того, они в моменты кризиса волей-неволей должны были ориентироваться на чехов.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив