Из какого сора растет Гудков, не ведая стыда...

...Я попал в райком комсомола, где познакомился со всеми своими товарищами и друзьями — Володей Немцевым, Славой Тимченко, Леонидом Лушкиным, он в Совете Федерации. То есть один горком комсомола дал двух депутатов и одного члена Совета Федерации.
— По книге «ЧП районного масштаба» мы знаем, что комсомольцы — это такие циничные, коррумпированные парни, которые ходят в баню с девками и ни во что не верят.
— Конечно, это все преувеличено. У меня полторы тысячи человек отряд был, оперативный. И у нас там была куча всяких врагов, в том числе и среди обэхээсэсников, директоров всяких мясокомбинатов, рыбных баз и так далее. Нас все знали, и в какой-то момент мне сделали предложения одновременно три инстанции: лейтенантом, младшим опером в КГБ, потом в Москву, в обком комсомола, и третье предложение — тоже в Москву, инструктором ЦК ВЛКСМ. Я выбрал спецслужбы, управление по Москве и Московской области. Надел форму и отработал в органах госбезопасности 12 лет... В группе преподавателей Иняза, которые выехали в США, я не оказался худшим.
— Там, что ли, все чекисты были?
— Это были преподаватели, из чекистов только я один. Мне нужно было установить связь с 23 людьми, и паролей в конечном итоге штук 18 я сказал правильно, а потом стал путать, подходил и говорил: «Слушай, пароль забыл, я оттуда-то от такого-то». А нельзя же было с собой ни записи брать, ничего. Там пароль был стандартный, надо было передать привет от Ивана Ивановича из такого-то управления, такого-то отдела. И они должны были понять, что если я знаю отдел, человека и прочее, то понимаю, кто передо мной, и они понимают, кто я. В конечном итоге все эти Иваны Ивановичи и Петры Петровичи перепутались. Поэтому я устанавливал связь на протяжении нескольких дней, неделю с лишним.
— Почему вы ушли из КГБ и в каком году?
— По идейным соображениям. Процесс разрушения КГБ СССР начался примерно со второй половины 1989 года, когда был ликвидирован ряд учетов, важных для контрразведки, ряд массивов необходимых. И я уже понимал, что контрразведка никому не нужна. В 1992 году не дождался очередного звания, не дождался пенсии, которая могла бы быть у меня через два года, и ушел из органов в звании майора.
— В никуда?
— У меня было предложение от одного концерна сделать автономную службу безопасности. Этот концерн потерял пять или семь миллионов долларов. Когда они мне стали рассказывать, я говорю: «Ребята, а у вас кто вообще вопросами безопасности занимается?» Они говорят: «А у нас никого нету, так и живем. А ты можешь прийти к нам и сделать такую службу?» Я говорю: «Могу, но я человек амбициозный, я сразу потребую много денег, потому что если что-то делать, то делать серьезно». Они говорят: «Давай, только ты распиши, на что». И я им все расписал.
— А вы с ними как познакомились? Или это были ваши старые знакомые?
— Один из них был мой агент — руководитель концерна...
— Может быть, имеет смысл уже сказать, какой был концерн?
— Не стоит, потому что там человек был убит. Да и зачем агентуру сдавать? Агентуру сдавать нельзя ни при каких условиях.
— А из тех, кто не разорился, кто был ваш первый клиент?
— Мой первый заказ — к нам обратились архангельские товарищи. Там была такая компания «Сталкер», которая первой продала подводную лодку на Запад. Их в Москве крупно кинули, на 18 миллионов долларов, и они не могли найти никого и ничего. Первое мое задание было, по сути дела, детективное. И первый гонорар, который мне заплатили, был именно по этой компании. Мы нашли, эти деньги были выведены и спрятаны за рубежом. Это были очень приличные люди, работники Внешторга, которые, извиняюсь за выражение, спиздили 18 миллионов и успешно их вывезли за рубеж. Мы полностью выявили всю схему, цепочку, все механизмы, кто там и что делал. Это была вторая половина 1992 года...
— С государством не было дружбы, а с бандитами были какие-то отношения? Тогда же, наверное, невозможно было этого избежать?..
— Они нас, кстати, очень уважали, потому что мы их никогда не обманывали и не подводили. И авторитет компании в преступном мире был очень высокий, хотя мы никогда с ними никаких дел не имели.
— А в чем выражался авторитет тогда? Они боялись трогать ваших клиентов?
— Боялись, да, конечно... Я много раз встречался с лидерами бандитских группировок как с противниками.
— На стрелках?
— Нет, я никогда не шел на их условия. У меня была такая слава, что к Гудкову лучше приехать и на его условиях договориться. У меня, например, представители солнцевской группировки добивались встречи года два, куда мне только не звонили, ну просто чтобы дружить. Потом пришел мужик, заслуженный тренер России, мастер спорта, говорит мне: «Слушай, старик, я тебя знаю, я тебя уважаю. Ты не думай, что я такой хуевый. Знаешь, у меня половина друзей моих — братвы (а он смотрящий на крупном рынке, близкий к Михасю человек), а половина — мусоров, я и там, и там. Я пришел, чем помочь?» И тогда, я помню, мы единственное что попросили у преступной группировки — помочь на одном объекте. Там была наркоторговля, и никто ничего не мог сделать, отделение милиции терпело ее десятилетиями. Я говорю: «Не наше, но рядом с нашим объектом, там наркотой торгуют, и нам, и вам это невыгодно, может, вы там наведете порядок?» Он говорит: «Заметано! Забудь, что там торгуют наркотиками». Я не слышал, чтобы там перестрелка была или что-то такое, но они свое слово сдержали, и там наркотиками больше не торговали, по крайней мере, на протяжении ряда лет. С кем я только не встречался. Я встречался с измайловскими, с солнцевскими, с казанскими. Но говорили мы на нормальном литературном языке. И самое удивительное, что эта верхушка криминального мира не просто так формируется, это по-своему одаренные, яркие люди, с большими волевыми задатками. Есть те, кто умеет держать слово, есть очень порядочные в этом смысле. И они почему-то меня очень уважали. Они отступали, уходили в сторону. Еще, наверное, ореол конторы был такой. Мы никогда не требовали ничего против закона. Я помню, встречался с одним из лидеров казанской группировки на Кутузовском. Я приехал один со своим приятелем, а он со своими братками. Вот там антураж, машины и прочее, все таинственно, загадочно. Мы сидим за столом, рассаживаются его эти, я к нему обращаюсь: «Миш, а на хера ты их с собой привел?» Он растерялся так, а я говорю: «Давай этих убирай, и спокойно поговорим». Он говорит: «Все, ребята, уходите отсюда». И уже тогда начинается разговор... Потом — я никогда не желал им зла, я всегда объяснял на пальцах. Вот с тем парнем от казанской группировки что было? Был у него должник — женщина, мошенница. Она жива до сих пор, кстати, звонила мне недавно, выражала поддержку. Типичная мошенница, причем она объектами своих операций избрала людей опасных — это вот казанская группировка, еще одна группировка и один банк, далекий от законопослушания. И она их подворовала на очень хорошую сумму, под миллион долларов.
— И ее не убили?
— Меня попросил банк поработать с этой темой. Но какая она наглая была! Ее посадили на полиграф с ее согласия, она врет и говорит: «Да мне плевать на ваш полиграф!» Короче говоря, нашли мы эти деньги, она их в Германию вывела. Стали с ней вести воспитательную беседу, она говорит: «А меня тут казанская группировка хочет выкрасть, убить...» Я говорю: «Давай так: если ты будешь отдавать деньги, мы можем тебе дать охрану». Поставили ей охрану, машину. А жила она в каком-то санатории. Вот в один не очень прекрасный день подъезжает она к санаторию, с ней два наших человека, без оружия, подъезжают четыре машины, оттуда выскакивают 16 человек, бегут к ним. Нашим говорят: «Знаем, кто вы, вас не будем трогать, не мешайте». Ее хватают и увозят. Ну, наши докладывают. И вот я встречаюсь по этому поводу. Они говорят: «Понимаете, она, сволочь, не знала, кто мы? Мы тут держим полрайона, пол-Москвы, мы ее...» Я говорю: «Ты понимаешь, что ты сделал? Я провожу мероприятие, твои хлопцы хватают человека, увозят куда-то... Ты понимаешь, что это криминал, во-первых?» — «Она сволочь, такая, сякая...» — «Подожди, ты у меня увел человека, значит, ты считаешь, что со мной так можно?» — «Я не хотел, так получилось...» — «Я теперь знаешь что должен сделать? Первое: будет заявление. Мы поможем ее найти. Дальше будет спецоперация по ее освобождению. Чем это закончится — понятно». — «А что делать?» — «Верни все в прежнее состояние, и я тебе обещаю, что вы сможете с ней так же вести беседы, не бить, ничего, но можете выяснить судьбу своих денег». — «Я подумаю и своим передам». — «Давай так. Сегодня такое число, я тебе даю ровно двое суток подумать. Если ты мне не отвечаешь, я тебя предупредил. Не обижайся». Они поехали, задумчивые. И через два дня мы так и сделали, и никаких претензий не было. Ее держали в квартире, должны были там убить. Сотрудники спецназа освобождали ее в квартире за несколько часов до ее предполагаемой ликвидации. Освободили, арестовали, завели дело, посадили, как положено...
Я как-то сидел с одной группировкой, их наняли чеченцы, они взяли 30 тысяч долларов за прессование бизнесмена. 30 тысяч было как 300 тысяч сегодня. И оказалось, что это абсолютно нормальные ребята, один хохол, двое наших. Я их выдернул, причем навязал им встречу в префектуре, чтобы они пришли без охранников. Мы уже поговорили, они мне все раскрыли, и я им говорю: «И зачем это все? Зачем вы это делаете?» Они говорят: «Начальник, скажем тебе откровенно: ты нас арестуешь, не арестуешь — это еще вопрос, а чечены нас точно замочат за эту тридцатку. Поэтому ты извини, мы понимаем, что ты прав, но мы все равно будем его прессовать». Я говорю: «Ребята, ваш выбор». Получили они сроки от 4,5 до 8 лет...
Как шутил Аль Капоне, с помощью доброго слова и пистолета можно добиться гораздо больше, чем только доброго слова...
Это было в 90-х годах, в одном из подмосковных городов была настолько запущенная ситуация… Оказалось, что все местные милиционеры находятся под местной мафией, причем она такая — тьфу, говно, но она была очень жесткая, и жестокая, и многочисленная. Нужна была жесткая акция, и мы ее провели совместно с РУБОПом. Причем рубоповцы говорят: у нас сил нет, мы вам можем дать одного сотрудника, который скажет, что вы действуете по заранее утвержденному сценарию, остальное вы сами — транспорт, связь, люди, все ваше. И вот мы один раз собрали такую бригаду-ух, у нас там было много спецназовцев с хорошей подготовкой, боевой и физической, и после того как наши свезли всю эту мафию — 36 человек — в местное отделение в камеры, заставили на коленях пройти главаря банды до камеры, а потом ему сказали: «Вот тебе два часа, если все, что ты забрал у людей, не будет на месте, то все садимся, и камера закроется за тобой очень надолго».
— Вы участвовали лично?
— Я нет, мой зам был, но каждый шаг со мной согласовывался. Этот главарь через 45 минут все привез, ему не понадобилось два часа. И когда уезжали наши ребята, менты местные вышли со словами благодарности, чуть ли не со слезами: спасибо вам, у нас весь город в страхе был. Вот типа Кущевки, один в один. И те бандиты потом между собой начали выяснять отношения, как это произошло, и человек пять-шесть перестреляли в разборках между собой. Вот это единственный раз в жизни, когда мы применяли силу.
— В Госдуму вы пошли как бизнесмен? Тогда многие бизнесмены выбирались депутатами.
— В 90-е годы я видел, что страна близка к краху. Более того, я понимал, что Ельцин доведет страну до полного уничтожения. Я такой был немножко идейный, и я пошел к генералу Лебедю тогда. Я пришел к генералу Лебедю, меня очень хорошо приняли...
Но Лебедь не решился тогда поднять государственный переворот, а потом его купили...
— Вы были во фракции «Единой России»?
— Да, во фракции, я был замом Морозова...
ОТСЮДА