ИСТОРИЯ О (38)

putnik1 — 02.01.2016

Продолжение.
Ссылка на предыдущие главы здесь.




Такая-сякая, сбежала из Дворца...

Давайте  забежим вперед, и ознакомимся с Высочайшим Манифестом от 5 октября 1915. Дословно и без купюр: «Коварно подготовляемая с самого начала войны и все же казавшаяся невозможною измена Болгарии славянскому делу свершилась: болгарские войска напали на истекающую кровью в борьбе с сильнейшим врагом верную союзницу Нашу Сербию. Россия и союзные Нам державы предостерегали правительство Фердинанда Кобургского от этого рокового шага. Исполнение давних стремлений болгарского народа ‒ присоединение Македонии ‒ было обеспечено Болгарии иным, согласным с интересами славянства, путем.

Но внушенные германцами тайные корыстные расчеты и братоубийственная вражда к сербам превозмогли. Единоверная нам Болгария, недавно еще освобожденная от турецкого рабства братскою любовью и кровью русского народа, открыто стала на сторону врагов Христовой веры, славянства, России. С горечью встретит русский народ предательство столь близкой ему до последних дней Болгарии и с тяжким сердцем обнажает против нее меч, предоставляя судьбу изменников славянства справедливой каре Божией».

Читаю и удивляюсь. Вернее, огорчаюсь. Ибо, при всем понимании роли агитации и пропаганды, адресованной ширнармассам для объяснения, почему им надо шагать именно в предписанную ногу, не могу согласиться почти ни с чем. Поскольку все было совсем не так, и на «верхах» этого не могли не понимать, а вспоминать про «интересы славянства», за два года до того позволив сербам и грекам нарушить договор, а затем мило закрыв глаза на шалости румын, было как-то некрасиво.

Желая видеть Болгарию в своем альянсе, - а такое желание было: Николай Николаевич, главком РА, в самом начале войны указывал Сергею Сазонову «на несомненную желательность… заключить при нынешних обстоятельствах военную конвенцию с Болгарией, участие которой неоценимо, если только это будет возможно с политической точки зрения», - следовало хотя бы предложить Софии что-то, кроме красивых слов. Потому что в словеса, по итогам Второй Балканской, там уже мало кто верил. Даже при большом желании.

Общество, оскорбленное и униженное, требовала даже не реванша, но справедливости, и позиция Фердинанда, выраженная в Декларации 31 июля 1913, - «Не побежденные, но преданные, мы свертываем знамена в ожидании лучших времен», - в полной мере отражала чаяния как практически всех секторов «верха», так и большинства «низов». А сотни тысяч беженцев из Южной Добруджи, Фракии и Македонии дополнительно распаляли страсти, и неудача попыток вернуть свое по-хорошему, взывая к той же справедливости и тем самым «интересам славянства», окончательно расставляла точки над «ё», утверждая Болгарию в мысли, что все славяне, конечно, братья, но кто-то равнее других, значит, отношения нужно строить без сантиментов.

Так что, давайте оставим в стороне броские лозунги про «вероломство», «германофильство», «иуд» etc, а зазрим в корень. И все сразу станет понятно. Болгарию рассматривали, как очень мощный фактор, привлечь ее на свою сторону хотели обе коалиции. Для Антанты союз с Софией означал резкое усиление позиций Сербии и, следовательно, ослабление Вены, а значит, и давления «старшего» Рейха на Францию, однако платить за столь важную услугу Антанте было практически нечем.

Притом, что претензии у болгар были ко всем четырем соседям, главным супостатом считалась Сербия, и разговоры о союзе были невозможны без пересмотра итогов Бухарестского мира, - а сербы о возвращении хотя бы части Македонии слышать не желали, и щемить их, принявших и держащих первый удар, было невозможно. А стало быть, длинные, обстоятельные беседы шли впустую, и сваливать все на «коварство и подлую сущность царя», как делал это Александр Савинский («Вся политическая жизнь Болгарии, особенно внешняя политика, направляется царем; министры являются слепым орудием в его руках»), безусловно, удобно, но неправильно.

Позиция Фердинанда, в сущности, отражала общую волю. И «русофилов», от «практиков» до «восторженных», тоже. О войне с Россией они и слышать не хотели, наоборот. Обращения на сей счет подписывали сотни самых уважаемых лидеров общественного мнения типа Ивана Вазова, живого классика и «морального лидера нации», и авторитетных иереев. В адрес царя шли обращения: «письмо 40», «письмо 109» и так далее. Требовали «избегать союза с немцами, всею силою, вплоть до военной» поддерживать Россию, «которая единственно может способствовать Объединению», - но и в этих посланиях вопрос стоял предельно конкретно: любая помощь Сербии – лишь в том случае, если Карагеоргиевич «вернет бесчестно украденное сердце Родины нашей».



Всем нужен программист...

Короче говоря, тупик. Стенка. Ибо реально платить нечем. Перевести стрелки на греков и румын не получалось, - Бухарест и Афины сохраняли нейтралитет,  за них тоже шла борьба, - а попытка чуть позже, когда в войну вступила Порта, заинтересовать Софию землями во Фракии, включая Адрианополь, сорвалась. И не потому, что болгары были так уж упрямы, а потому, что теперь считали по грошику, не веря в долг.

Во-первых, после масштабных миграций по итогам Второй Балканской, в европейской Турции осталось не так уж много болгар, и турки,  т в отличие от «православных братьев» в Македонии и Добрудже, никого даже не думали «разболгаривать». Во-вторых, по итогам той же Второй Балканской, отношение болгарской общественности к туркам, «проявивших высокое благородство», изменилось к лучшему и с ними хотели дружить. А в-третьих,  логика  сюжета указывала: если Рейхи выиграют, «третья сестрица» от «благожелательно найтральной» Софии  никуда не денется, а если Рейхи проиграют, Восточную Фракию Болгария у побежденных возьмет сама. Кроме, конечно, Стамбула.

Ладно, пусть так, покрутившись и выяснив, что ничего не выкрутят,  подтвердили послы Антанты в нотах 26 ноября и 9 декабря, где уже не было речи о войне с турками, а Восточную Фракию гарантировали просто в обмен на согласие Фердинанда не вмешиваться. Ладно, согласилась София, и не более того. Потому как, месье, сэры и братушки, «общественность воевать не хочет, но… Вот если бы Болгарии была дана сейчас Македония, то у всего народа явился бы новый подъем». Все ясно? Ну и думайте.

Такая позиция объединяла абсолютное большинство. И никакие ratio Парижа с Лондоном, и никакие emotio Петербурга столкнуть телегу с места не могли, даже притом, что в целом общество «болело» за Россию. «Ко мне, - сообщал начальству Александр Савинский, - по нескольку раз в день поступали и поступают письменные и устные заявления учреждений, групп и отдельных лиц с выражением самых горячих чувств Государю и России, с предложением услуг добровольцев. Я указал Радославову, что правительство систематическим подавляет эти чувства, и что, таким образом, он ведет политику вразрез с общественным мнением». Но.

Но даже офицеры, подававшие заявления о переходе на службу РА, «в приватных беседах признавались, что лично готовы умереть за русское дело, однако не хотели бы, чтобы Болгария вступала в войну, не получив гарантий возвращения сербами Македонии». А «народные партии», в общем, России сочувствовавшие, и вовсе стояли за полный нейтралитет, исходя из старого тезиса Стамболийского, полагавшего, что «Насколько вредно слепое германофильство, настолько вредно и слепое русофильство», - то есть, Россия это хорошо, но не надо таскать для нее каштаны из огня, да еще, в пользу Сербии.

И вообще, «самым справедливым решением Восточного вопроса ... самым надежным средством умиротворения Балканского полуострова ... самым необходимым условием для создания федерации, объединяющей все балканское славянством, может быть только автономия Македонии», однако такое возможно «лишь при свержении народами трех ненужных династий, которые являются единственной помехой для объединения южных славян на демократических началах». Иными словами, опять-таки, «да будут переговоры со всеми, хотя бы даже и с Сербией, но только на базе сохранения нейтралитета».

В общем, исполнить простое и ясное требование Софии, - «Подтвердите вслух, что вернете наше, и мы – ваши», - страны Антанты, как ни нуждались в Болгарии, просто не могли. Однако и Болгария, - прав Федор Нотович, - «стремилась возвратить себе все потерянные территории и готова была ориентировать свою внешнюю политику на любую великую державу или группировку, которая поможет ей осуществить свои требования». Что позже подтверждал в мемуарах и сам Радославов, признавая, что «личные мои или Тончева взгляды роли не играли. Если бы Сербия пожелала удовлетворить справедливые болгарские претензии в Македонии, позиция Болгарии приняла бы, невзирая на мои или чьи угодно симпатии, нежелательный для Австро-Венгрии оборот».

И следует отметить, так и есть. Поскольку уже 29 июля, на самом старте событий, болгарский премьер, убежденный, хронический русофоб и германофил, на прямой вопрос Савинского ответил предельно прямо: «Прояви сербы благоразумие, я бы взял бы Македонию обеими руками, и положение их стало бы не безнадежным», а две недели спустя, формулируя инструкции для переговоров с Антантой, подтвердил: «Требуйте всю Македонию, и если сербы скажут “да”, через восемь дней мы станем рядом с ними».

И тем не менее, не сошлось. Плюсуя на бумаге армии Греции и Румынии, мудрые стратеги в Лондоне и Париже получали цифру, в полтора раза больше, чем у Болгарии, и приходили к выводу, что это круче. Жизнь, правда, показала позже, что все совсем не так, но это позже, а пока что переговоры тянулись без смысла. Даже Россия, которой болгары делали «скидку», прося для начала просто публично признать, что договор 1912 года, который она, кстати, гарантировала, не был соблюден, от признания увильнула. Зато популярная, очень монархическая московская «Земщина» едко проехалась по поводу «наглого болгарского шантажа».



Она не танцует!

В итоге, к рождеству 1914 София пришла в состоянии, провозглашенном еще 1 августа Радославовым, разъяснившим смысл «строгого нейтралитета» предельно внятно: «Мы не являемся в данный момент чьими-либо агентами и будем продолжать политику, отвечающую болгарским интересам». То есть, как ехидно заметил мудрый Кольмар фон дер Гольц, «в соответствии с общим балканским идеалом - получить, ничего не дав взамен», но с той оговоркой, что партнеры из Лондона, Парижа и Петербурга хотели того же, так что все были хороши, - а Болгария получила все основания выяснить, что, собственно, готовы предложить за добрую услугу Рейхи.

И вот тут Поле Чудес распахивалось вовсю. Берлину и Вене пусть даже и не союзная, но лояльная Болгария была необходима. Их скамейка запасных была очень коротка, а мощь болгарских войск под сомнение не ставилась, и удар их в спине (даже не говоря о сербах) грекам или румынам, будет те решат вписаться за Антанту, был бы крайне желателен.

Но даже в случае «благожелательного нейтралитета» через болгарскую территорию после захвата Сербии можно было установить прямое сухопутное сообщение с Турцией, - а это само по себе дорогого стоило. И уж чего-чего, а Македонии ни Вильгельму, ни Францу-Иосифу не было жаль, эта Кемска волость им не принадлежала и совершенно не волновала, а отношение Софии к Белграду позволяло надеяться на самый благоприятный исход.

В конце концов, ведь уже 24 июля, только узнав о венском ультиматуме, Радославов, истово крестясь, воскликнул: «Счастье! Какое счастье для Болгарии! Все вернем без всякой войны!». Да и Фердинанд тотчас послал в Вену депешу: «Счастлив, что высшие интересы моей страны совпадут с интересами Вашего Величества», а уже 2 августа премьер, выражая мнение царя, пригласил послов обоих Рейхов, предложив союз на все тех же условиях: «Вся Македония - наша, и мы ваши». Вплоть до того, что если Румыния ляжет под Берлин, так хрен с Добруджей, пусть мамалыжники живут спокойно.

Ясен пень, мгновенно раскрутил обороты и официоз, устами журналюг, с которых спросу нет, озвучивая помыслы политиков. Австро-Венгрию, «вставшую в защиту попранной сербскими бандитами справедливости и уничтожения общего врага», воспевали на все тона. 29 августа в газете «Воля», трибуне «стамболовцев», программно прозвучало: «Встав на сторону лютого врага, Россия стала непримиримым врагом Болгарии, она не только способствовала разгрому наших политических идеалов, но и впредь будет мешать их осуществлению». Спустя несколько дней тон чуть смягчился, но суть осталась прежней: «Не сердцем думать надо нам, но интересами потомства. Национальные интересы повелевают примыкать к противникам русской политики».

Откуда ни возьмись, из неформальных кружков офицеров македонского происхождения, по взглядам близким к сербской «Черной Руке», возникла Военная Лига, возглавленная фанатиком-«македонистом» Михаилом Савовым. Естественно, в хор, обрабатывая свою огромную группу поддержки, включился и ЦК ВМОРО, - «Я готов есть русскую грязь, но если Россия стоит за воров, я подниму нож даже против России» (Тодор Александров). И в общем, указывая в отчете Францу-Иосифу, что «Старые торговые связи, ненависть к Сербии и обида на Россию, укрепляемая тем, что Россия никогда не признает своей вины, - вот наши лучшие союзники в Болгарии», граф Берхтольд, глава МИД Дунайской державы, был прав.

При такой симфонии взглядов, вопрос с «третьей сестрицей» закрыли за пару часов. Предложили даже сколько-то сербских земель, но тут софийские отказались, улыбчиво пояснив, что земли готовы взять, если немцы решат вопрос с фауной. Такой расклад, да еще и с объяснением «война с Сербией ни в коем случае не означает войны с Россией», устраивал всех, включая «крайних русофилов». И всё же, - даже притом, что и глава правительства, и его министры, и сам царь, и общество, были настроены на возвращение Македонии в «лоно българской отчизны» немедленно, а порвать сербов очень хотелось всем, кроме «самых левых» Фердинанд и Радославов в самый последний момент, решили не спешить с подписанием. Просто проявив разумную осторожность.

Судите сами. С одной стороны, Самсонов и Ренненкампф уже проиграли Танненберг, - и это вдохновляло. С другой стороны, Париж не пал, сербы держали фронт, и в связи с этим, Румыния и Греция, казалось, уже почти лежащие под Берлином, решили еще раз подумать, - и это тормозило. Ибо уйди они под Антанту, пришлось бы воевать на несколько фронтов, а такой радости, имея опыт 1913, в Софии не хотел никто. А с третьей стороны, осенью воевать раскачалась Порта, и это опять-таки вдохновляло.

Короче говоря, ждали чего-то надежного, солидного, чтобы принять верное, окончательное решение – или все-таки поддержать Рейхи, или дожать Антанту, или посидеть в сторонке. Поэтому решили поговорить еще, вернувшись к теме сербских земель. Ну как сербских… Просто вспомнили, что города Ниш, Пирот и Вране, ушедшие под Белград еще в 1878-м , по сути, хотя за 40 лет и «сербизированы», но тоже болгарские, только тогда София права голоса не имела, а сейчас имеет. Так что, ладно, возьмем, даже с фауной, - вернем беженцев, они быстро всю сербизацию  назад отболгарят, а ВМОРО проследит,  - но давайте обсуждать без галопа.

А пока, это уже в финале консультаций, в знак доброй воли, - поскольку «благожелательный нейтралитет», - будем спокойно пропускать в Стамбул германские эшелоны, в Сербию же, при всем «благожелательном нейтралитете», эшелоны с русским хлебом пропускать не будем. Потому что России мы не враги, но сербам блага не желаем. Пусть голодают. Как-то так. Но без суеты. Помыслим, посчитаем еще,  а уж в Новом Году, даст Бог, и решим...

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив