Испанские правители и их время

watermelon83 — 14.03.2016 - первая половина 17 века - это два Филиппа и один Оливарес. Предыдущая часть лежит тут, вместе с Английской Армадой.

Величия много, а дел - мало


Смертью Филиппа II закончилась в Испании череда блестящих правлений. На смену титанам пришли посредственности. Впрочем, подобное явление в первой половине 17 века наблюдалась почти везде, от туманного Альбиона до далекой Московии. Это была эпоха первых министров, серых кардиналов (патриархов, в Москве) и последнего взлета дворянско-феодальной вольницы. Все фрондировали как могли. Поэтому личности монархов отходят на второй план - время окинуть взглядом путь пройденный иберийской монархией и написать новую главу в ее истории.

Новый король и старые проблемы
Перед Филиппом III не стояло таких явственно трудных задач, что выпали на пути у его деда-императора, но проблемы 17 века были глобальнее прежних. Ему досталось блестящее наследство, потенциал которого подтачивало целое сонмище трудностей. Любая из них не была непреодолимой, но в массе они представляли собой запутанный клубок накопившихся дел, нерешенных задач и далеко зашедших процессов. Короче говоря, великая эпоха уходила, на смену подвигу должна была прийти рациональность и точный подсчет.
Родившийся 14 апреля 1587 г. Филипп подходил для расчистки этих авгиевых конюшен менее чем кто бы то ни было. Энергичный, но быстро остывающий. Храбрый, но слабовольный. Начав с решительных шагов и демонстрации намерений, он вскоре совершенно охладел к государственным делам, удалившись в частную жизнь. Она была наполнена развлечениями, обычными для монархов без особого ума: охотой, придворной жизнью и турнирами. От короля, вступившего на престол осенью 1598 г. в двадцатилетнем возрасте, ожидали большего.

Всеобщий кризис охватил полуостров. Кастилия, давшая когда-то импульс создавший всемирную монархию от Индии до Индии, изнемогала. Сто лет, весь 16 век, она давала людей и деньги, людей и деньги, чтобы слово испанского короля не потеряло своего веса. Именно кастильские солдаты заработали испанской пехоте ее славу, именно Кастилия была центром и главной составляющей мощи государства. Но теперь она была истощена. Под конец правления Филиппа II ей пришлось пережить экономический и демографический спад. За несколько лет уходящего 16 века эпидемия чумы унесла каждого десятого ее жителя. Хотя бюджет монархии зависел от ветра (в прямом смысле этого слова: на рубеже веков, почти четверть государственных расходов покрывалась за счет американского серебра), но главным резервом все же оставалась именно Кастилия. Это была расплата за внутренне довольство - более низкие налоги для остальных частей полуострова, для Арагона, для Португалии. Такая политика, не лишенная смысла вообще, могла продолжаться достаточно долго, но не вечно.
В культурной жизни тоже намечались признаки некоторой стагнации, но их очевидность видна лишь тем кто вооружен послезнанием: быть может испанская экономика, все более попадающая в сети добывания, а не производства и не стимулировала науку, а такие отрасли как книгопечатание постепенно сокращались, но все же нельзя сказать, что ситуация была непоправимой. Начало 17 века - золотая эпоха испанской культуры, время отдыха и переваривания достижений прошлого. История показывает, что такие периоды спокойной усталости наиболее плодотворны. Кризис наступал, но покуда это было приятное ощущение падения после утомительного карабканья в гору.
Внешнее положение было сравнительно неплохим, по-крайней мере намного более легкоразрешимым нежели внутреннее. Франция, сумевшая выпутаться из бесконечных гугенотских войн, представляла собой противника, но противника ослабленного, зажатого с двух сторон и с крайне туманным будущим. Покуда был жив веселый король Генрих IV положение Франции представлялось достаточно стабильным, но все могло измениться после его смерти. Так или иначе, ожидать особой угрозы оттуда не приходилось, по крайне мере в ближайшее время. Англия была врагом, но врагом уставшим от смертельной схватки и желавшим закончить ее, на приемлемых условиях. Италия практически полностью контролировалась Мадридом, а в Священной Римской империи правили (несмотря на католическо-протестантский дуализм курфюрстов) Габсбурги, как казалось - вполне надежно. Османы погрязли во внутренних смутах и давали знать о себе лишь на Балканах. В этих условиях единственной проблемой оставались Нидерланды, но именно они удерживали за собой всех европейских противников Испании, лишая ее свободы маневра. Этот капкан следовало либо уничтожить, либо освободиться от него любой ценой.

Я тоже подумал, что Шендерович, писатель-сатирик. Ан нет - герцог Лерма!


Валидо
Наверное особенно обидным для тех кто возлагал на Филиппа надежды, являлся тот факт, что последний вовсе не мог считаться небрежно подготовленным к своей роли, особенно на фоне предшественников. Нет, конечно, за ним не было такой школы наместничества как за его отцом, но все же нашего Филиппа готовили к трону, задолго до восшествия. Это, в данном случае, демонстрирует превалирование врожденных способностей над приобретенными. Как мы уже уяснили - при наличии доброй воли, у короля отсутствовало всякое желание заниматься делами, просиживая дни за бумагами. Так что первые годы его правления запомнились лишь нарочито дорогой свадьбой, на фоне банкротства. Впрочем, в любви Филиппу везло - его брак с Маргаритой Австрийской принес им восьмерых детей за двенадцать лет брака. Среди них - будущая королева Франции Анна, известная вам по романам Дюма.
Когда короли перестают править, расцветает институт фаворитов. В данном случае мы употребим испанское слово валидо, которое, в принципе, должно было получить большее распространение чем французское, будь эти валидо успешнее фаворитов. Если говорить кратко, то институт фаворитизма - это нечто среднее между созданием специализированного и наделенного особыми полномочиями органа для разрешения проблем в комплексе (навроде чрезвычайной комиссии) и ухудшенной копией королевской абсолютизма. По сути, фаворит - тень короля, человек выполняющий за него всю работу, в то время как абсолютный монарх собирает пенки. Этот труд, в условиях особой опасности, могли принимать на себя как желавшие улучшить дела государства, так и просто карьеристы. При обычных условиях, рано или поздно, фаворитизм всегда вырождается в нечто уродливое, хотя, по началу, может давать неплохие результаты. Так, к слову, со всеми чрезвычайными мерами - их эффективность напрямую связана с длительностью применения. Испании не повезло сразу: первый же валидо вышел комом.

Человек, вошедший в историю как герцог Лерма и закончивший свою карьеру кардиналом, был на тридцать лет старше Филиппа и знал его с юных лет инфанта. Поэтому как только новый король возглавил страну, Лерма был немедленно призван к власти. Валидо, ставший к тому же и камергером Филиппа, что называется взялся за все - теперь все мало-мальские бумаги проходили через его руки, его подпись/печать на документах равнялась королевской. Короче говоря, это был самый настоящий фаворит/временщик, в классическом негативном виде: надменный, неумный и падкий на лесть. Старая гвардия была отставлена, высшие должности при дворе и в государстве заняли его креатуры. Это, собственно говоря, само по себе не хорошо и не плохо - коль король не правит, то валидо вынужден заниматься этим сам, а главное тут - кадры. Но что делать если и король, и валидо одинаково плохи? Получается лишь удлинившееся правило абсолютной власти, в которой все идет хорошо лишь с тем условием, что носитель этой самой власти - молодец и умница. Но такому, как известно, и фаворит не нужен. Тут же отсутствовали оба компонента для удачного ведения дел: и король, и его доверенное лицо были, мягко говоря, малоспособны.

По волнам
Слабые умственные потенции при самонадеянности чреваты войнами, а без нее - внутренним разложением. И король, и его валидо не желали прикладывать усилий для поддержания той сложной конструкции, что создали Карл V и Филипп II. Какие-то усилия предпринимались, но системы в них не было и попытки тут же оставлялись, встретив первое сопротивление.
Кастилия, с ее хиревшими городами и промышленностью, так и продолжала оставаться донором имперской экономики и политики. Несмотря на по большей части мирное время, пришедшееся на правление нового короля, налоги не были снижены и ситуация продолжала ухудшаться. Власти ответили на это худшим компромиссом из возможных - пошли на послабления знати, которая в указанную эпоху вернула себе многие права и возможности, утерянные при бюрокатии прежнего монарха. Корона заключила союз с дворянством за счет крестьян и горожан - крайне опасная формула! Но вполне удобная для тех кто не желает трудностей сейчас. Эмиссия как способ борьбы с дефицитом бюджета - из той же оперы. Ответом был верный симптом - рост бандитизма.
Одной из немногих удачных внутренних мер новых властей было изгнание морисков, мавров принявших христианство. Небезосновательно подозревая в нелояльности, испанцы выгнали их из страны, причем значительная часть предпочла осесть на юге Франции или уплыть в колонии. Мы говорим об удачности в том смысле, что хотя эта депортация была крайней мерой, в продолжающихся условиях без нее, очевидно, стало бы только хуже. Ампутация загноившегося по халатности врачевателя члена все-таки лучше смерти всего организма. При том положении дел Испании повезло, что от мавров избавились сразу и без особых трудностей. Хотя страна лишилась еще 4% своего населения.

Если во внутренних делах власти предпочитали бездеятельность и сомнительные компромиссы, закрывая глаза на рост зависимости от заокеанского серебра и нарастающий процесс отдаления американских колоний, то внешняя политика колебалась между желанием ничего не менять и добиться много малыми усилиями. Пусть кто-нибудь другой - лозунг испанского королевства тех дней.
Проще всего было замириться с Англией: тамошний шотландский король чувствовал себя не очень уютно и предпочитал мир ради того, чтобы не потерять очков в борьбе с парламентом. Англичане отстояли свои позиции, но о том, чтобы заменить Испанию в колониальных делах нельзя было и подумать. Так что, в целом, мир отвечал интересам Англии в большей степени нежели испанским. С другой стороны, сложно предложить приемлемую стратегию в борьбе с Англией даже для более ответственного правительства. Нынешнее же было намного более региональным чем прежние - Лерма и его господин видели основной точкой приложения своих усилий Средиземноморье, забывая о том, что Испании 17 века не одно и то же что Кастилия 15. В любом случае, монархия готова была пойти на большие уступки, чтобы развязать себе руки: перемирие 1609 г., остановившее несколько десятилетий войны на севере Европы было исключительно выгодным для голландцев. Их позиции в обеих Америках, в Индийском и Тихом океанах, позиции полученные за счет испанской короны, оставались нетронутыми. Более того, становилось очевидным, что теперь именно голландский флот становится основным конкурентом испанского. Дело было не в числе боевых судов - специализированных военных кораблей тогда было немного, дело было в том, что доселе испанский флот был первым и единственным мировым флотом в главном смысле этого значения, т.е. транспортном. Вся сила Испании была в сотнях судов, могущих перевозить тысячи людей и грузы по всему миру. Английские пираты могли отщипывать от этого, но не могли заменить этого. Теперь Нидерланды стояли не в статусе удачливого вора, как Англия, но в положении грозного и беспощадного конкурента.
Старая гвардия негодовала позорным миром, оказавшимся тяжелее чем война. Для ветеранов многих кампаний такое окончание, с официальным признанием мятежников за государство, было наглядным свидетельством того, до чего может довести отсутствие воли. А главное - ради чего? Победы над морисками? Некоторых завоеваний в Северной Африке?
Франция Генриха продолжала оставаться враждебной, но его смерть от рук монаха в 1610 г. казалось оправдала надежды тех, кто рассчитывал на продолжение слабости этого королевства. Борьба за место при троне французского короля естественным путем отдалила французскую опасность и разрядила атмосферу в Европе. Более того, гибель Генриха позволила связать Мадрид и Париж узами династического брака, выдав за нового короля Людовика XIII дочь Филиппа Анну.
В Италии сложно было как-то поколебать ту испанскую , что сложилась там в 16 веке, так что положение тоже осталось неизменным.

Обеспокоила Германия, центр Священной Римской империи. Евангелическая уния, сложившаяся на севере, явным образом противостояла католикам, на которых опирались австрийские Габсбурги. Несколько узловых точек борьбы, включая Богемию, не могли скрыть главного: в империи мог появится новый император, не Габсбург, быть может не католик или не немец. Лерма, с его региональным мышлением, готов был закрыть на это глаза, но к тому времени его влияние уже не было так велико как прежде. Если протестанты видели во всем руку папистов, направляемых единой волей Рима и Мадрида, то католики с не меньшей очевидностью усматривали последовательность действий протестантов. Начав с самого севера, из Англии, они перекинулись в Нидерланды, сомкнувшись с лютеранскими курфюршествами Германии. Теперь дело было за малым - поставить своего императора, распространив ересь (и политическое влияние) на все немецкие земли. Если одна только Голландия проводила настолько сильную экспансию (особенно ударяя по португальцам), то что будет если к ней пристегнут германцев? Сумеет ли Испания тогда подавить возможную активность Франции на своих границах? в Италии? англичан и голландцев на море? Картина рисовалась буквально апокалиптическая: англикане, кальвинисты, лютеране и гугеноты с севера, мусульмане с юга. Компромиссы почти двадцати лет показались уступками выгодными лишь врагу и не принесшими никаких плодов внутри и снаружи. Лерма, потерявший доверие короля и не сумевший создать себе репутации, был изгнан в небытие частной жизни аккурат в год начала Тридцатилетней войны, в 1618 г.
Испания вернулась к прежней, мировой политике. Филипп, несколько отошедший от прежнего уединения в праздности, совершал демонстративные поездки по стране. Интервенция испанских войск (и денег) способствовала тому, что австрийским Габсбургам удалось разгромить протестантские силы в Богемии (расово верное название Чехии, хе-хе). Но, для короля наступали последние дн: активность, после многолетней бездеятельности, подточила его силы и он умер от лихорадки на обратном пути из поездки в Португалию.

Что был, что не был...


Выводы
Филипп был удачлив. Ему, в определенном смысле повезло - он снял пенку со столетних усилий своих предшественников. Без каких-либо личных заслуг, Филипп III с первого до последнего дня оставался самым значительным монархом Европы, уступая императору в пышности титула, но не в действительном могуществе. Ранняя смерть в 42 года оставила его в неведении, в счастливом неведении относительного истинного состояния дел. Нельзя сказать, чтобы в его правление ситуация ухудшилась кардинальным образом - этого еще не было. Но его бездействие, нежелание жертвовать частным ради общего, наконец его неумение подобрать себе заместителя, означали то, что в течении более чем двадцати лет испанские проблемы загонялись в глубь. Таким образом, эпоха Филиппа III не оказала благотворного воздействия на его подданных. Потерянное время - ему повезло, а Испании - нет. Ей требовался кто-то вроде Великого курфюрста, а она получила ничтожество, пусть и добродушное.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив