Искренность или вежливость. Какое из двух зол выбрать?

rabota_psy — 19.03.2018 Первоначально мой текст задумывался как комментарий вот к этому посту. Но потом я увидела, что выхожу за рамки темы, пишу оффтоп, а потому решила свой комментарий оформить отдельным постом.
С лёгкой руки Ольги Викторовны вспомнила пост, который некогда меня удивил, про Александра Ройтмана.
Вот здесь, «Первое, что бросается в глаза — это их сходство друг с другом. В манере говорить, в мимике, в жестах — тот же налёт невозмутимой грубости, ничем неоправданного превосходства, эдакой "гордой пошлости". Манеры тюремного охранника.»
Так вот, первое, что мне бросилось в глаза в комментариях к тексту ТС — это интонационное, эмоциональное и лексическое сходство комментаторов, которые яростно защищали своего гуру Есельсона и нападали на Наталию Неудачину. Поначалу даже промелькнула мысль, что пишет один человек под разными никами. Но потом я поняла, что люди разные, но, простите за оксюморон, просто они одинаковые. И я не буду рассказывать, в чём их одинаковость. Это уже сделал perchik1967.
Разные позиции, разное представление о допустимом. Там где один промолчит, но недовольно приподнимет брови, другой уже исступлённо кричит и поносит всякими словами. Претензии первого ко второму — хам, грубиян, плохо воспитанный человек. Человек должен быть вежлив, сдержан, на конфликт идти только в крайнем случае и в очень корректной форме.
Претензии второго к первому — двуличный, лживый, трусливый, в глаза одно, а за глаза другое. И это он называет хорошим воспитанием! Человек должен быть искренним и правдивым, не бояться сказать в глаза всё, что думает. Прямо и открыто, а не всякими там намёками.
А теперь пример, как сталкиваются подобные позиции.
Две молодые женщины работали в одной организации. Подружились, вместе ходили обедать. Иногда встречались после работы поболтать в кафе. Обе недавно пережили тяжёлый развод. Так что могли себе позволить не спешить домой. Валя — молчаливая тихоня 4 года была замужем за человеком, который контролировал каждый её шаг. Кричал и унижал её, она ушла, когда муж стал поднимать на неё руку.
Надя — стильная красотка выгнала мужа, когда узнала о его изменах. «Ну ладно бы, если красивее и моложе. Так ведь нет. Старые и страшные.» Это почему-то Надю больше всего оскорбило.
И после года задушевных бесед решили две подружки вместе провести отпуск в жаркой стране у тёплого моря. Справили визы, купили путёвки и «нужен нам берег турецкий».
После сорок морок, вконец усталые и замученные оказались они в номере отеля. А окна на запад, и кондей не работает. И Надя сорвалась. Потому что всё не так: страна не так, путёвки не туда, морды у чурок похотливые, отель отвратительный. «И вот увидешь, в этой дыре нас заразят холерой.» Но самое изумительно, что, оказывается, виновата во всём этом Валя. И вообще Валя только прикидывается тихоней, а на самом деле ещё та змея подколодная. Уж она-то, Надя, знает: кто начальству инфу на сотрудников сливает. «Ты что, серьёзно не понимаешь, что ты мне отпуск испортила?» Валя ошарашено сидела и слова не проронила. Путёвки в Турцию и всё остальное — идея самой Нади. По складу своего характера Вале очень трудно принимать хоть какие-либо решения. «И какая информация начальству? Это вообще о чём?» Наоравшись вдоволь, Надя пошла принять душ. Помылась, успокоилась, высушила феном волосы — полчаса, ну час от силы. Выходит из душа, чтобы переодеться и пойти с подружкой ужинать. А подружки нигде нет. И вещей её нет. Зато на столе записка: «Я поехала домой». То есть, как бы Вале не трудно было принимать решение, она его приняла мгновенно. Вызвала такси до аэропорта, тут же купила билет, каких-нибудь 4 часа, и вот она уже дома лежит глазами к стенке. Она всегда так лежала, когда ей было плохо.
«Что?! Куда? Домой? Идиотка!» Нет, по путёвке Надя доотдыхала, не пропадать же деньгам. Но вот теперь отпуск был действительно испорчен.
А когда Надя и Валя вышли на работу, Надя всем раззвонила, какой финт ушами провернула Валя. «Ей вишь ли не понравилось, что в отеле кондиционер не работает. Взяла и улетела. А кондей просто не включен был. Психушка по ней плачет. То-то она к психиатру после развода ходит. Небось и муж её бросил, потому что она психованная.»
Валя никому нечего не рассказывала. Смотрела на Надю круглыми от ужаса глазами и старалась избегать её. Лишь одна возрастная, въедливая тётенька сумела выудить из Вали её часть истории. Тётенька эта любила всё знать и всё всем рассказывать. Но даже после её рассказа были те, кто обвинял Валю в мимозности. «Подумаешь, поссорились. Люди ссорятся — это нормально. Сейчас поссорились — через час помиритесь. Что из-за этого отпуск портить и себе и другому?»
Вспоминаются слова Шефнера «Словом можно убить, словом можно спасти...». Вопрос — кого? Валю — да, для Нади слова ничего не значат. Словом не убьёшь, да и спасти вряд ли.
И если эта история недавняя. И имена изменены. То следующую историю я расскажу без имяреков.
Григорий Моисеевич Сандлер. Вот что о нём пишет википедия: «Фундаментом всех достижений хоров Сандлера — эмоциональности, выразительности, стройности, слитности голосов, красивого звучания — была его постоянная тщательная вокальная работа с исполнителями. Он был великолепным интерпретатором хоровых сочинений и большим художником. Он захватывал хор своим внутренним состоянием и исполняемые им произведения до глубины души трогали слушателей. Жанр пения а капелла — основной жанр, которому Сандлер посвятил свою деятельность.»
Выдерем из контекста два слова — эмоциональность и а капелла. Начало сентября 78 года. Первая репетиция университетского хора после летних каникул. Моя подруга Лера училась на химфаке ЛГУ и пела в хоре Сандлера. Она-то и затащила меня на эту репетицию. Присутствие слушателей на репетиции мэтром не возбранялось. Возбранялось петь как бог на душу положит. А тут проблемы с актовым залом, кем-то чем-то он оказался занят. А в аудитории с рядами скамеек, забирающихся под потолок не нашлось рояля в кустах. А капелла — это потом, на концерте, на репетиции рояль нужен, что бы хотя бы лялечку взять, а нет его.
Помимо меня была ещё пара-тройка слушателей, но они сидели на самой верхотуре. Я же заняла место на восьмом ряду в центре возле прохода, то есть фокусное по слышимости. И возле меня по лесенке туда-сюда бегал обозлённый дядька — Григорий Моисеевич Сандлер, и мешал мне слушать пение. Может, конечно, хор и фальшивил, но мне всё равно было приятнее слушать хор, а не то что выкрикивал дяденька. Что он выкрикивал? Знаете сколько людей училось в ЛГУ, и сколько из них пело в университетском хоре — вот у них и спросите. Я же скажу, что он говорил всякие нехорошие слова, которые какому-нибудь Семёну Борисовичу Есельсону ещё учить и учить.
И вот, во время одной из пробежек мимо меня Сандлер, пристально глядя мне в живот, взревел: «Ну всё, вы у меня сейчас получите». Я вздрогнула, а он схватил лежащую у меня на коленях Леркину сумку. Вот каким образом Лерка в дамскую сумочку умудрилась запихнуть увесистый том «Органической химии»? Григорий Моисеевич, как ни старался, а вытащить её оттуда не мог, но при этом продолжал кричать: «Твари, вы у меня сейчас получите». Услышав о тварях, я немного успокоилась. Значит, агрессия не в мой адрес, потому как я не твари, а всего лишь тварь. Непонятно только, почему запустить в фальшивящий хор Сандлеру хотелось именно книжкой. Мог бы запустить всей сумкой, было бы увесистей. Не сумев вытащить «Органическую химию», Григорий Моисеевич швырнул мне обратно на колени Леркину сумку и проскакал на пару ступенек вниз. И вдруг его хор дружно заржал. Сандлер в недоумении остановился — как смеют. Но не он был поводом для веселия. Григорий Моисеевич оглянулся. Это я скорей-скорей отсаживалась от прохода, подальше от нервного дяденьки. Не, ну а что? Имею право испугаться. «А, твари, как ржать, так они в унисон, а как петь, так кто во что горазд,» — пробормотал Сандлер почти миролюбиво.
Если в этой истории я была участником, то другой эпизод мне рассказала Лера.
В хор пришла новенькая — студентка психфака (ну правда же, от кого ещё можно таких пакостей ожидать). Григорий Моисеевич как всегда вёл себя буйно эмоционально. Досталось и новенькой. Уж не знаю, что он там ей сказал, но предполагаю, что ничего хорошего. И вот что прилетело в ответ:
— Скажите, вы серьёзно полагаете, что гению необязательно быть воспитанным человеком?
— Что? — промямлил опешивший гений.
Остальные вопросы Сандлеру задать не удалось. Это был шквал, обвал и цунами в одном флаконе. Хористки (хористы благоразумно молчали) кричали, как она смеет, да кто она такая. «Кто воспитанная, ты воспитанная? Говорить такое пожилому человеку! Извинись немедленно.» Без проблем. Извинилась. Как в анекдоте: «Значит, маркизу я не имею право назвать свиньёй. А могу ли я свинью назвать маркизой?» «Можете.» «Простите, маркиза!» И ни один мускул не дрогнул. О, выдержка! Гвозди бы делать из этих девиц. А ведь скажи кумир своим хористкам: «Фас!» Они бы её на клочки порвали.
Но девочка попала в самую точку, Григорий Моисеевич Сандлер действительно считал, что как человек искусства он имеет право на эмоциональность, то есть право говорить всё, что захочется.
Да, деликатные, впечатлительные невротики вынуждены жить бок о бок с буйнопомешанными истероидами. И никуда от этого не деться. Можно только научиться жить. Научиться выстраивать психологическую защиту.
Если бы на тренингах Семёна Борисовича Есельсона обучали, как общаться с человеком, который в любой момент может начать на тебя орать, называть тебя проституткой, мразью, гадиной, убогой тварью, цены бы этим тренингам не было.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив