Ирочка.

Много уже здесь сказано о семье, ее крепости и искушениях супругов в браке, изменах и прощении. Даются рекомендации и советы по сохранению семьи, теплых отношений, до крика отстаиваются свои позиции – и преуспевающими женщинами, и мужчинами, которые упрекают женщин в измене своей природе. И все, мне кажется правы. ВСЕ. Потому что сходятся два человека – два мира, за каждым еще миры ценностей своих семей. И мелкие нюансы делают каждую семью особенной, со своим набором проблем и радостей. Но как трудно порою проходит притирка и простые обязательства становятся обузой и причиной краха. И все-таки я решила рассказать эту, когда-то поставившую в тупик друзей Ирочки и Сергея, историю.
Ирочка еще в школе была любимицей учеников и учителей. В ней была какая-то врожденная женственность и мягкость. Черноглазая, ладненькая. Было в ней очарование, которое и объяснить трудно. С мягкой улыбкой, всегда в подогнанном по точеной фигурке школьном платье, отзывчивая… Она как-то прошла мимо возраста гадкого утенка, когда одноклассницы обзавелись возрастными прыщиками и подростковой неуклюжестью. Ее обожали мальчишки … и девчонки. Она училась легко, у нее была прекрасная память, у доски она отвечала без запинки, умудрялась подсказывать и выручать многих, решала вторые варианты контрольных, написав свой – первый.
Время школьных романов ее обошло стороной. Никому и в голову не приходило, что Ирочка может быть несерьезной, бегать на свидания. Все попытки ухаживать наталкивались на ее недоумевающий взгляд, претенденты были посрамлены. Маленькое совершенство в хорошем смысле.
После десятого класса она легко поступила в институт, на втором курсе вышла замуж за курсанта летного училища Сергея, крепыша, с льняными волосами и серыми глазами, но они вдвоем были такой гармоничной парой, что казались двойняшками. Через год Ирочка родила первенца – сыночка, свою копию, еще через год она окончила институт, а муж – училище. Вскоре Сергей получил назначение на Дальний Восток, и Ирочка надолго исчезла из поля зрения одноклассников. От родителей Ирочки мы узнали, что в семье растет уже два сына, что муж стал классным летчиком, Ирочка работает и не работает, следуя за мужем по местам назначений. Прошли годы, началась «перестройка – мать родная» и возник «Горбачев – отец родной», а вскоре и СССР перестал существовать.
Родители Ирочки переехали к матери отца, оставив квартиру Ирочке и ее семье, они, к тому времени, вернулись в родной город после демобилизации Сергея. Ирочка пыталась устроиться на работу, Сергей мучительно искал занятие. Но был он талантлив, рукаст и, вскоре, вместе с парой бывших однокурсников организовал автомастерскую, деньги все были в нее вложены, как и сбережения родителей. С трудом хватило. Через пару лет автомастерская стала очень известной. Хорошая слава делала свое дело, и от клиентов не было отбоя.
Семья почувствовала достаток, появилась первая машина – иномарка, был сделан ремонт, Ирочка была все такой же – очаровательной и доброжелательной, словом – картинка! Мы встретились на вечере одноклассников и все в один голос заорали: «Тебя законсервировали!!!!» Как-то незаметно в эти смутные времена всех потянуло друг к другу, мы стали изредка встречаться (не все, конечно, но основной костяк - осевших в родном городе).
И вдруг… гром среди ясного неба! Ирочка сбежала с любовником в Москву, бросила своих мальчиков, оставила какую-то писульку… и сбежала. Сергей запил по-черному, квартиру разгромил. Но нужно было что-то делать, как-то помочь. Протрубили большой «сбор» … и пошли по телефонному зову испуганных мальчишек. Помните картину из фильма «Москва слезам не верит?» Почти та же картина. Зашли. Дверь открыл младший. «Где он?». Сын, молча, показал на кухню. Сергей сидел за столом, который был раньше покрыт скатертью белого цвета – сейчас это была пятнистая тряпка. Возле плиты были пустые бутылки из-под выпивки. Лицо Сергея было синюшно-багрового цвета, седовато-льняные волосы слиплись в какое-то месиво. Сережа, увидев нас, заскрипел зубами, обхватил голову руками и стал раскачиваться. Мы попытались что-то сказать. Он был… где-то, …и молчал. Мальчишки отозвали в сторону, рассказали, что все это уже вторую неделю длится, и они не знают, что делать. Честно говоря, и мы не знали. Три дюжих мужика сграбастали Серегу и потащили в ванну. Он отбрыкивался… и молчал. Как на грех, не было горячей воды, пришлось греть кастрюли. Кое-как Серегу отмыли, облили ледяным душем, заставили переодеться и стали отпаивать чаем. Он сделал несколько глотков, подавился и… заплакал. Страшное это зрелище: плачущий мужчина, который не умеет плакать! Толком он ничего не мог объяснить, мы только поняли, что это был обычный выходной день, он уехал на работу, несколько раз позвонил домой, но никто не отвечал. Решил, что Ирочка где-то «зависла» - у подруг, родителей. (Мобильники были еще не в ходу). Затревожился уже под вечер, и, когда приехал домой, увидел на кухонном столе записку: «Простите, я очень виновата, я очень виновата. Уезжаю в Москву с Марком. Потом все объясню. Ирина». В этот вечер, плавно перешедший в ночь и в утро, мы о многом переговорили, Сергей начал приходить в себя, потом увидел своих мальчиков и сказал: «Будем жить втроем. А ее я найду и убью. Захочет вернуться – на порог не пущу».
Мы созванивались, жизнь потихоньку вошла в какое-то русло, Сергей работал, мальчики учились, от Ирочки вестей не было. Прошел месяц. Кажется. Всех всполошили его звонки: «Приезжайте, Ирина прислала письмо, Нужно что-то делать…». Все собрались на той самой кухне, и нам было зачитано письмо, те части, которые счел нужным прочесть Сергей. В письме Ирочка писала о своей вине, о внезапно нагрянувшей любви и невозможности с нею бороться, снова – о вине и раскаянии, своей горечи и тоске по своим троим мальчикам. Сумбур. Сережа, прочитав, к нашему изумлению произнес: «Ей очень плохо. Она хочет вернуться, но боится. Я уже простил ее, и если она вернется – ни словом не попрекну. Я много передумал – моя вина, что все так случилось, я мало говорил ей, что она для меня так много значит, это я подтолкнул ее к бегству. Она была такой рассеянной, расстроенной всю неделю перед отъездом. Отмалчивалась. Пару раз была заплаканной. Отговорилась, что кино смотрела. Я ничего не заметил!!! Если она вернется – я буду целовать следы от ее ног». О-п-п-а-а—ньки!!!! У всех физиономии вытянулись от неожиданности. ОН БЫЛ СЧАСТЛИВ! От простого письмеца. Сумбурного. Мы немного еще посидели, пытались придумать, как вычислить ее московский адрес (на конверте стоял штемпель, но не было адреса). И скоро-скоро нас позвали снова – она вернулась!
Мы договорились придти все вместе. Как себя вести, что говорить? Совершенно идиотское положение. Вот так, посмеиваясь и с бьющимися сердцами, мы оказались у знакомой двери, она распахнулась, и сияющий Серега заорал на весь подъезд: «Где Вы шлялись?» Пахло вкуснятиной, в глубине квартиры сновала Ирочка. А вот … и она. Вышла к нам. Уставшая немного, чуть больше седины в ее когда-то черных волосах, а в остальном – она, все такая же – наша Ирочка, Ириша.
Мы, в некотором смятении, расселись за стол и Сергей, нарушая все традиции, поднял бокал и сказал примерно такой спич: «Ребята, спасибо Вам за все. Я бы без Вас, наверно, не выжил. И спасибо моей Ирочке, что все это случилось. Я только сейчас понял, какое счастье мог потерять. Я подымаю тот бокал за мою жену, нашу маму, за нашу свадьбу!» «?????????» «Мы сегодня снова женимся. Заново. Я тебя люблю, Ирина!». Редко я видела людей, смотревших друг на друга такими взглядами. Даже как-то морозец по спине прошел. Вечер был «веселухой», хохотом наполнен, школьными воспоминаниями… Самая настоящая свадьба с криками «Горько», вперемежку с воспоминаниями. Было одно табу: имя Марк. Наш одноклассник. Тот, с кем сбежала Ирочка.
Но ближе к ночи, под предлогом помощи хозяйки, тетки оказались в кухне – дамской кучкой и, конечно, прозвучал вопрос: «Что это было?»…
Маленькое отступление: еще один участник тех событий – МАРК (Марик) – наш одноклассник, золотой медалист, гений-математик, спортсмен, смуглый красавец восточных кровей с примесью еврейской. Тот еще микст. Он всегда был очень закрыт для общения, ровен со всеми. Марк на выпускном вечере не был. Ему нужно было сдавать документы в МИФИ, в который успешно поступил. И… исчез из поля зрения на долгие годы – осел в Москве, в которую перетащил родителей и брата с семьей.
Вот что нам рассказала Ирочка.
«Я в тот день собралась сделать вареники с черникой, мальчики их очень любят. Сережа уехал на весь день – был срочный заказ, мальчишки убежали по своим делам. У меня была куча времени.
Я быстренько собралась и поехала на рынок за черникой. Но на рынке, как водится, прикупила кое-что еще и с тяжелыми сетками возвращалась домой. Ждала на переходе зеленый свет, и краем глаза увидела очень красивую машину, проехавшую мимо. Только начала переходить улицу – слышу – меня зовут. Это был Марк. Ахи, охи, как ты, где ты? …ну как обычно все. Марк предложил где-нибудь посидеть – так давно не виделись, расскажи обо всех, ты же в курсе. Нашлось и уютное кафе в подвальчике местного театра. Марк был неотразим. От него исходил запах успеха и больших денег. Разговор был длинным, Ирочка начала посматривать на часы, Марк занервничал. И когда Ирочка засобиралась всерьез, неожиданно выпалил: « Ирочка, я целую жизнь ждал этого дня. Я даже женился на своей жене, потому что она напоминала мне тебя. Мы давно развелись. Я живу один. У меня взрослый сын. Если бы ты знала, как я был влюблен в тебя! все школьные годы и как много лет ты стояла у меня перед глазами». От этих слов у меня что-то екнуло. Голова стала как в тумане… и в итоге я оказалась в гостинице, в номере Марка. А дальше было все, как будто не со мною. Угар. Счастье. Раскаяние. Головой понимала, что разрушаю жизнь свою и семьи, но будто кто-то сильнее меня, заставляет меня бежать к Марку каждый день. В гостиницу. И я сбегала… , отчаянно цеплялась за каждый день, потому что в воскресенье он уезжал. Не было у меня никаких мыслей ни о чем. Словно, кто-то другой жил во мне. Но воскресенье наступило очень быстро. Я была в каком-то противоречивом настроении – и все во мне плакало от предстоящего расставания и я испытывала облегчение, что все это закончится, наконец … Это безумие… Марк ждал меня внизу. Я села в машину и услышала то, что очень хотела услышать, и что лишило меня остатков воли. «Я без тебя не уеду». Я вернулась домой, написала записку и зареванная села в машину Марка. Уезжала я счастливая и …с пустой головой до звона, тяжелым сердцем и какой-то неправильности всего случившегося.
В Москве началась новая жизнь, Марк летал от счастья, а я через несколько дней после приезда, начала тосковать о детях …и Сереже. Марк приносил мне подарки, водил в рестораны, все это меня радовало, …но не сильно. Я закрывала глаза и видела свой дом, сыновей и Сережу. Марк – умный и тонко чувствующий человек, и он вскоре заметил мое состояние. И однажды у нас случился откровенный разговор, после которого Марк купил мне билет и, когда отдавал мне, с горечью сказал: «Единственное важное в своей жизни когда-то я недооценил - любовь, а когда казалось, что вернул – окончательно потерял. Ты не сможешь жить без своей семьи, она – часть тебя. Я же вижу, что ты мыслями там». Как я ему была благодарна, что он взял на себя это решение! Как мне было жалко его – такого любящего и хорошего человека. И мне было стыдно до печенок от того чувства радости при виде билета …домой. Вот так я и вернулась. Очень боялась увидеть Сережу, поэтому позвонила с вокзала, услышала его и … поняла, что никто мне не нужен - только мои мальчики…»
Ирочка и Сергей давно уже бабушка и дедушка, Сергей все еще работает, но не упирается, сыновья крепко стоят на ногах и иногда подкидывают средства материального существования родителям – до-о-остаточное количество. Ирочка немного постарела, но совсем чуть-чуть, вот только Сергей считает ее раскрасавицей-умницей, цветочки-подарочки дарит частенько, на отдых возит… и зорко поглядывает по сторонам, дабы какой-нибудь … Ирочку это искренне смешит, но она знает – он имеет право сказать: «На всякий случай».
Наверно, многие начнут оценивать эту историю и так и сяк. Быль. Но вот парадокс: они действительно счастливы и им глубоко наплевать на все сплетни, косые взгляды, оценки, Они знают какую-то свою правду, которая другим не видна.