Интимная эпиляция, и конфуз деда Тимофея.

strravaganza — 03.05.2016 Тимофей Карпович геройски прошёл первую мировую, был удостоен наград и медалей, и закончил службу в звании Лейб-гвардии подпоручик. Но в нашем дворе, где он жил, об этом знали немногие, и звали его просто, дед Тимофей. Соседи знали его как человека очень спокойного, рассудительного, и до последней крайности медлительного - за что бы он ни брался, всё он делал вдумчиво, обстоятельно, не торопясь. Даже когда он говорил, он всегда делал между фразами длинные паузы, как бы давая собеседнику время осознать значимость сообщаемой информации.

Несмотря на преклонный возраст, дед Тимофей был страстным курильщиком, нам иногда казалось, что помятая папироса прилипла к его усам навсегда. Он курил направляясь с авоськой в магазин, он курил, гуляя по двору, и разумеется он не выпускал папиросу изо рта, сидя на лавочке во дворе. Наш типичный жактовский дворик был всегда многолюден, мамаши катали колясочки, детвора бегала наперегонки, старушки в платочках, сидя рядком, вспоминали молодость и обсуждали невоспитанную молодёжь, а по выходным мужики за столом играли в домино.

Среди разнокалиберных придомовых сараев один был больше других, в нём бережно хранилась собственность бывшего мелкого начальника, а ныне пенсионера Николая Петровича - автомобиль Москвич, синяя ржавая коробка на четырёх колёсах, чрезвычайно редко выезжавшая из ворот гаража, и способная произвести такое количество сизого дыма, что оно мгновенно заволакивало весь двор. В те времена персональный автомобиль был большой редкостью, и каждый выезд этого чихающего монстра становился для нашего двора событием, все головы немедленно поворачивались в его сторону, старушки недовольно хмурили брови, а мальчишки бегали вокруг Москвича, как сумасшедшие. Гордый хозяин, надев на голову шляпу, оставшуюся с начальственных времён, сурово сдвинув брови, проделывал свой путь по двору, мощёному кирпичом, старательно объезжая лужи.

Но сырой гараж и безжалостное время подкосили здоровье старого Москвичонка, и однажды, открыв двери сарая, Николай Петрович окинул взором своего железного коня, и понял, что пора бы его подлатать. Автомобиль выкатили из сарая, и для оценки ущерба пригласили специалиста. Вердикт был прост - приглашать сварщика. И вскоре в солнечный денёк очередным развлечением для соседей стал грохот железа и свист газосварки. Приросшие к лавочкам старушки жаловались на шум и запах, но с интересом следили за происходящим, и по домам не расходились. Колясочные мамаши переместились немного в сторону, и продолжили горячее обсуждение того, кто из малышей когда покакал. Неугомонные пацаны липли поближе к сварщику, стараясь рассмотреть синий язычок пламени, а когда он убирал от лица маску, и прикрикивал на них, разбегались, возбуждённо бегая по двору кругами, чтобы буквально минуту спустя вновь собраться толпой, и пристально смотреть на сварку, которая шипела как змея, и рассыпала по земле сверкающие искры.

Но всему хорошему приходит конец, и вскоре мрачный сварщик начал сворачивать свои шланги. Убрав оборудование, он на секунду задумался, куда девать оставшийся в аппарате карбид. Видимо, не желая, чтобы огнеопасная вещь попала в шаловливые руки малолетних разбойников, он недолго думая, вывернул его в дырку одного из стоявших неподалёку дворовых туалетов. После этого он водрузил аппарат и баллоны в свой мотороллер, и убыл в неизвестном направлении. Праздничное настроение во дворе немного стихло, матери малолетних детей вновь рассредоточили коляски по всей территории, а старушки начали обсуждать что-то, никак не связанное с газосваркой, Николаем Петровичем, и его Москвичём. Потекла размеренная дворовая жизнь, мальчишки пускали в луже кораблики, голуби ползали по двору, внимательно рассматривая землю то левым, то правым глазом.

Некоторое время спустя во двор вышел бывший подпоручик царской армии, участник Брусиловского прорыва, дед Тимофей. Он шёл по весьма важному делу, в туалет, под мышкой у него находилась газета, и это означало, что дело серьёзное. Шествовал он как всегда важно, не торопясь, демонстрируя невероятное достоинство и остатки военной выправки. Подойдя к туалетным дверям, он вежливо подёргал одну ручку, оказалось занято, подёргал вторую, она открылась, и Тимофей Карпович вошёл в храм облегчения, и надёжно заперся на крючок. Собственно, неторопливый вояж старого белогвардейца не привлёк у дворовой публики никакого внимания, и наверное сегодня, спустя почти сорок лет, о нём бы вообще мало кто вспомнил, если бы не одно обстоятельство - в тот день Лейб-гвардии подпоручик выбрал именно ту кабинку, в выгребную яму которой нерадивый сварщик слил остатки карбида кальция, который, как известно, при контакте с водой выделяет крайне легко воспламеняющийся ацетиленовый газ.

Зная, что дело предстоит долгое, дед Тимофей расположился поудобнее, развернул газету, и углубился было в чтение передовицы, но тут он вдруг заметил, что его беломорина погасла. Привстав, он извлёк из своих широких штанов пачку сигарет, прикурил, выпустив клуб белого густого дыма, а непогашенную спичку бросил себе под ноги, в дырку.

Очевидцы того случая рассказывают о нём по-разному. Почти все говорят, что слышали громкий хлопок, а некоторые даже видели вспышку пламени, пара человек вообще утверждают, что это был даже не хлопок, а взрыв. Но все сходятся в одном - с такой скоростью Тимофей Карпович не перемещался никогда, ни до, ни после. Спотыкаясь и подхватывая на ходу одной рукой падающие штаны, и непонятно от кого отмахиваясь другой рукой с зажатой в кулаке газетой, сверкая на весь двор белизной филейной части, подпоручик зигзагами бежал через двор так, как будто за ним черти гнались. Преодолев открытое пространство, он скрылся за дверью своей квартиры, захлопнув её так, как будто вскорости непременно ожидалась газовая атака.

Публика, узревшая всё это, находилась в лёгком шоке, сидевшие на лавочке старушки впервые за много лет потеряли дар речи, и не знали что сказать, их челюсти не отвалились только потому, что были подвязаны платочками, молодые мамаши зарделись от смущения, и не могли вымолвить ни слова, и только мальчишки, которым смеяться во весь голос мешало уважение к старшим, прыснули в ладошки. Вскоре и все остальные, поняв что ничьей жизни не угрожает опасность, начали смеяться. Сначала смех был немного нервным, но вскоре раскаты богатырского хохота сотрясли хлипкие стены архаичных построек, всеобщее веселье было так заразительно, что смеялись даже те, кто самого происшествия не видел, и выглянул во двор только на шум.

Вскоре из дверей деда Тимофея показалась его супруга, Зинаида Фёдоровна, и озабоченно засеменила в аптеку, как выяснилось позже, за противоожоговой мазью. Сам герой Первой мировой ещё долго отлёживался дома, отходя от стресса, и залечивая раны. Немного позднее Фёдоровна призналась по секрету бабушкам-подружкам, что ожоги были не очень сильными, сгорела лишь большая часть растительности. Разумеется, эта информация стала достоянием гласности - новости об этом происшествии распространялись молниеносно, и вскоре весь двор получил новую тему для обсуждений: вырастет-не вырастет?
Мазь помогла, ожоги вскоре прошли, у Лейб-гвардии подпоручика куда больше пострадало самоуважение. Но к чести тогдашней публики, никто ему о той истории старался не напоминать, и когда спустя пару дней он, немного нахохленный, внимательно поглядывая по сторонам, вышел во двор, никто не смеялся, и все вели себя обыденно.

P.S. Что интересно, туалет совершенно не пострадал, разве что дверь пришлось чинить - спасаясь от артобстрела, дед Тимофей вырвал крючок с потрохами.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив