Иногда что-то о собственных родственниках можно узнать только случайно
prosvetj — 09.05.2012 Сидим мы в гостях у папы на даче в прошлом году. Жуем какой-то салат, курочку, обедаем, короче. И беседуем, а то. Неспешная такая дачная беседа, когда даже комарам - и то лениво кровь сосать. Август, жара, папа уже всеми своими посадками (в прямом смысле слова, не ищите подтекста и двойного дна) похвалился, ну, знаете, здесь у меня укроп, а что, удобно - с грядки и сразу на стол, всё как всегда. И тут что-то за дедов стали говорить. И папа так задумчиво, дожевывая веточку укропа, мол, это ж в каком же году-то было? А, ну да, в сорок третьем, когда дед твой по маме, Степан-то Тихонович, после списания вчистую подлечился, в колхозе поработал - и снова пошел воевать.Я, знаете, аж подавилась. Потому как дед мой со стороны папы, Дмитрий Степаныч, отшарашил всю войну и чуть даже после нее задержался, и это всем в семье известно. Да и никакого тут удивления, обычная история: в тридцать девятом ушел на срочную, в сорок седьмом вернулся, в сорок восьмом папа родился, все логично. Но второй-то мой дед, Степан-то Тихонович, извините, брат и сын врагов народа, сослан был из столицы в Усть-Пристанский район, в деревню Усть-Журавлиха, что в Алтайском крае. Сослан и как дворянин, и как потенциально вредный для тогдашнего Отечества персонаж. Тема эта, впрочем, никогда в семье не педалировалась - ну, сослали, было дело, что уж. Под старость дед увлекся пасекой, чего-то там с упоением изучал, мед в Америку продавал, я до сих пор помню удивительные для маленькой меня пластиковые контейнеры, что деду благодарные за мед американцы присылали прямо в Усть-Журавлиху, чтобы деду, значит, сподручней было мед в них фасовать. Я уж даже теперь и не знаю, неудобно, понимаете, об этой открытости границ рассказывать, у нас же принято нынче как думать - коли у репрессированного, живущего в самых что ни на есть Ебенях, в "кровавые семидесятые" была возможность плоды своего труда в американщину отправлять - это ж невозможным же должно было быть, да? Ан было. У деда был хороший мед, американцы его без проблем покупали - и именно в семидесятые, вот же. Ну, спишите на единичный случай, коли охота, я мала была, не знаю, единичный он был или нет.
Так вот, дед. Крюков Степан Тихонович. Анамнез: репрессирован, сослан, лишен сословных привилегий, все дела. Думаете, рыдал и грозился местью? Неа. Со средним братом, что успел уехать в Канаду в Гражданскую, не общался, считал его предателем Родины. Именно так - предателем Родины. И вот, стало быть, война. Великая Отечественная. И откосить у деда повод был, и Союз его по голове, как видите, не особо чтоб погладил, ан нет - дед пошел добровольцем. В сорок втором списали - ранение в ногу, дед после него всю жизнь хромал и носил высокие офицерские сапоги, потому как ноге в них комфортней было. И, казалось бы, сиди себе в деревне, командуй бабами, деревне-то российской тоже не сахар в войну достался, вламывали ой как. А вот фигу - дед, оказывается, ногу подлечил, засунул все свои обиды на власть куда следует, да и снова пошел басурмана воевать. И когда ему сказали, мол, Крюков, ты-то куда, ты ж от этой власти вон какой пострадавший, тебе-то на хрен за нее вкупаться?!
- Дураки вы, - ответил дед. - Я не за власть воюю, а за Родину.
Вот мне был урок год назад, вот наука.
С Днем Победы, дорогие мои. Такой праздник, что ох.
Дмитрий Степаныч, Степан Тихонович, миллионы соотечественников, что выковали ту Победу - за вас!