Информация к размышлению...

Безусловно, решение о направлении российского военного контингента в Сирию стало очень рискованным шагом в военном, во внешне- и внутриполитическом отношениях.

Военный замысел ограничиться одними воздушными бомбардировками в поддержку воюющего на земле союзника выглядит рационально-умеренным, но можно вспомнить, что у американцев в начале Вьетнамской войны был такой же замысел – и чем всё обернулось.

В международном плане Россия прямо влезает в клокочущий котел ближневосточной политики с её мириадами противоречивых отношений и связей и рискует своими действиями умножить количество своих врагов.

Безусловно, в стратегическом плане решение о вмешательстве следует рассматривать в контексте широкой глобальной игры Москвы с Соединёнными Штатами – как сильный ход, нацеленный на создание предпосылок для урегулирования подорванных событиями 2014-2015 гг. отношений по широкому кругу вопросов, включая в том числе и вопрос Украины. В определённой степени эта тактика сработала: США были вынуждены срочно восстановить военные контакты с Россией, демонстративно бойкотировавшиеся американцами с начала 2014 г.

Наконец, российское общество не одобряет сколько-нибудь серьёзные затраты (тем более, жизнями военнослужащих) на то, что большинству граждан РФ видится «арабскими разборками». Следовательно, внутриполитическая поддержка российского военного участия в Сирии, основанная исключительно на эмоциональных патриотических настроениях, будет сохраняться только до тех пор, пока эта кампания будет проходить необременительно и без серьёзных потерь.

Задачи заявленные и практические

Основной проблемой российской военной операции в Сирии видится её двоякий характер.

С одной стороны, официальной целью кампании заявлено противодействие возникшему в огне сирийской и иракской гражданских войн экстремистскому варварскому Исламскому Государству (ИГ), грозящему изменить всю карту Ближнего Востока и ставшему открыто действующим невиданным в истории террористическим государственным образованием.

С другой стороны, достаточно очевидно, что едва ли не главной задачей русской кампании является поддержка режима сирийского президента Башара Асада и если не радикальное улучшение военного положения режима (что вряд ли возможно), то, по крайней мере, обеспечение консолидации его военных и территориальных позиций. Что, в свою очередь, создаст предпосылки как для мирного урегулирования в Сирии, так и для снятия вопроса о смещении Асада в качестве условия этого урегулирования.

Логика проста и очевидна: если режим Асада будет сохранён и выступит в качестве легитимной стороны процесса внутрисирийского мирного урегулирования, то этот режим автоматически будет являться сильнейшей стороной этого урегулирования (тем более при наличии в Сирии прямой русской военной поддержки). Таким образом, будет обеспечено не только выживание режима в Дамаске, но и «контрольный пакет» в решении будущего всей Сирии.

Как сейчас очевидно, решение Кремля о военном вмешательстве в Сирии в значительной мере было подстёгнуто негласно обсуждавшимися западными странами в последние месяцы планами введения в Сирии «бесполётной зоны», предназначенной для защиты сил сирийской «умеренной оппозиции» от сирийской правительственной армии (Сирийской Арабской армии – САА). Совершенно очевидно, что такая «бесполётная зона» по ливийскому сценарию 2011 г. на самом деле означала бы переход к прямой масштабной воздушной кампании западных стран (а также Турции и арабских государств Персидского залива) против наземных сил Асада, что резко ухудшило бы и без того тяжёлое военное положение последнего.

Практически согласованное Западом к сентябрю решение о «бесполётной зоне» было сорвано решительным русским развёртыванием под вывеской борьбы с ИГ. Вопрос в том, как долго и насколько эффективно российской стороне удастся эту вывеску сохранять.

О значении результатах бомбёжек

Хотя российская авиационная кампания в Сирии сопровождается беспрецедентным для отечественного Министерства обороны размахом пропаганды, в целом результативность российских авиационных ударов следует оценивать достаточно осторожно.

Группировка из 30 ударных самолетов (12 Су-24М, 12 Су-25 и шесть Су-34) Воздушно-космических сил (ВКС) России в Латакии за первые шесть суток операции (с 30 сентября по 5 октября) совершила около 120 ударных боевых вылетов, нанеся удары по 51 цели.

Для сравнения: авиация США и их союзников в ходе операции «Inherent Resolve» против сил ИГ на территории Ирака и Сирии в период с 14 июня 2014 г. по 29 сентября 2015 г. совершила 56819 вылетов (правда, включая обеспечивающие) и нанесла 7162 удара (в том числе 2579 ударов в Сирии). И нельзя сказать, что это радикально сказалось на действиях сил ИГ, не говоря уже о сокрушении Халифата.

При этом западная коалиция использовала практически исключительно высокоточное авиационное оружие (в то время как российская группировка также широко использует старые неуправляемые авиабомбы). Авиация западной коалиции имеет также гораздо более эффективные средства разведки, целеуказания и наведения (достаточно упомянуть массовое применение соответствующих самолётных подвесных контейнеров, полностью отсутствующих в ВКС России) и в целом обладает намного большим – практически непрерывным 25-летним – опытом развёртывания и ведения боевых действий в данном регионе с отлаженными механизмами взаимодействия и боевого применения ВВС.

Таким образом, удары российской авиации до настоящего времени имеют (и, вероятно, будут продолжать иметь) ограниченное и скорее более моральное значение по отношению к воздействию на силы собственно ИГ.

Повестка гражданской войны

В то же время действия ВКС России могут оказать куда более существенное оперативное влияние на ситуацию на фронте борьбы САА с другими повстанческими группировками – как «умеренными», поддерживаемыми Западом, так и радикальными исламистскими вроде «Нусры».

Российская кампания в Сирии пришлась на период некоторой стабилизации ситуации для сил Асада. Показательно, что российская сторона не пошла на вмешательство в июле – начале августа 2015 г., когда САА терпела значительные поражения от сил противника (прежде всего радикальных исламистов). К сентябрю Асаду удалось восстановить целостность фронта, а наступательный порыв исламистов выдохся.

Это лишний раз показывает, что решение о вмешательстве в Сирии было принято Москвой с учётом не столько внутрисирийских, сколько внешнесирийских (угроза вмешательства Запада) факторов.

К настоящему времени проасадовские силы смогли накопить определённое количество резервов, включая переброску в Сирию иранских частей и массированные поставки иранского и российского вооружения. По всей видимости, при поддержке российской авиации планируется начало в ближайшее время (октябрь) наступательных действий САА и её шиитских союзников.

Значительной проблемой для проасадовских сил является наличие на контролируемых ими территориях крупных анклавов исламистов (прежде всего в Хомсе и Растане), оттягивающих на себя большие силы САА. Первоочередной задачей асадовцев является ликвидация этих анклавов. Насколько можно судить, фактически значительная часть ударов российской авиации сейчас направлена на содействие по борьбе с этими анклавами.

В случае ликвидации этих анклавов последующими задачами для сил Асада станут полная зачистка районов вокруг Алеппо, стабилизация положения на юге Сирии, и, в желательной перспективе – отбитие у ИГ Пальмиры как важного узла коммуникаций, что позволит отбросить ИГ в сирийскую пустыню. Реализация этих задач приведет к значительному улучшению военно-политического положения режима Асада и фактически снимет с повестки дня вопрос о выживании его режима.

В то же время оппозиционные силы (как «умеренные», так и исламские) тоже продолжают наращивать свой потенциал. Идёт накачка вооружением «умеренной» оппозиции со стороны США и их союзников, и русское вмешательство в Сирии, похоже, только интенсифицирует этот процесс.

Можно ожидать в декабре-январе проведения силами оппозиции всех толков широкомасштабного наступления по основным ключевым направлениям. Отражение этого наступления станет важной задачей как для САА, так и для российской авиационной группировки. Само наличие российской группировки может стать серьёзным фактором оттягивания наступления оппозиции – например, до января, что выгодно правительственным силам. С февраля по апрель в Сирии наступает период «хамсима» (песчаных бурь), что практически исключит активные действия сторон.

Таким образом, в случае реализации оптимистичного для Дамаска и Москвы сценария, к весне 2016 г. может сложиться ситуация, при которой возникнут предпосылки для переговоров о возможном будущем Сирии при участии режима Асада, «умеренной» оппозиции и их спонсоров с обеих сторон, а также, возможно, умеренной части исламистов (не ИГ и не «Нусры»).

Фундаментальным вопросом при этом останется само существование Сирии в нынешних границах с учётом уже фактически произошедшего самоопределения курдских районов. Кроме того, как представляется, полная военная победа над ИГ в обозримом будущем невозможна, и Халифат продолжит контролировать обширные районы Сирии и Ирака.

Хотя в настоящее время США планируют активизацию борьбы с ИГ, вплоть до перспектив наступления на столицу ИГ Ракку в Сирии силами курдов и «умеренной» оппозиции, однако шансы на успех этого предприятия выглядят очень низкими. По моему мнению, разгром Халифата возможен только путём крупномасштабной военной интервенции западных наземных военных сил во главе с США, что вряд ли реализуемо в ближайшие несколько лет. С другой стороны, данная ситуация даёт возможность для российских сил в Сирии лишь относительно частично оперировать против ИГ, оставив основные задачи борьбы с ИГ американцам, и заняться реализацией задач одновременного ослабления других антиасадовских группировок.

Опасности, которые нас подстерегают

В то же время активизация США и их союзников по борьбе с ИГ при одновременном усилении с их стороны поддержки «умеренной» сирийской оппозиции создает предпосылки для дальнейшего обострения отношений России и США.

В свете этого худшим для российской стороны (но достаточно реалистичным) сценарием выглядит неспособность сил Асада радикально улучшить обстановку даже при поддержке российской авиации. Одновременно может произойти рост инцидентов между российскими и западными военными силами и частичное внедрение Западом «запретных зон» над некоторыми сирийскими территориями. Всё это создаст предпосылки для прямой военной конфронтации между российскими и западными воздушными силами в Сирии и приведёт к неизбежному ужесточению гражданской войны.

Ещё более неблагоприятным развитием событий может стать стремление Москвы радикально «поднять ставки» или попытаться добиться быстрого перелома в сирийском конфликте путём отправки в Сирию наземного контингента. Это грозит втягиванием России в бесперспективную «чужую» войну без возможности выигрыша с дальнейшим обострением отношений с западными странами и со стремлением со стороны последних к «обескровливанию» русских сил в Сирии путём массированной поддержки сирийской оппозиции и исламистов по «афганскому сценарию».

Таким образом, успешность российских действий в Сирии обуславливается способностью осуществить своего рода политическую эквилибристику – укрепить военно-политические позиции Асада при одновременном дальнейшем неухудшении (а желательно – и улучшении) отношений с США и Западом. Хватит ли для этого потенциала в виде заявок о совместной борьбе с Исламским Государством – пока не ясно.

В любом случае, хотя очевидно, что пребывание российской авиационной группировки в Сирии затянется на долгие месяцы, для России чрезвычайно важно не втягиваться в длительную воздушную войну, всеми силами минимизировать собственные потери, тщательно и гибко выбирать «политические» цели для воздушных ударов, избегать военной конфронтации с западными военными силами в регионе, и, наконец, принципиально необходимо вовремя выйти из кампании. http://www.odnako.org/blogs/o-zadachah-i-riskah-siriyskoy-kampanii/