Игра и Не-Игра - 2: Лётчик

alfare — 17.07.2023 На самом деле мне всегда казалось, что разговор об играх в книгах Крапивина следовало начинать с "Лётчика для особых поручений". Но я каждый раз останавливаюсь на подступах к этой книге, словно боюсь потревожить что-то непостижимое. Одна из самых главных, воздушных и светлых историй. Она прозрачная, как кристалл, но как легко в нём потеряться среди граней.

Кстати, заметил, что говорить об этой книге мне всегда одновременно легко и робко. Это такой чердак моего мироздания, очень древний, бесконечный, запутанный, странный, светлый и добрый. Добрый – в том смысле, что это одна из немногих книг, в которой не мелькала темнота, вообще. Хотя в неё есть грусть – как без грусти в хорошей Истории? – но всегда невесомая, как память о прошлом вечере на рассвете самого яркого дня.

А, да, у той книги – сборника "Летящие сказки" – была жёлтая обложка. Знаете, интересно, жёлтый цвет очень неоднозначный. Кто-то где-то даже называл его цветом ненависти, тревоги. Но, возможно, именно благодаря этой книге для меня такой жёлтый цвет всегда был цветом лета и детства. Однажды в детстве мне приснился сон, в котором я летел над бесконечным Океаном, а потом где-то внизу показался Остров, жёлтый, как желток на блюдце, как отражение солнца, горячий песок был пронзительно, до боли жгучим, но это была ненастоящая боль, ненастоящая жажда, потому что вокруг был Океан, и если в небе я был птицей, то в Океане – дельфином.

…Ткань "Лётчика" – сплошная, непрерывная, бесконечная Игра. Переплетение-перетекание мечты, фантазии, игры и реальности... Собственно, как и самое лучшее, самое настоящее, самое правильное детство. Книга начинается с легенды улицы Планерной о том, как один из ребят, некий Валерка Яковлев, видел, как на заброшенном спортивном аэродроме однажды приземлился настоящий самолёт. И лётчик предложил прокатить мальчишку в благодарность за то, что он показал, как лучше посадить машину. "Никто из ребят Валерке не верил … но Алёшка верил. Ему нравилось верить всему интересному и хорошему".

Игра и вера рождают фантазию. И сны. И сочиняются стихи.

"Мне снилось, что ждет меня
Самолёт –
Ночной самолёт без огней…
…
И я тороплюсь, я бегу к самолёту
Скорее – в тревогу ночного полёта"

История про сон с самолётом перетекает в рассказ о другой игре, в театр. Ну конечно же театр – игра. Совсем другая, но игра. Игра иллюзий и перевоплощений. Театр в детстве – совсем не такой, как настоящий, взрослый театр. Во всяком случае, в книгах Крапивина. Обычный взрослый профессиональный театр… если, конечно, я могу как-то о нём судить – он всё-таки в основном для зрителей. А тот театр, детский или домашний, как в старые времена – он был в большей степени для участников. Всякие истории бывают и про тот, взрослый театр, когда большие дяди и тёти заигрываются и теряют реальность, но то разговор особый, и игра там другая, а детстве театр другой. Мы, конечно, не говорим о школьных добровольно-принудительных формальных постановках. В книге речь о том театре, где человек мог почувствовать на себе волшебство перевоплощения и изменения реальности. В "Лётчике", правда, об этом совсем по краешку, настоящий разговор магии театра можно вести, рассказывая про "Золушку" или "Бабушкиного внука" (если не путаю), там Игра и не-Игра вступают пугающую область Настоящего…

Рассуждая о том, "ненастоящем" (или наоборот, как раз таки самом что ни на есть настоящем) театре, надо сказать одну очень важную вещь. Хотя магия игры в нём может захватывать всех участников, но по правде-то всё действо разворачивается в полную силу для одного-двух актёров. Собственно, чем Рассказанная История отличается от жизни: она творится для Главных Героев. Ради них. Это такая довольно жестокая правда, одна из сторон Игры Театра. История про Золушку и Принца – она для Золушки и Принца. Об этом в "Журавлёнке" ещё Горька сказал… не помню дословно, но смысл в том, что героев там именно двое. А он, Горька – шут, персонаж интересный, нужный, забавный, но шут.

…А потом начинается история про корабль. Кораблик. Модель. Клипера.

Что рассказывать про игру в корабли? Вы об этих играх всё знаете. Может быть, не обо всех сразу вспомните, но знать-то знаете. В детстве у меня была замечательная книжка (потом племянники её порвали, но я позже купил такую же): "Алёшин год" Юрия Третьякова. Очень детская такая книжка про пятилетнего мальчика Алёшу (забавно, героя книги "Лётчик" тоже зовут Алёшкой). Простенькая, но такая… там будто вся жизнь всего года, но ни следа занудных взрослых подробностей и дотошностей, так, легчайшими касаниями, невесомыми штрихами обозначено вообще всё, весь мир внутри снаружи. Я бы, набравшись наглости, сказал, что и сама Линдгрен так не умела писать, удерживает лишь то, что давно перечитывал…

И там есть глава про кораблики. Как ребята пускают кораблики в весенних ручьях. Никаких этих вам философий и лирики, не Крапивин, чай. Очень простыми словами-картинками передана детская фантазия о том, как текут ручьи, впадают в реки, а реки в море, и кораблик…

"Алёша прокопал лопаткой канавку — потекла вода из лужи прямо на улицу.
Вышел Алёша на улицу — глянуть, куда его ручеёк течёт. Оказалось — в другой ручеёк, побольше. А тот — в совсем большой ручей, который тёк по дороге.
Пошёл Алёша посмотреть, куда самый большой ручей течёт, да не дошёл — там лужи глубже, чем Алёшины сапоги.
Вернулся домой и спросил у бабушки:
— Куда мой ручеёк потечёт?
— В речку, — ответила бабушка.
— А речка?
— Та — в море.
— А море?
— Да уж и не знаю… Должно — в океан.
— А дальше океана?
Подумала бабушка и ответила:
— Дальше океана ничего нет!
Нашёл Алёша щепку, обстругал с концов — получилась лодочка.
А как сапожки с чулками высохли, взял Алёша лодочку и пустил в свой ручеёк.
Поплыла она под ворота на улицу.
Алёша за ней пошёл.
В одном месте унырнул ручеёк под сугроб, и лодочка тоже… Но она с другой стороны сугроба вынырнула и дальше поплыла — такая храбрая!
По самому большому ручью лодочка неслась быстро — только поспевай убирать всякие льдинки и палки, чтоб дорогу ей не перегораживали. Спешила лодочка скорей до речки доплыть, а оттуда — дальше!
Алёнка с Васильком у своих домов тоже лодочки пускали.
Алёша сказал им, куда ручеёк течет: в речку, потом — в море, потом — в океан, а дальше океана уже плыть некуда.
Обрадовались Алёнка с Васильком: вон куда поплывут их лодочки!"

Вечная игра в кораблики, я даже не хочу представлять, каким может быть мир, в котором дети не пускают по лужам кораблики и не бегут за ними к океану, дальше которого ничего нет.

…Следующая игра в "Лётчике" – одна из двух основных тем в книге, и она включает в себя множество других. Это путешествие в иные миры или Волшебную страну. Как и с корабликами, мне трудно, а главное, не хочется себе представлять детство без такой игры. Это огромный класс игр, их можно классифицировать, и это, наверное, будет отельной интересной темой. Я не знаю, как городские дети играют в такие игры, наверное, им труднее, потому что Путешествие всё-таки подразумевает "модель" путешествия. Можно представить себе путешествие как чистую игру ума, как движение фигурок в комнате, например, но по-настоящему игра раскрывается, когда ты сам передвигаешься в пространстве, переназначая сменяющуюся картинку вокруг как что-то совершенно другое. У меня было множество таких путешествий, они были моей детской жизнью, атмосферой, я ими дышал, так же легко, как воздухом. Идти по улицам и пустырям, представляя заросли бурьянов – лесами, рытвины и бугорки – горными хребтами и ущельями, дороги – реками, пруд – морем…

Не имеет смысла всё это рассказывать, я всё-таки надеюсь, что это было знакомо всем. Садись на велосипед и путешествуй, и твой велик станет космическим кораблём или самолётом. Иди по незнакомым улицы, и где-то там, вдали, они выведут тебя в самые странные места. В детстве мне снились на эту тему удивительные сны, я видел, что дальний конец улицы, где я ещё не бывал, скрытый за поворотом, дальше превращается в Другие Места, уводит в иные миры, там, дальше, начинаются причудливые дома, большие, таинственные… А потом, позже, видел, как многочисленные, заросшие редколесьем овраги на окраинах села выводили в долины иных миров. А ещё в детстве у меня была игра, о которой я много раз рассказывал, но теперь уже не вспомню, придумалась она сама или это виноват "Лётчик", прочитанный примерно в то же время. Скорее всего, книга всё же как-то повлияла, слишком уж близок сюжет и причудлив замысел. Речь о фокусах с пространствами, до которых додуматься самому лет в 9, наверное, всё же трудновато. У нас возле школы был неглубокий ров у дороги. На переменках, играя с ребятами, я представлял его огромным оврагом, балкой, который можно обойти, и тогда окажешься в самом обычном месте, на противоположном краю, который ты видел отсюда. Но если идти напрямик, спускаясь в балку и поднимаясь по склону, выходишь в места, совершенно иные…

Кто читал "Лётчика" конечно же мгновенно узнал начало Пути. Дорогу через заброшенный стадион, да. Где пасутся лошади… Сочетание определённых условий меняет восприятие мира, а изменение восприятие мира открывает двери… или, если иначе, включает многовариантность мироздания.

Всё это можно объяснять множеством самых разных, интересных или занудных теорий, фантазировать на эту тему приятно, и можно делать это до бесконечности.

Кстати, пока не забыл, помните тему про лошадей в "Тени каравеллы", кажется? Где Владик, если не путаю, Манярке дарит своих волшебных невидимых лошадей? Это ведь не просто похожий мотив, тут интересная связь, потому что лошади у Крапивина тоже связаны с мечтой и волшебством. И само появление их – сигнал к началу, в мире включается что-то особенное.

Обратите внимание, это важно! Цепочка волшебства имеет свои законы. Нужен ключик. Дорога в сказку не может появиться просто так, из ничего, по команде или взмаху колдунской палки. В этом принципиальное отличие настоящей магии крапивинского мира от фальшивых ритуалов Роулинг или Желязны, когда волшебство происходит автоматически. Маг машет палкой, принц Амбера включает какой-то чёрный ящик в голове – и всё, колдунство происходит. А почему это оно происходит? Каким образом латинское "колдуй-балдуй-ахалай-махалай" запускает процессы волшебства? Нет ответа. Нипочему. Мы прям взяли и поверили, что где-то в воздухе сидит некий дух, у которого в прошивке записаны команды на С++, срабатывающие при проговаривании латинских (древнегреческих, шумерских, вавилонских и т. п.) слов, ага. Я когда-то хотел написать про деление магии на высшую и низшую, про низшую так и не стал писать, но на самом деле объяснений всем этим "криблям-краблям-бумсам" может быть ровно два. В первом случае: если заклинание работает как настройщик сознания в нужный режим диалога с… как бы это сказать… "магическим эфиром". Во втором – если где-то вокруг и в самом деле напиханы всякого рода духи, джинны и африты, у которых в прошивке записаны все эти команды (что, кстати, и есть та самая "низшая магия"). Всё это можно было бы долго разбирать, но речь сейчас об игре. В игре же всё тоньше и проще. Магия игры полностью зависит от воображения, и от ключа к этому воображению. Вот именно в "Лётчике" у Крапивина и показано с предельной точностью, лёгкостью и яркостью, как происходит запуск вариативности мироздания. Никаких занудных объяснений, но я больше никогда и нигде не видел такой отчётливой картинки без малейшей фальши. Собственно, там вообще не нужно ничего объяснять тем, кто хоть когда-то хоть раз играл по-настоящему. Я пишу это для тех, кто не читал "Лётчика", наверное.

…Но я всё же скажу ещё немного про разницу. Чтобы читатель видел магию, она должна существовать в атмосфере истории. Ключ не откроет дверь, которой нет. Произнесение латинских словосочетаний не должно работать, если в вакууме обычная пустота. И путь через стадион тоже происходит при определенных обстоятельствах. В этом разница Сказки и фэнтези, чуда и магии. В последних главах "Лётчика" Алёшка пытается в точности выполнять ритуал начала Пути – но он не работает. Лошадей на стадионе уже нет, дедушка-волшебник в обувной будке ушёл на пенсию, а кассы, где могут продать на все деньги "зелёный билет" – закрыты. И уже не поможет никакой "ахалай-махалай", хоть ты метлу свою волшебную сырьём разжуй и проглоти.

Ещё один из важнейших элементов игры в "Лётчике" – Дорога. Чудеса не будут происходить, если сидеть дома и чего-то ждать или даже варить какое-то зелье. Ты должен менять что-то вокруг себя, чтобы менялся мир на каких-то иных, "верхних" уровнях. Такая вот синхронность делания. Собственно, есть два варианта построения модели Изменения: выращивать Кристалл в горшке (строить голема и т. п.), или отправляться в Дорогу. Два главных механизма изменения мира. Путешествие, как путь к преображению мира (внутреннего и внешнего) – вообще один из самых распространённых мотивов, и у Крапивина он есть почти во всех книгах. В этом Крапивин не оригинален, конечно, Путешествие – древнейший мотив, от "Одиссеи" до Данте, и дальше, "Властелина Колец"… Кстати, было бы любопытно сравнить структуру Пути Фродо и Алёшки, там есть любопытные аналогии. Ну, хотя бы в том, что герой в финале, исполнив предначертанное, вдруг оказывается снова в начале Пути. Он понимает, что слишком сильно изменился, мир для него стал необратимо иным. Фродо уходит на Запад, и Алёшка снова ищет Дорогу в Ветрогорск… хотя, казалось бы, изначальная мечта сбылась, кораблик нашёлся и стал по праву его, и… Сравните финалы, правда, это же удивительно! Такой путь в Серебристую Гавань…

…Ну и наконец игра в "Антарктиду". Разговору о ней нужно посвятить отдельный очерк, но пусть пока будет очень коротко, практически в двух фразах. На самом деле история об "Антарктиде" – это, без всяких шуток и натяжек, величайшая эпическая трагедия. Эпос о начале, возвышении и падении Волшебной страны. История о том, как кончается Детство. История о том, что нерушимая детская дружба не переходит во взрослую жизнь, и что изменить тут ничего нельзя, вообще, что это основа мироздания. Зачарованный Лес засыпает волшебным сном, уходит из мира Мерлин, рухнет Гондолин и закроются двери Рая, а свет волшебных Деревьев иссякнет, даже если Мелькор внезапно станет добрым и пушистым котиком. Тут вообще ничего нельзя сделать. Самая лучшая в мире Игра была обречена, потому что она может существовать только в пределах Детства и Лета.

Потом, позже, мотив этого крушения Атлантиды… "Антарктиды"… будет звучать у Крапивина снова и снова. Только на пустырях Безлюдных Пространств возможна Вечность (если, конечно, отвергнуть холодную и злую пародию на неё Снежной Королевы). Только пока длится Лето. Его снова и снова растягивают герои многочисленных книг Крапивина, ритуалы и заклинания, и страх, вечный страх, как тень из Чёрных песков, как память о мёртвом Птичке, стремится наползти и поглотить. И отчаянный призыв Лётчика… и наконец… Синий треугольник, как последнее и самое надёжное Убежище Летнего Мира.

…Конечно, игры "Лётчика" этим не исчерпываются. На эти основные, как на лейтмотивы и стержни, нанизаны множество аранжирующих. Сказочная страна, весь путь в Ветрогорск – тоже ожерелье игры. Бабы-яги, Красные Шапочки, говорящие коты – это не просто сказки, это игры, которые создают пространство. А сам Ветрогорск: он же, по сути, тот же город игры. Ну, возможно, другая версия "Антарктиды", если хотите. Этот город богов не подвержен концу времен, он как Гимле, как Страна Оз, он не зависит от взрослеющих мальчиков, потому что устроен иначе. В этом его главный секрет и особая магия.


-------------------
(текст не вычитан, возможно много опечаток и т. п., потом будут исправления)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив