И снова молчание. - Смерть тещи. - Последний покой

dimagubin — 21.07.2014 Интересны характеристики аксонов, дендритов, синаптических связей в тот момент, когда люди перестают друг друга слышать: то есть когда эмоции блокируют анализ. Такое бывает, когда влюблены или ненавидят; когда влюблены и ненавидят Путина; когда влюблены в Путина и тут сбивают самолет...
Аргументы противника - то есть перестройка синаптических связей - и так-то, в силу защитного механизма, идет с трудом, а тут еще, вероятно, гормональные всплески...
В общем, понимаю Невзорова, написавшего свою последнюю книжку не про Битву Руси С Западом (как многие шибздики), а про устройство мозга. Я ему белой завистью завидую.
Лучше буду писать про свою жизнь.
У меня, вот, умерла неделю назад теща. Текст, написанный после ее смерти, опубликован на "Росбалте", но, вероятно, не замечен на фоне смерти Новодворской и, опять же, сбитого самолета. Скорее всего, ближайшие дни я буду просто выкладывать в день по тексту из упомянутого там "дачного" цикла - не все же читали.

СМЕРТЬ И ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ

Я несколько летних сезонов писал колонки из цикла «У тещи на даче». Потому что главным продуктом, который выращивала моя теща Марь Николавна на 6 сотках под Выборгом, были не лук и чеснок в промышленных масштабах, а возможность удобного в статистической обработке наблюдения за сменой времен и нравов. Садоводство ровно в 100 домов, организованное еще в 1970-х, давало возможность не просто наблюдать, но и легко вычислять процент отказников от картошки в пользу газонов, процент замен «жигулей» на иномарки, - ну, и далее по списку перемен.
Заметки пользовались популярностью. Однажды я получил письмо даже из  Словакии. А в поселке Рощино образовалось что-то вроде нашего с тещей фан-клуба, в котором тексты обсуждали и, разумеется, строго указывали мне на недочеты. Марь Николавна в этом смысле была менее строга: ей, полагаю, на девятом десятке публичное внимание льстило. Единственное, чего она добивалась (один раз даже пристукнув по накрытому клеенкой столу – после бокала «красненького» под шашлык), чтобы я в текстах называл ее строго Марией Николаевной.
Просьбу мне приходится выполнять при печальных обстоятельствах: после похорон Марии Николаевны. Как всегда, умчавшись из города на дачу, когда еще не сошел толком снег, она, как обычно, простыла, простуда перешла в плеврит, не долечив который, она снова помчалась на дачу… В общем, помидорам в теплице теперь дозревать без нее, хотя, если честно, они никогда и не вызревали, а сажать их полагалось потому, что так положено (и про императив «так положено», определявший советских людей, я тоже писал).
И вот на поминках, которые начиная с определенного возраста становятся главным поводом сбора родственников и друзей, я сказал своей сестре, что после своей смерти ни лежать на российском кладбище, ни стоять в российском колумбарии я категорически не желаю.Тогда мне, конечно, будет все равно, но при жизни одна мысль об этом меня оскорбляет. Наши кладбища – слепок нашего общества: люди и после смерти отгораживаются друг от друга заборами и пытаются посмертно надуть щеки посредством памятников с золотыми буквами. Ни равенства, ни братства, ни тихой красоты смиренного кладбища! Это не кладбища, а окраинные, обшарпанные, разрастающийся в размерах дома-домины-домовины, где каждый из балкона городит лоджию на своей дикий вкус, от которого я в отчаянии. Нет уж: после смерти прах мой, пожалуйста, развейте над Невой, бегущей в свободную Балтику.
А сестра, которая только что прилетела из Чехии, сказала, что в Праге принят закон, категорически запрещающий увеличивать площадь кладбищ. Так что кремация теперь там – единственный вариант. И еще, сказала она, в Чехии стало модным (насколько можно это сказать про похороны) арендовать под места последнего приюта лес. В этом мемориальрном лесу нельзя устраивать никаких могил, но можно закопать прах под деревом, а может, и посадить свое дерево, и, кажется, даже как-то его отметить, хотя деталей она не знает. Там это считается разумным, нормальным. Чем тело близкого тебе человека будет гнить на кладбище, лучше его прахом удобрить растущий дубок, и птицы пусть поют в ветвях, и внуки читают в тени книжку.
- Черта с два у нас такое пройдет, у нас только запрещать умеют, а разрешать боятся, хотя идея замечательная! – ответил я сестре и рассказал, в свою очередь, о том, что в Англии в городских скверах и парках стоят мемориальные скамейки: с виду самые обычные, но сзади есть табличка в память человека, друзья или родственники которого ее установку оплатили (ну, или он своевременно озаботился помогать людям и после смерти).
- А ты знаешь, что у нас местные жители категорически против, чтобы в скверах устанавливали скамейки? Потому что их займут алкаши, будут залезать с ногами, все загадят! – отреагировала сестра.
- Это на ничейные скамейки забираются с ногами. А именные сами родственники не дадут портить, да и у алкашей совесть есть. Просто у нас никто ничего не хочет пробовать, а скамеек даже в Таврическом саду или на Марсовом поле не хватает!
- Не пройдет, - упрямо ответила сестра. – Упрется в то, что неясно, на чей баланс принимать скамейки и кто будет обслуживать. Вон, в Праге, все кусты мульчированы. То есть земля у корней присыпана корой и щепой. Не надо пропалывать, можно реже поливать. А у нас не мульчируют, а мучаются с прополкой. Знаешь, почему? Потому что на мульчирование нет утвержденных тарифов!
Моя сестра знала, что говорила. Она работает в одной из озеленительных фирм. Мы так часа два разговаривали за столом с кутьей, периодически вполголоса возвращаясь к разговору, что в Европе смысл власти в том, чтобы помогать, а у нас в том, чтобы не разрешать; помянули пару недобрым словом коллективного Милонова – лучше бы идею с мемориальными скамейками пробивал! Тарифами на мульчирование занимался! – и, отдав еще раз должное памяти Марии Николаевны, разошлись.
После моей тещи остался в садоводстве хлипкий домик с покосившейся верандой на неплодородной земле у болотца, да еще несколько десятков ведер, чайников, тазов и бочек, расставленных там и сям по участку.
И мне это кажется несправедливо малым.
Скамейки в память об ушедших людях; лес, поднимающийся из праха, - я все-таки надеюсь, что эти идеи, невольно вошедшие в резонанс с ее смертью, если и не воплотятся, то достанутся для воплощения в наследство тем поколениям, которые научатся не только запрещать.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив