I let love in

nikitina_mama — 18.07.2014

Эпическая история про то, как я умудрилась дважды наступить на одни грабли с интервалом в полжизни.

Я вынашивала этот пост столько недель – я понимаю, что если не запишу уже все это наконец, то меня просто порвет изнутри. Все-таки у меня никогда не было лучшего способа терапии, чем все записать. Я не преследую этим текстом никакой внешней цели – я просто по опыту знаю, что мне становится легче, если я говорю вслух. Пора бы уже собрать себя по кусочкам и попробовать как-то жить дальше. В конце концов, уже макушка лета, уже середина года, куда еще дальше. С официальной даты нашего расставания прошло уже больше времени, чем мы успели провстречаться. И прошло уже больше месяца с тех пор, как мы виделись в последний раз. А меня все трясет и все колбасит, ничего не меняется. Я слишком хорошо себя знаю – знаю, что я, истинный «гений безответной любви», способна зависнуть в таком состоянии – моем самом неадаптивном состоянии – на месяцы и годы. Но, кажется, я уже не могу позволить себе такую роскошь – снова биться головой об стенку месяцы и годы. Все-таки жизнь очень короткая. (Очень длинная – раз можно заново влюбиться в человека, от любви к которому уже было столько боли 15 лет назад, – и одновременно очень короткая.)

Собственно, что мне еще остается после того, как АБ – в качестве вишенки на торте, постскриптума и финала после финала, – обозвал меня аутичной дурой. Может быть, я и правда аутичная дура. Мне остается только писать. Разговаривать с самой собой и со своими воображаемыми друзьями.

Я все думала, зачем вообще это все случилось со мной – зачем эта встреча полжизни спустя, зачем снова эти грабли. Я могла бы пережить такой роман и с кем-то другим, с кем-то чужим и совсем новым – тогда это могло бы кончиться сравнительно быстро и безболезненно и было бы для меня ценным опытом («хотя бы потренировались»). Но пережить все это полжизни спустя с человеком, об которого мое сердце уже было однажды разбито вдребезги – это так больно и так бессмысленно, что теперь я действительно не знаю, по каким кускам себя собирать и где эти куски искать.

Сейчас я понимаю, что этого эпического revival’а не случилось бы, если бы не плохая память АБ. Когда в конце этого февраля он вдруг написал мне, а потом предложил встретиться, он очень смутно помнил, кто я вообще такая и что именно между нами когда-то было. Ну то есть помнил (я все же надеюсь)), что мы учились в одном классе. Помнил, вроде как, что когда-то очень давно мы трахнулись на дне рожденья одной нашей чудесной подруги. Если бы он помнил хотя бы сотую долю того, что все эти годы помнила я, – он гораздо лучше представлял бы себе риски и опасности и в страшном сне не решился бы связываться со мной снова.

Дело в том, что тогда, 15 (уже почти 16) лет назад, он был моим вторым мужчиной (легко мог бы оказаться и первым, но хотя бы от такого позора милосердный Г-дь меня уберег). Впрочем, как раз тут дело не в чьей-то плохой памяти – этого пикантного факта АБ просто не знал. С тем же успехом мог бы не знать, и если был бы первым.

(Это вообще может быть интересно кому-нибудь, кроме меня? Сомневаюсь:) Но я же аутичная дура, я разговариваю сама с собой).

Я уже много недель назад достала свои девические дневники (я почти всегда вела дневники, я же маниак документирования реальности – хрупкой и безнадежно конечной жизни, каждую секунду утекающей сквозь пальцы). Там, простите, записано все во всех подробностях – где, как, в каких позах и как это было прекрасно. Но я, к сожалению, и без всяких дневников все это помню.

Мне было 17 лет, АБ 16. Это было на дне рожденья Н.; он у нее 28 сентября, а в тот раз она праздновала на два дня раньше – 26 сентября, в день рожденья Марины Цветаевой. В тот день был матч ЦСКА-Спартак, и ЦСКА победил. Наши мальчики скучковались у телевизора и пили за каждый гол; все мужчины моей семьи всегда болели за ЦСКА, поэтому я тоже радовалась. А потом АБ сделал мне какой-то сомнительный комплимент и сказал «Давайте выпьем за Дашу».

Потом он пригласил меня танцевать. Потанцевали мы недолго; вот тут даже мне с моей памятью становится сложно воскресить логистику, но очень быстро мы оказались почему-то в ванной, причем сразу на полу. Вместе с нами на пол упала с адским грохотом пластиковая этажерка, на которой стояла куча всего полезного – и вот на этом голом кафельном полу, в свалке из шампуней, расчесок, косметики, бритвенных станков и бог знает чего еще, и случилось то, что на много месяцев и даже лет вперед стало главным событием моей жизни. Я понимаю, это звучит несколько weird, но у меня тогда случился самый настоящий эротический импринтинг. То есть я влюбилась. Прямо в процессе. И в кого – в своего дурацкого одноклассника, с которым мы, пока учились вместе, только и делали, что ругались и (весьма взаимно) считали друг друга идиотами.

Потом мы валялись в ванне и говорили про древнеегипетские города. Потом вернулись в комнату, где телевизор уже сменили песни под гитару – я в мокрой одежде и с мокрыми волосами, Н. переодевает меня в свои джинсы и свитер, а все слушают, как Местецкий поет «Гудбай Америка, о, где я не был никогда» (привет, Местецкий!).

О, но это было еще далеко не все. Бессовестные безмозглые дети (gay, innocent and heartless, как в «Питере Пэне»), за ту долгую вечеринку мы успели заняться сексом буквально везде в этой чудесной квартире – в комнате именинницы, где какие-то люди все еще пытались танцевать под кассету с Radiohead на одной стороне и Мэрилином Мэнсоном на другой (стоял 1998-ой год, детка!), а в кресле параллельно трахалась еще одна парочка (честно говоря, я помню, кто были эти люди, но, пожалуй, не буду показывать пальцем); в родительской спальне и – апофеоз – на кухне, где нас наконец уложили спать (именинница с присущим ей остроумием объявила: «Девочки ложатся в моей комнате, мальчики – в родительской спальне, а тем, кто еще не определился со своей сексуальной ориентацией, я постелю на кухне», – и вот этими, последними, были мы с АБ).

Наверное, только лоботомия могла бы помочь мне забыть ту ночь – как на узком матрасике на полу мы пытались заснуть под громыхание холодильника; обнимали друг друга, чтобы хоть как-то там поместиться, начинали снова целоваться – и он снова и снова хотел меня. К середине ночи я уже стонала, что я не резиновая и не могу больше – но все равно это было прекрасно. Я хочу напомнить: у меня на тот момент был, в общем-то, минимальный сексуальный опыт; до того дня я ни с кем никогда еще не спала в обнимку, я даже не знала, как это. И я помню, как он наконец заснул, а я не могла спать – я лежала в его объятиях, слушала его дыхание и разве что не ревела от счастья. Меня накрывало такое море любви – я буквально физически захлебывалась в нем.

И утро. Боже, что мы вытворяли там утром. С тех пор в моей жизни чего только не было – но, вспоминая то утро на кухне, я до сих пор краснею. Никто не мог зайти позавтракать. Я до сих пор помню его счастливое лицо (помню именно тогдашнее – хотя в этом году я имела счастье снова – и не раз – видеть то же знакомое выражение на том же лице, ставшем на 15,5 лет старше). И как мы спорили, кто встанет закрыть форточку. (О Боже, мы и тогда тоже спорили!!).

И как потом, уже перед уходом, в середине этого бесконечного ленивого похмельного дня мы еще и заперлись в спальне родителей Н. – там стояло большое мутное зеркало, и я помню, как фотографию, наше отражение в этом зеркале. Какие мы были в нем красивые. Gay, innocent and heartless.

Сейчас мне самой не верится, что 17-летнее существо женского пола способно получать от секса такое удовольствие (тем более что в следующие много месяцев и даже лет со мной ничего подобного не случалось ни с одним другим партнером). Но так как я очень хорошо помню свои ощущения, я всерьез задумываюсь: может, это и правда было какое-то идеальное попадание и совпадение? Такой вот идеально сложившийся конструктор? Может быть, это и правда была судьба, просто кое-то из нас этого не заметил, просмотрел?

(Забавно: я годы жизни потом потратила на то, чтобы отмотаться от самой этой эсхатологической идеи – что он создан для меня, а я для него, «предназначена тебе от века»; на то, чтобы убедить себя: нет, никакой судьбы в этом нет, жизнь не может воплощаться в одном конкретном человеческом лице и надо жить дальше… И для чего? Только для того, чтобы 15 лет спустя тот же самый человек снова пришел в мою жизнь – и заново разбил мне сердце).

Мне смешно до слез от того, что наша с АБ одноклассница, в чьей квартире творилась вся эта восхитительная подростковая порнуха, живет все там же – с мужем и тремя чудесными детьми – и все эти годы я бываю у нее в гостях. Все я  как будто на экскурсии по местам боевой славы.

Ты без труда догадаешься, любезный читатель, что ничем хорошим эта история не закончилась. Мы оказались в неравном положении: у меня случилась любовь всей жизни, а у АБ – просто один из многих случайных перепихов. Ну, так вообще иногда бывает. Два дня я как дурочка ждала его звонка, а когда, сгорая от стыда, все же позвонила ему сама, АБ весьма доходчиво объяснил мне, что с тех пор на какой-то следующей пьянке уже успел трахнуть кого-то еще и что романа у нас не получится – «Ну да, было круто, но зачем на этом зацикливаться? Пусть у нас обоих будет что-то новое, так ведь интереснее. Я сплю со всеми, ты же тоже можешь спать со всеми». («If I court more women you’ll couch with more men», как в песенке из одной шекспировской пьесы.)

Что мне было делать со всем этим? Я была маленькая и глупая. Я в одночасье получила все и тут же потеряла все – «taught how to feel good and told to feel bad». Никаких идей, как проводить свое время дальше, без него, у меня не было, поэтому я дословно последовала его совету – спать со всеми.

Следующие сколько-то много месяцев я трахалась с кем попало («Let nobody blame him, his scorn I approve», – в той же песенке у Шекспира). Мое тело полностью заморозилось – мне никто не нравился, я не получала никакого удовольствия ни от чьих прикосновений. («И с тех пор я пил из тысячи рек и не мог утолить этой жажды».) Все мужчины казались отвратительными – мне хотелось только его губ, его рук, я пыталась составить его из кусочков – кто-то казался отдаленно похожим на него, у кого-то был похожий рот или нос, похожая манера говорить, – но все было не то, не то, не то (как Исида пыталась отыскать и собрать по кусочкам своего Осириса; что-то очень похожее я видела недавно в фильме «Нимфоманка»). Но я терпела (я вообще хорошо умею терпеть, этого не отнять). Я стала пить, курить и ходить в институт в красных колготках. Я чувствовала себя персонажем Достоевского – какие-то «Униженные и оскорбленные» – и незнакомым людям представлялась как как Зоя Шоколадова. Родители выгнали меня из дома. Мои подруги охреневали от того, что я делаю с собой. Н. спрашивала, что это у нас с АБ за соцсоревнование – «Вы что, собираетесь через пару месяцев предъявить друг другу списки, сколько у вас было партнеров, чтобы померяться, кто круче?!». Но никакого «через пару месяцев» не было – с тех пор АБ больше не ходил на наши вечеринки и встречи одноклассников.

В те же недели Н. высказала еще одну дивную мысль. «Вам с АБ сразу после дня рождения надо было уехать вдвоем на чью-нибудь далекую дачу, взяв с собой очень много алкоголя – а еды можно было бы вообще не брать. Вы там круглыми сутками бы пили и трахались и так бы там и умерли в объятиях друг друга, как Ромео и Джульетта».

(Я до сих пор подозреваю, что это, может, и правда лучшее, что мы с АБ могли сделать вместе – хоть в 1998 году, хоть в 2014).

Получилось так много слов, а я еще почти ничего и не сказала – короче, продолжение этого поста я допишу, пожалуй, завтра.

Оставить комментарий

Популярные посты:

uksibsan

Нужен ли вам Dyson: чем он лучше (и хуже) обычных пылесосов

grazdano4ka

«Вот умру – все твое будет, а пока терпи!» – говорит дочери мать

padolski

Эссе-рассуждение с сожалением о мимолетности вещей (в буквальном смысле)

gornomari

23 марта – день рождения лётчика Анатолия Васильевича Ляпидевского

padolski

Вопросы

serzimanski

С днём историка

el_tolstyh

Численность военнослужащих в странах НАТО, России и Украине по состоянию на

kukmor

Доброе утро!

inna1903gr

Жизнь

• Архив