И ещщо разик о мове. Бессмысленной и беспощадной.
urb_a — 24.01.2017 Оригинал взят у bella_rozenfeld в ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА УКРАИНСКОГО ЯЗЫКОВОГО ВОПРОСА- Йой! Шо то сі діє! Курва, сіли си ту в кнайпі на бамбетлях, кобєти з фрезурами в пацьорках їдят лєгуміни, хлопи си п'ют гальби пива, і ніц їх не обходе!
- Что?
- Гербату філіжанками жлуктят, пляцки румигают і балакают як батяри!
- О чем ви?
- Нє шоб гречно шпрехати мовов, слічно, файно, а то якісь бздури!
- Что, простите?...
- Ціхо мині тут! Ти мені не пащекуй! Диви який нарваний! Писок стули, бо я сі не знаю, шо ті пороблю! Зара мештом копну, жи ті нагла кров заллє! Так ті впаяю, жи ти той кілішок лигнеш! Мене в Кульпарківськім шпиталю всі знают! Я вар’ят!!!
- А, так вы языковой инспектор? Ну, українською так українською. Бачте, шановний, справа в тому, що ми зараз знаходимося у своєму приватному товаристві і, відповідно, маємо право розмовляти тією мовою, якою нам зручніше. Ми в жодному разі не порушуємо норми закону…
- Шо? Шо-шо?!! Балакают так, жи я ніц не втелепаю!
- Ну, так это и есть украинский литературный язык…
- Курва, смієсі з мене?! Запотору до криміналу! Гвалт! Піліція! Піліція! Висилайте алярмово хлопів на роверах! Туйво у кнайпі - сєпари і Путєн!
Бэлла Розенфельд (Марина Соловьева)
Вставлю и свои п'ять копійок (Кстати почему "копеек"? Копейка, це ж москальские деньги? Зрада!)
Страдания Нечуя-Левицкаго
"«…Свои взгляды писатель изложил в статье "Современный газетный язык на Украине" и брошюре "Кривое зеркало украинского языка". Он протестовал против искусственной полонизации украинской речи, замены народных слов иноязычными, приводил конкретные примеры Так, вместо народного слова "держать", указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово "тримати", вместо народного "ждать" - слово "чекати", вместо "предложили" - "пропонували", вместо "ярко" - "яскраво", вместо "обида" - "образа", вместо "война" - "війна" и т д. Известное еще из языка киевских средневековых ученых слово "учебник" Грушевский и К° заменили на "підручник", "ученик" - на "учень", вместо "на углу" пишут "на розі" ("и вышло так, что какие-то дома и улицы были с рогами, чего нигде на Украине я еще не видел").
Сам не безгрешный по части выдумывания слов, Иван Семенович считал торопливость тут недопустимой, так как слишком большого количества нововведений народ "не переварит". Он пояснял, что в основе таких замен лежит желание сделать новый литературный язык как можно более далеким от русского. "Получилось что-то и правда уж слишком далекое от русского но вместе с тем оно вышло настолько же далеким от украинского", - заметил Нечуй-Левицкий. Польским влиянием объяснял писатель введение форм "для народу", "без закону", "з потоку", "такого факту", вто время как на Украине говорят: "для народа", "без закона" "с потока", "такого факта". Крайне возмущала его и "реформа" правописания с введением апострофа и буквы "ї": "Крестьяне только глаза таращат и все меня спрашивают, зачем телепаются над словами эти хвостики", - возмущался он.
Классик украинской литературы настаивал на том, что украинский литературный язык нельзя основать на "переходном к польскому" галицком говоре, к которому добавляют еще "тьму чисто польских слов: передплата, помешкання, остаточно, рух(да-да, это тоже не украинское слово - Авт.), рахунок, співчуття, співробітник". Указав на множество таких заимствований ("аркуш", "бридкий", "брудний", "вабити", "вибух", "виконання", "віч-на-віч", "влада", "гасло", "єдність", "здолати", "злочинність", "зненацька", "крок", "лишився", "мешкає", "мусить", "недосконалість", "оточення", "отримати", "переконання", "перешкоджати", "поступ", "потвора", "прагнути", "розмаїтий", "розпач", "свідоцтво", "скарга", "старанно", "улюблений", "уникати", "цілком", "шалений" и много-много других, не хватит газетной полосы, чтобы привести все) Иван Семенович констатировал: это не украинский, а псевдоукраинский язык, "чертовщина под якобы украинским соусом".
Следует еще раз подчеркнуть: Иван Нечуй-Левицкий был убежденным украинофилом. Не меньше Грушевского и его компаньонов хотел он вытеснения из Украины русского языка. Но, стиснув зубы и скрепя сердце, вынужден был признать: этот язык все же ближе и понятнее народу, чем навязываемая из австрийской Галиции "тарабарщина"."