И. Эренбург. Люди, годы, жизнь
grizzlins — 29.02.2024
Писал в начале зимы (в ЖЖ писал), что
пока холодно и жизнь — работа-дом-внучка, стану читать книжки, кои
раньше пропустил. Прочитал, вероятно, штук пятьдесят, о некоторых
тут говорил. Под финал прочёл вот эту, Ильи Эренбурга. Все полторы
тысячи страниц. Честное слово — раньше не читал. И не жалею. Когда
я читал всё подряд, во второй половине восьмидесятых, у книжки этой
происходила вторая молодость; все искали: «А что там против
Сталина»? Хотя это и получилось не самым интересным. Но в число
рекомендованных школьникам книжка не входила. Не то, что
сейчас.
Но я сперва даж не про объективно интересное. Я
почти про личное. Эренбург пишет: «Во время съезда группу
писателей пригласили вечером на дачу А. М. Горького. Там я увидел,
кажется, всех членов Политбюро, кроме И. В. Сталина. Я ни с кем из
них не был знаком. Когда после ужина с беспрерывными тостами все
встали, М. И. Калинин, К. Е. Ворошилов и другие товарищи со мной
заговорили; всех почему-то интересовала моя книга, написанная еще в
20-е годы,— «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца»; книга им нравилась,
но, к моему великому удивлению, они добавляли, что в книге
почувствовали антисемитизм, а это нехорошо. Герой названного
сатирического романа — гомельский портной, по воле судьбы
занимавшийся многими профессиями, изъездивший много стран,
горемыка, если угодно, духовный родственник Швейка. Л. М. Каганович
сказал, что, по его мнению, роман страдает еврейским национализмом.
Я снова удивился». Во-от! А я не удивился. Я себя почувствовал
умным, как Политбюро! Мне тоже «Лазик» нравится больше остальных
книг Эренбурга. Сильно больше. И даже Любе нравится, хоть она и
Швейка не любит.

В целом про книгу, конечно, сказать
сложно. Она масштабная. Что сильно заметно — так это как меняется
стилистика в начале и ближе к финалу. Люди, вроде, равного
масштаба: в первом томе ещё не знаменитый Пикассо, в последнем —
сильно знаменитый Эйнштейн. Но описание разное. В первом оно как-то
поближе. Ну, вот для отражения стиля. Из первого тома: «Девочки
мне казались неземными, но аппетит у них был хороший». А вот
из третьего, про известного человека: «Ничего нет сильнее, чем
то, что связывает людей, когда перевал позади и они спускаются
вечером по темной крутой тропинке». И пафос, и корявенько.
Хотя вне отношения к людям стиль не портится, наблюдательность не
страдает: «оценки пятидесятилетнего человека напоминают
разношенную обувь».
Наблюдения за временем дивные. Он же всех видел,
всех знал: «Проезжая по улице Горького, я вижу бронзового
человека, очень заносчивого, и всякий раз искренне удивляюсь, что
это памятник Маяковскому, настолько статуя не похожа на человека,
которого я знал». Так да. Потому что чуть дальше написано:
«Маяковского нетрудно понять: его стихи встречались
гоготом». Другие литераторы приложены сильнее, кратче и по
делу. «Старые песни Египта и стихи Поля Фора в переводе
Бальмонта звучали одинаково. Как в любовных стихах он восхищался не
женщинами, которым посвящал стихи, а своим чувством,— так, переводя
других поэтов, он упивался тембром своего голоса». — ну, и
всё. И можно предисловий к Бальмонту не сочинять.
Про некоторых персонажей совсем получается дивно.
Все знают, что Мандельштам со своей будущей женой познакомился,
когда та занималась искусством в салоне А.А. Экстер. Так Эренбург,
оказывается, тоже! Конвейер, однако.
Кое-что изменилось. Например, «Белый и
Ремизов всеми забыты теперь». Увы, но забывать стали
Эренбурга. Это тож нехорошо. Зато Белого с Ремизовым вспомнили. Или
вот: «Мало кто помнит, что улица Кирова называлась Мясницкой,
Кропоткинская — Пречистенкой, улица Горького — Тверской».
Теперь уж снова наоборот.
Кое-что не устаканилось. Вот стандартное мнение:
«В действительности девятнадцатый век прожил больше положенного
— он начался в 1789 году и кончился в 1914-м». Ну, ведь нет
же! Французская революция была событием века осьмнадцатого.
Девятнадцатый начался с реформ Наполеона, а закончился в 1895-м,
когда появились рентгеновские лучи и синематограф.
Кое-что только окрепло: «Вскоре выяснилось,
что отправлять будут группами; в первую очередь поедут эмигранты,
связанные с политическими партиями, имеющими вес». Это
французы возвращают в Россию эмигрантов, тщательно сортируя их по
политическим партиям. Чтоб, значит, февральская революция перешла в
Октябрьскую и далее. Напомним: Франция была союзницей России. И
свою союзническую сущность за ХХ век доказала многим и очень
качественно:).
Тут мы и переходим к вопросам интересным, не
решённым по сей день. Эренбург пришёл в революцию из мажоров. Сам
пишет, мол, увидел, в каких условиях трудятся рабочие на фабрике,
где отец был начальником и задумался. Так, конечно, бывает, но
что-то много подобных людей скопилось в одном месте в одно время.
Один из самых жутких примеров — Надя Львова. Ещё младше Эренбурга,
семья попроще, но тоже не пролетариат. Ушла в подполье, попадалась,
была гуманно отпущена на поруки, бросила революцию, стала писать
стихи, влюбилась в Брюсова, застрелилась. Характер такой, конечно.
Ну, и общее настроение: «Может быть, Германия объявила войну?
Или эсеры бросили бомбу в Столыпина? Конечно, индивидуальный террор
ничего не может решить, но все-таки приятно...». Угу. Ну, вот
мы такое недавно видели. Да и сейчас.
Второй момент — был ли Эренбург шпионом? Марк
Эпельзафт в газете «Бостонский кругозор» однозначно называет
Эренбурга «главным агентом Сталина». Ну, не знаю. Что факт — так
это как сильно переменился стиль жизни (и повествования о той
жизни, значит; но мы об этом уже говорили) между временем, когда до
Первой мировой Эренбург жил в Париже на деньги папы с мамой (а
так-то, первая книга, конечно, о пользе самообразования и ооооочень
хороших родителях) и как он приехал в Европу после революции. Едет
в Данию, пишет роман. Дальше-то понятно: живёт на гонорары:).
Словом, неясно. С агентами всех служб и стран он,
конечно, общался: с шестнадцати лет в подполье, с восемнадцати в
эмиграции. Но сам по себе был человеком деятельным. Да и в статье
Эпельзафта встречаются, скажем так, неточности. Он пишет, что перед
писательским конгрессом в Париже Бретон страшно избил Эренбурга, в
том числе — ногами. И бил не один. «А еще через четыре дня
двоих из тех, кто бил Эренбурга, нашли в своих квартирах
повешенными. Без записок. Сомневаться в том, кто это
сделал, не приходилось — чекистские соколы». Это не так.
Бил Бретон его в одиночку. Масштаб варьируется: от пощёчины до двух
ударов. Повешенным не нашли никого, а газом отравил себя Рене
Кревель, как раз написав записку.
Словом, неясно. Оргработу Эренбург любил. Он
сильно печалился в финальной книге, когда после событий в Венгрии
1956-го года (тут он обе стороны прикладывает открыто) и смерти
Жолио-Кюри развалился Конгресс мира. В нём же действительно
участвовали почти все знаменитые учёные и писатели. Мы в середине
восьмидесятых застали пародию на это дело. А исходно там были
крутые: может, они и предотвратили войну.
Второй мутный и актуальный вопрос — про финальное
письмо Сталину. Сами-то отношения Эренбурга и Сталина не так
интересны: Хрущёв сказал, что Эренбург был непоследователен в
критике, Эренбург сказал, что Хрущёв был непоследователен… Так или
иначе (в книге это видно) серьёзно встрепенулся Эренбург только во
время Дела врачей. Кампания 1949-го года прошла как-то мимо,
очевидно.
И тут возникает это письмо. Сам автор в книге
пишет туманным намёком, что, дескать, предотвратил какое-то письмо
Сталину от еврейской общественности. Чего оно касалось — неясно. Б.
Сарнов в предисловии однозначно пишет, что у Сталина было готово
распоряжение о высылке евреев в Сибирь. Ну, Сарнов жил недавно, его
убеждения мы знаем. Совсем недавно Я.Я. Этингер говорил, что
наличие этого письма подтверждал Булганин. Но рыли-рыли письмо — не
нарыли.
Зато нашли другое. О нём, в свою очередь, писал
Ф.М. Лясс в журнале «Заметки еврейской истории». Письмо,
подписанное многими, а составленное видимо Эренбургом, нашли в
неразобранных бумагах Сталина. В том письме ругали правительство
Израиля, мировой сионизм, отдельных евреев СССР, но в целом обещали
трудиться, предлагали издавать газету на идиш, делать разное добро
и всё такое. Врачи и высылка не упомянуты.
Словом, ждём известий по животрепещущим темам. А
книга хорошая, конечно. Это и без меня все знают.
|
|
</> |
Курсы повышения квалификации педагогов: новые подходы и цифровые технологии
Веселая суббота
Учитель
Три с половиной периода жизни россиян в условиях военного времени
Розы
17 известных фраз, которые вырваны из контекста
Утреннее
Мегапроект Саудовской Аравии «Зеркальная линия» на грани провала
Храм Петра и Павла у Яузских ворот

