Хороший подвид скуки побеждает артхаус мордорской классической литературы
 ifc — 27.03.2025
                                                
                        
                        

Минутка лытдыбров.
Пару недель назад коллега Мараховский опубликовал доклад, содержащий ответ на вопрос одного из подписчиков насчёт скуки, в коем докладе, среди прочего, было написано следующее:
<...> Рискну дерзко заявить: выбор, предлагаемый нам скукой - это выбор между потерей комфорта и потерей контроля.
Автор этих взволнованных строк как-то пришёл в посольство своей малой родины в г. Москве, чтобы оформить отказ от её гражданства в связи с получением российского, и (было бы странно ожидать ласкового обращения) на три часа застрял в помещении, куда нельзя было проносить телефон и где не было даже чистой бумаги, на которой можно было рисовать котиков или писать стихи.
Всё, что имелось - это куча рекламных журнальчиков и буклетов про туризм, а также ножницы и клей-карандаш.
Не хочу хвастать, но я, изведя массу полиграфии, соорудил впечатляющий фантасмагорический коллаж. Сюжет пересказать трудно, но сотрудники посольства, обнаружившие его (я его оставил на видном месте), вероятно возблагодарили небо за то, что этот тип больше не их согражданин. Единственное, о чём я жалею, так это о том, что нельзя было сфоткать результат моих креативных усилий.
Я запомнил эту ситуацию потому, что это был довольно уникальный случай, когда весьма непоседливому мозгу, привыкшему себя интенсивно развлекать, была устроена насильственная депривация. Мозг не сдался.
Так вот. Скука в плохом смысле - это когда мозг сдаётся.
Подчеркну важное. Это во всех случаях «когда мозг сдаётся». Даже т. н. развеянная «скука в дурном смысле» - это капитуляция.
Что делают люди от «скуки в дурном смысле»?
Существует целый веер самодельных стихотворений, продолжающих народную поговорку «у всех проблем одно начало - сидела женщина, скучала». Большинство этих мини-поэм описывают далее фужерчик коньячку / бокал винишка, за которыми следуют поездка в клуб и неприятности сексуально-косметического характера (мы можем подставить вместо женщины мужчину, принципиальной разницы не будет).
Где наша лирическая героиня совершила ошибку?
Она совершила ошибку, когда вместо того, чтобы начать развлекать свой мозг, решила, напротив, пригасить его активность.
Так трусишки жрут ибупрофен вместо того, чтобы пойти к зубному. Так люди придумывают себе обиды, болезни и проблемы, чтоб ничего не делать. Так люди обманывают себя.
Алкоголь - главный и легальный у нас психотроп - что-то в мозгу тормозит, а что-то растормаживает. Я слыхал (не ручаюсь за точность), что он сначала тормозит тревожность и печаль, а лишь потом давит и радость: поэтому у поддавшего человека есть несколько часов относительно весёлого времени, когда дурные переживания уже притушены, а хорошие ещё нет.
Но, как всё на свете, этот товар берёт свою плату. Его плата - это наш контроль над нами. Мы вручаем себя со всеми потрохами синей волне, и она с завидной регулярностью заносит своих пассажиров в довольно непредсказуемые (хотя в 99% случаев типовые) места.
Если наш скучающий герой/героиня вместо фужерчика коньячку включает сериальчик или летит на пальму (где, впрочем, тоже водятся коньяк и сериалы) - меняются только ритмика и характер этой утраты контроля, но не её природа.
Поэтому «от скуки в дурном смысле» люди не создают бизнесов, не пишут картин и поэм и не расшифровывают письменность майя.
От неё пьют, взаимоопыляются, пырятся в экраны, скандалят и дерутся - словом, капитулируют и отдают себя во власть процессов, господствующих над ними. Вручают джойстик от себя чему-то, что прокатит их по волнам переживаний само.
А вот от скуки в хорошем смысле - люди как раз начинают придумывать и реализовывать всякое.
Лучшее описание такой «высокой скуки» я встречал у ув. Клайва Льюиса, объясняющего, почему он засел за написание книг:
- Я просто хотел их прочесть, а их не было. Пришлось сесть и написать самому.
Это тоже берёт свою плату. Оно отнимает у нас чувство комфорта и требует наших сил. Отличие в том, что это - окупается.
А вспомнил я о процитированном докладе из-за того, что на днях имела место бытовая ситуация подвида small talk, в рамках которой мною же была упомянута скука и мощное средство не знать оной.
Здесь требуется небольшое признание: иногда бывают ситуации, когда я тренирую личные границы, вступая в неожиданные для совершенно посторонних людей диалоги с оными. Обычно - когда вижу по контексту, что у этих людей есть нечто общее со мной.
Так вот, на днях я уселся в подходящий автобус, намереваясь вернуться домой после всяких дел, немного постоял, а затем уселся рядом с юной особой, читавшей бумажную книгу. Какое именно произведение читала девушка, я не разглядел, но это не имело значения, ибо сам вид человека с книгой в транспорте, где почти все пырятся в смартфоны - уже создал подходящий контекст для маленького не обременяющего обе стороны разговора.
Дождавшись, когда девчушка в какой-то момент посмотрит в мою сторону, я внезапно сказал:
- Человек, который любит читать, вообще не знает, что такое скука.
- Да, - немедленно согласилась не ожидавшая такого поворота девчушка.
- Я сам очень люблю читать, и посвящаю этому занятию чуть ли не всё свободное время. Как только есть возможность - сразу заваливаюсь на диван с книгой.
Девчушка ничего не ответила, но зато её лицо осветила понимающая улыбка. А я, глядя на приближающуюся нужную остановку, поднял сжатый кулак со словами:
- Респект от любителя чтения любителю чтения.
Девчушка стукнула своим кулачком в мои сжатые пальцы, после чего я улыбнулся ей в ответ и вышел.
Единственным жизненным периодом, когда скука в плохом смысле могла дотянуться до меня - был тот, когда я в роли нищего студента был вынужден покупать ровно 1 книгу в месяц, или брать почитать что только можно у кого только получалось, ибо в ином случае мой требовавший интеллектуального топлива мозг рвало на части и тянуло на разные дурные приключения, упомянутые коллегой в контексте дурного же подвида скуки.
И потому сейчас, глядя на ребят и девчат, предпочитающий скуке чтение, я искренне рад за них, что и выливается в ситуации описанного выше подвида. Имеющие место не то, чтобы прям регулярно, но время от времени - стабильно. На исходе минувшего года вышел из книжного магазина, куда заходил получить сделанный через тырнет заказ, и стал у "зебры", дожидаясь разрешающего зелёного света. Гляжу, а в метре от меня стоит мальчишка среднего школьного возраста, покинувший тот же магазин парой минут ранее, и, натурально, нюхает свежекупленную книгу.
- Этот запах ни с чем не сравнить, да? - Сказал я ему.
- Точно! - Довольно согласился мальчишка.
- А вот электронные книги - не пахнут, - констатировал я. - И потому они для нищебродов, у которых некуда поставить книжный шкаф.
- Да! - Рассмеялся юный читатель, после чего загорелся зелёный сигнал и каждый из нас отправился своей дорогой.
Вспомнил же я о предсказанных троллем Лемом электронных читалках потому, что сам купил такую, когда уже не был нищим студентом, но всё равно не имел собственного жилья, а значит - и возможности наполнить соответствующий шкаф бумажными книгами.
Воспитателю троих детей - скучать и так некогда, а уж наличие книг позволяет вообще обнулить шансы скуки в дурном смысле когда-нибудь вторгнуться в пространство моих будней. Пахнущие вечными вопросами страницы - от "Дао-Дэ цзин" до Евангелия - стоят на страже и стимулируют межушный нервный ганглий функционировать в созидательную, а не в противоположную сторону.
И, кстати, раз уж я сегодня пишу о чтении, уместно будет выразить согласие с тем же коллегой Мараховским, высказавшимся в первой декаде марта о той части литературы, которую принято считать русской классикой:
<...> Отечественная русская литературная классика, при всём к ней уважении, есть в основном «литература победившей тарковщины».
В нашей дорогой и любимой литературной классике, известной всем и каждому, есть аналоги «Джуду незаметному», но нет аналогов «Айвенго» и «Острову сокровищ»; Есть аналоги «Quo vadis» и «Человеку, который смеётся», но нет аналогов «В дебрях Африки» и «Трём мушкетёрам». Есть аналоги «Потерянному времени», но нет аналогов «Гекельберри Финну». Есть аналоги «Мадам Бовари», но нет аналогов «Шерлоку Холмсу». Есть аналоги «Фаусту», но нет «Смоку Беллью». Есть аналоги «Гамлету», но нет «Укрощению строптивой».
Иными словами, наша дорогая классика - это сплошной артхаус и авторское кино, за несколькими счастливыми исключениями (что бы мы делали без стихотворных сказок ув. Пушкина с Ершовым?) имеющая мрачнейшее лицо и сурово бросающее в лицо зрителю один трагичный сюжет за другим.
Русская классика ненавидит хэппи-энды (счёт примерно 48:2 - два единственных гола, что я могу вспомнить, в ворота счастливых финалов забиты «Капитанской дочкой» и «Войной и Миром». Остальные хэппи-энды (в форме Духовного Возрождения) почему-то предпочитают происходить на каторге, такая себе радость).
Хоть бы кто в родной классике благополучно возвращался в дом из опасного путешествия, чтобы жить-поживать. Хоть бы кто заслуженно богател. Хоть бы раз добру дали одержать какую-нибудь другую победу, кроме моральной. Приключения - это несерьёзно, юмор - это несмешно, оптимизм - это безнравственно.
В русской жизни люди вообще-то довольно юморные. Мы постоянно угораем и прикалываемся и обмениваемся хихи. В родной классике из хихи допустима, кажется, только Едкая Сатира, Обличающая Пороки Общества. У Достоевского я с трудом припомню пару шуток. Чехов, бывает, шутит - но чаще издевается. Самое весёлое у нас - это малороссийские хиханьки молодого Гоголя, впрочем скоро сообразившего, что так классиком не стать. Есть определённый юмор в молодом Толстом (он терпеть не мог «Войну и Мир», подозреваю, именно за местами вылезающий из данной саги позитивчик).
Традиция мрачной серьёзности у нас такова, что даже самое весёлое произведение XX века, авантюрный роман «12 стульев» (ему, кстати, скоро сто лет), заканчивается убийством весёлого мошенника. Это как если бы в конце «Благородного жулика» О’Генри Питерс прирезал Таккера, ибо нефиг.
<...>
Можно сказать, что раз русские писатели не писали ничего весёлого и оптимистичного, значит, русской публике этого самого ничего весёлого и оптимистичного и не требовалось.
Тогда почему, спросим мы, ув. русские читали и читают «Айвенго», и «Шерлока Холмса», и «Трёх мушкетёров», и Вудхауза, и даже всеми ненавидимого «Атланта, расправившего плечи» А. З. Розенбаум? Почему ув. русские читают приключения, и победы добра над злом, и хэппи-энды, и вообще весёлые истории - но делают это в переводах?
У меня есть версия, поражающая своей банальностью и одновременно очевидностью. Потому что среди ув. писателей так повелось, что радоваться низя. И достигать чего-нибудь хорошего своим трудом, преодолевая трудности, героям тоже низя. И шутить тоже низя. Ликующие бабуины засмеют, и объявят автора несерьёзным, и обличат как лакировщика действительности и, может, даже лоялиста, в целом довольного тем, что происходит в мире и на Родине (вот сволочь).
Нет, настоящий серьёзный автор должен постоянно «впадать в отчаяние при виде всего, что совершается дома», в полном соответствии с заветами И. С. Тургенева, и загонять своих героев на каторгу, чтоб они там, значит, духовно возродились, или убивать, или сводить с ума, или ещё что-нибудь столь же весёленькое.
Истории успеха - даже если это были истории успеха совершенно честные, вроде «Педагогической поэмы» Макаренко (этому произведению тоже при нашей, надеюсь, жизни исполнится век), рассматривались почтенной критикой в качестве жанра легковесного, неуклюжего и ненастоящей литературы (вот горьковский мрачняк - то ДААА).
Но так почему-то вышло, что всё читаемое оптимистичное - у нас либо детское, либо переводное, либо детско-юношеское переводное. Конан Дойль и его Холмс жили вообще-то в жутком месте: проституток в Лондоне было (я где-то подсчитывал) около 10% всего женского населения, и шастал Джек Потрошитель, и банды приличных джентльменов выходили иногда поколотить быдло чисто по приколу, и цвели жуткие культы, и бедняки бедствовали, - но ему было почему-то можно быть оптимистичным. И Честертону можно было.
А Толстому с Чеховым - низя?
В итоге в душу российского, а затем и советского, а затем снова российского юного читателя (и будущего писателя) вкручивалась стальными болтами идея: весь позитивчик - за рубежом. В России не имеет права быть хорошо никому.
Эта традиция жива и сегодня. Я случайно знаю неофициальный комментарий одного вполне патриотичного писателя (и барда) о том, как он получил (нежданно-негаданно) «Букера» за один фантасмагорический роман.
- Эти [мужеложцы] из жюри и из литературной тусовки вообще, - кротко заметил писатель, - они как навозные мухи. Они совершенно искренне неспособны оценить книжку, если не могут унюхать в ней милого запаха тления. Поэтому я совершенно сознательно подпустил г***.
Ну зашибись, чё. Автор этих взволнованных строк, кстати, от чистого сердца сокрушается в связи с судьбой прекрасного отечественного сыщика Э. П. Фандорина, рождённого из литературной игры одного переводчика с русской и мировой классикой - и ставшего героем целой одной прекрасной, весёлой, авантюрной экранизации (кстати, прекрасно окупившейся в прокате) - «Турецкого гамбита». Великолепного героя погубил самым паскудным образом его же создатель*, ставший, кажется, иноагентом и исписавшися до мышей, «потому что в России у нормального человека не должно ничего получаться».
<...> …Наша дорогая классика есть проблема в первую очередь потому, что это на 95% взрослый и, как легко видеть, довольно злой артхаус, вкручиваемый подросткам. То есть тем, кто ищет ролевые модели.
Он их ищет - и находит где угодно, кроме родной классики. Родная классика ненавидит богатых (пофигу, честным ли трудом нажито их богатство). Родная классика ненавидит госслужащих (а что если все эти статские советники добросовестно работают? А где нормальный городничий? А где приличный генерал?). Родная классика любит, кажется, только глубоко несчастного человека-в-истерике. Из этой истерички в случае хэппи-энда родится (на каторге, само собой) кто-то по-настоящему положительный - в смысле тот, кто отправится вскоре на войну за благодарных болгар и там на ней добросовестно погибнет.
Пьер с Наташей (и Петруша с Машей) на этом величественном фоне торчат как залётные исключения, ни с того ни с сего наслаждающиеся жизнью и приносящие пользу миру, хотя оба Пети даже не убили ни одной старушки и не покаялись, а Наташа с Машей даже не побывали в борделе (фу).
Поэтому Гарри Поттер, ув. друзья. Поэтому доблестный Айвенго, неунывающий доктор Ливси, благородный победитель зла Холмс, весёлый золотоискатель Смок Беллью, лорд Гленарван, д’Артаньян и все-все-все.
Достанься европейская литература русскому литературному сообществу в качестве своей, оно бы вырезало из неё все потроха и оставило бы только Гуинплена, Квазимодо, Родольфа из «Бовари» и Блума из «Улисса».
Но всё это ШКОЛЬНАЯ КЛАССИКА. И поэтому говорить о том, что с родной литературой что-то не то - низя, если только вы не зарабатываете специально на шокировании общественности (тоже так себе жанр, замечу).
Родная классика выведена из-под критики примерно так же, как для многих ув. современников выведен из-под критики СССР (кто не ностальгирует, тот сволочь буржуйская), только куда более тотально и безоговорочно.
<...>
Русская классика ограничена не национально, а эмоционально. Она описывает жизнь, спору нет - но описывает её с гигантским креном в «разве-это-жизнь».
Она не даёт поведенческих моделей - а это попросту плохо и непорядочно с её стороны.
Она много и со вкусом рассказывает о том, как нельзя жить - но по части «как жить надо и окупится счастьем» это поле брани с васнецовского «После побоища Игоря Святославича» или даже «Апофеоз войны» Верещагина.
Суммируем:
- Проблема русской классики в том, что она, за несколькими счастливыми исключениями, не вдохновляет быть в России счастливым. Ни мальчиков, ни девочек, ни также их родителей. Она внушает малым и старым, что быть счастливым в России - это лажа и ширпотреб. И быть оптимистом - это лажа. И считать, будто можно в России ОБРЕСТИ счастие трудом, без какого-то жуткого страдания с элементами БДСМ - тоже лажа.
И поэтому здесь у нас никакого импортозамещения, а только глубокая локализация. Русские литературные примеры для подражания - это русский Айвенго, русский Холмс и русский Паганель.
И в обозримой перспективе так, вероятно, и будет.
Как человек, не любящий ни произведения Достоевского, ни то, что написали другие классики отечественного литературного артхауса, за исключением произведений двух выдающихся троллей - Гоголя и Булгакова (плюс Ильфа с Петровым, если согласиться, что оба романа о тов.Бендере создали именно они, в чём есть сомнения) - я согласен с процитированным мнением коллеги обеими руками.
Ибо если смотреть на упомянутый артхаус под таким углом, то видно, что он стимулирует читателя бросаться в объятия той самой скуки в дурном смысле. Ведь откуда взяться созидательному настрою, если, вон, аж цельные классики всей когортой написали, что в Этой Стране царит отчаяние, безысходность и тлен?
Читать нужно то, что даёт силы жить, и если у того же Пелевина, допустим, в "Священной книге оборотня" больше оптимизма насчёт будущих перспектив любимого нашего Мордора, чем у пачки классиков - то лучше я перечитаю названный роман, чем стану пичкать себя дискурсом "в России у нормального человека не должно ничего получаться".
Должно получаться, должно. И получается, и получается хорошо, годно, доказательством чему - 25-летний юбилей правления нашего Главтролля, который мордорские ватники отмечали вчера.
Будь иначе, соответствуй действительность артхаусу от пачки классиков - и нашего государства сейчас просто не было бы на политической карте Этого Глобуса.
* - Борис Акунин, он же Григорий Чхартишвили, внесён не только в список иноагентов Минюста России, но и в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга
            
                    Заказать продвижение сайта: как выбрать оптимальную стратегию                
                    Артефакт из прошлого                
                    3 Знака Зодиака, которые никогда не простят предательства.                
                    Прощание                
                    Выставка                
                    Корейский клён                
                    Бот. сад 2025. Розарий                
                    Как поступали с БОРЗыми в СССР                
                    Аль Пачино и Роберт Де Ниро для Moncler 2025.                
            
            
            
