"хорошее - повтори"... 11 лет назад прокатился по ЖЖ флеш-моб воспоминаний...

Из старого (февраль 2008):
"...
В довесок к френдским мемуарам http://allan999.livejournal.com/ расскажу и о себе в те годы.
Мне в этом флеш-мобе достались 1960-ые...
Возраста я своего никогда не скрывала и не пойму, почему принято ежегодно отнимать от реального, особенно перевалившего за сорок, по пять-десять лет (шоу-звёзды отчекрыживают и по 10-20, но нам, простым советским девчатам, это как-то ни к лицу:)). Так что честно признаюсь: 60-ые - это годы моего малышкового детства. Поэтому они чистого и светлого розового цвета, как огромные мальвы под окном нашей комнатки в кемеровском бараке, где я прожила свои первые 7 лет.

Мальвы были такими высокими, что до верхних цветков я не дотягивалась, зато на месте нижних можно было собирать круглые и толстенькие, как свернувшиеся в колечко гусеницы, мальвины семена. Там же росла вкусно-пахучая мята, неизвестная мне густо-зелёная трава, а в ней голубые незабудки, бледно-лиловые вьюнки и белые звёздочки. По заборчику, по крыльцу и даже стенам барака вился хмель. А в переулке водились сирень и черёмуха.
Сам барак наш был простой: бревенчатый, приземистый, в два подъезда, с удобствами в виде остро пахнущей помойки за дальним от входа углом и уличного туалета "типа сортир"(с) под литерами М и Ж.
Двор был обнесён хрупкой деревянной оградкой, казавшейся мне - по причине моей малости - добротным забором.

По малости лет мало что помнилось из огромного мира под названием "город" - разве что пляж на Томи, драмтеатр с разноцветной сценой, фонтан на площади, колесо обозрения в парке и зимняя горка возле ёлки, ежедневная дорога в садик и обратно - через ближайшие магазины и иногда пивную бочку для папы, а ещё поездки к бабушкам-дедушкам (на поезде - к маминым, на самолёте - к папиным).
В три годика я побывала на Сахалине у папиной родни. самолёт помню как бумажный пакет под носом.
Помню полнющее ведро клубники (тётка, работая в плодово-ягодном совхозе, могла брать за сезон сколько-то домой) и запах от него на весь дом.
Помню зубастую живую щуку в дедовом сапоге, и как дед вслух читал мне "муху-цокотуху", водя искалеченной на войне беспалой рукой по картинке с бабочкой-красавицей.

На поезде к другой родне до Киселёвска-Междуреченска ездили чаще, поэтому помню уютный такой изнутри вагон с крахмальными занавесочками на окнах и нарядно вышитой по углу салфеткой на столике, тройную кастрюльку (так запомнились ресторанные судки) с куриными ножками на горке из пюре) и сладкий чай с лимоном в стаканах в "кружевных" подстаканниках (хотя это был обыкновенный областной маршрут в обыкновенном общем вагоне).
Бабушка всегда встречала нас на насыпи, и я была уверена, что она наверняка умеет колдовать, а иначе как бы она узнавала, что надо очутиться именно тут, когда подходит и тут же через пару минут отходит именно наш поезд :).
У бабушки в доме меня уже дожидался мой двоюродный брат - лучший друг детства, с которым мы закапывали в бабушкином огороде "секреты", строили из всякого бросового материала удивительные в своей конструктивной смелости и неповторимости исполнения ракеты (а что ж ещё могли строить малыши 60-х?) и ходили на бережок изрядно заросшего ручья искать тамошнего водяного ("даром, что мелкий, а борода знаешь какая длинная и зелёная?" :))

Домой оттуда везла какую-нибудь бусину на проволочке или пряжку на верёвочке из раскопанного прошлогоднего секрета - на память...
Бабушка накладывала с собой "гостинцев". Но сколь мне помнится, мама всегда подсовывала бабушке денег. Потому что работал только один дедушка, бабушка занималась домом и огородом, и помимо выращенного деньги им были не лишними.
.....
Папа мой тогда работал на химкомбинате, получал надбавку "за вредность", мама и учительствовала, и преподавательствовала, поэтому хоть богато и не жили, но и не бедствовали. Папа мог себе позволить такое хобби, как "выбираться в лес". Лес любил, знал, и с пустыми руками из него не приезжал. Даже кедровых шишек мы не покупали - сам привозил.

Во дворе нашего барака, напротив входных дверей лепился ряд "стаек". Так называли разномастные сараюшки, которые жильцы использовали кто под кладовую, кто под чулан для рухляди, кто под гаражик для малогабаритного средства передвижения.
В нашей стайке было всего понемножку: и какие-то ещё могущие пригодиться остатки старой рухляди, и связки вяленой рыбы, и нити сушёных грибов-ягод под потолком, вёдра с квашеной капустой и солёными огурцами-помидорами, запасы картошки-моркошки, расставленные вдоль стены, рыболовно-охотничьи и слесарно-плотницкие снасти по углам, и дивный мотороллер в центре.
Для взрослого то была теснота необыкновенная, для меня - сказочная пещера, Куда я допускалась лишь при поведении, внушающем доверие (ничего тут не побьётся и не разбросается) её хозяину - моему батюшке. В мотороллере можно было стоять на приступочке между сидением и рулём, а хорошенько приподнявшись на цыпочках, можно было рассматривать кнопочки и циферблаты на самом руле.
.....
За стайками было уютное, густо поросшее травой местечко, открытое всем прохожим взорам, но куда заигравшейся мелюзге, не достигшей 5-летнего возраста, дозволялось забегать по малой нужде. По большой положено было бежать домой. Только умеющая ругаться страшным словом "срака" соседка из второго подъезда Маринка позволяла себе выкапывать в мягкой, полной дождевых червяков, земле ямку для своего громко оповещаемого "а я в голсок не буду!"...
Чуть в стороне от стаек лежала добротная и полнёхонькая песочница. В ней-то обычно дети и "жили". Постаршие рыли пещеры с одного угла, малышня - с того, что ближе к крылечку - с хоть одной да торчащей на нём мамашкой или бабкой.
В песочнице постигались свойства песка, глины и воды, увядание трав и цветов, надёрганных для песочных замков, удивительное свойство всякой оторванной напрочь косиножкиной ноги продолжать "косить" уже безо всякой ухромавшей в траву косиножки...
Сашка-"барин", второклассник из соседнего дома, долго гонял по извилистым ходам своего замка большого кузнечика, потом скармливал его своему восхитительно симпатичному котёнку и разрешал нам погладить пушистое котёнково пузико.
За углом, под пожарной лестницей на чердак в рыхлой земляной куче, которую туда однажды ссыпали вместо песка для забрасывания возможного пожара обитали шампиньоны. У них были круглые крепенькие шляпки, и навтыкав в них четыре щепочки, их можно было превратить в короля для песочной крепости, а приладив мак, как юбочку, и ромашку, как шляпку, можно было сотворить принцессу...
.....
В той-то песочнице я и треснула соседа Тольку лопаткой по башке, чтоб не лез к моим игрушкам. Толькина мама меня за это страшно невзлюбила, а и было это ой как нехорошо, потому что мы с Толькой жили в одной коммуналке. Это на улице мы с Толькой продолжали возиться "не-разлей-вода", несмотря на его "проломленную голову".
А дома было не так. У них троих была комната, у нас троих комната, а коридорчик и кухня были общие... И ванны не было, обе наши семьи ходили в городскую баню. В коридоре висели два разных рукомойника с пипками, вдавливающимися снизу в дырочки (причём у "ихнего" текло вразбрызг, а у нашего ровненько), а на кухне стояло два разных стола, и мы с Толькой, забегая с улицы, сразу становились детьми двух разных подъездов, домов, городов, стран и планет...
Отцы наши вместе курили возле стаек, дружно занимаясь своими мужскими хозяйственными делами, а Толькина мама с моей водиться не хотела и, приоткрыв дверь, чтобы маме, пишущей планы, было погромче слышно и мешало, садилась смотреть телевизор.
.....
Тогда, а то и просто так, мы шли в гости - общаться с друзьями. С Алёшей и Анютой играть было интересно, весело и, не побоюсь этого слова, приятно. Наши родители дружили и по работе, как мамы, и просто так, как папы. Удивительное дело, но они играли в шахматы и шашки, обсуждали книги и рыбалку, дурачились с нами, детьми, и я ни разу не видела, чтоб они пили спиртное. Им было интересно жить и без него. Хотя на праздниках, видимо, водка всё же была, потому что в домах пахло по-другому, и под скатерти с длинной бахромой за день хоть одну пустую бутылку да спускали ...:)

.....
В очереди на квартиру стояли и папа, и мама. Маме должны были её дать раньше, в доме, где селились директора и завучи учебных заведений, уж и документы ушли в исполком, но там кто-то "пожадничал", документы вернули с приговором: "раз есть муж с жилищной очередью на предприятии, пусть от предприятия и получают..."
Мама могла бы пойти в горком партии (она уже ждала мою сестричку), квартиру б дали, но гордость пересилила - она не пошла по инстанциям , а написала в давно ждущий её специнтернат в другом городе, сразу предоставляющем специалистам жильё, что согласна быть директором, и стала неспешно готовиться к переезду (тамошней директрисе сколько-то ещё оставалось до пенсии).

А пока была коммуналка. И соседи, с которыми мама всё равно ухитрялась ладить. Ни разу не ввязалась в споры или тем паче в скандал. Если б не моя лопатка, так и придраться не к чему.
А Толька однажды подвёл таки меня к приоткрытой двери - полюбоваться на диковинку - ящик телевизора с голубым и кругло выпуклым оконцем и говорящей в нём головой, так тут же был загнан в комнату и отшлёпан при плотно прикрытой передо мной двери.
.....
Однажды после очередной добычи цветов и шампиньонов для игры, я узнала, что между помойкой и сортиром можно было пройти к щёлочке в стенке с буквой М.
Провела меня к ней Маринка - "чё-та показать"...
Ничо я там, конечно, не увидела, кроме писающего папы - эка невидаль.
А он, выйдя, и заметив меня, всё ещё "чё-та" пытающуюся увидеть (и досадующую на навравшую, поди, раз убежала, Маринку), рассказал мне про то, как одному дураку, глянувшему в такую ж вот дырку посмотреть, кто там твердит "три-три-три", ткнули ржавым гвоздём в глаз да и затянули: "четыре-четыре"...
Впечатлившись именно ржавчиной гвоздя, я получила мощнейшую прививку от подглядывания на всю жизнь :).
Папа вообще был воспитателем лучшим, чем мама - при всех её дипломах.
Он играл со мной в медведей, устраивая берлогу под круглым столом укрытым скатертью с длинной, до пола, бахромой. "вот мне лягушка, а вот тебе лягушка", говорил он, выдавая кусочек прописанного, но нелюбимого мною гематогена. "Ешь скорее, а то волчуха придёт, наших лягушек отберёт". Таким манером любое лекарство шло за милую душу."Это кто там у вас волчуха?"- сердилась несущая мне водички мама, и это было так здорово (потому что "по правде"!) похоже на приближение сердитой волчухи, что я даже повизгивала от волнения. "Мы её трогать не будем - слишком опасная, - вещал папа-медведь, - мы у неё только воду отберём, лягушек запить..." :)

Садик свой я не любила. Я была слишком начитанным и умеющим самостоятельно играть ребёнком, чтобы выдерживать положенные скучные групповые занятия. Ничего особенного мне в нём не запомнилось.
Но вот аскарид, которых обнаружили у Маринки, я запомнила, потому что она любезно позвала меня из раздевалки и показала мне их в своём горшке. Маринка была меня старше на год и уходила в первый класс, не умея ни читать, ни писать. А меня ждала ещё подготовительная группа...
Нет, это было просто невыносимо - оставаться в садике ещё на год! Невыносимо, несправедливо и ужасно обидно. помню, как я кричала маме: "я умру в этом твоём любимом дурацком садике, и ты будешь плакать: ах, зачем я не отдала свою доченьку в школу..."
Доченьку отдали в школу, но не в переполненные классы, где учились приятели-соседи, а в совершенно чужой класс, тоже большой - в 32 человека. Учительница, конечно, не обрадовалась моему в нём появлению, и школьная жизнь началась гораздо безрадостнее, чем могла предположить даже готовая к такому повороту событий мама.
Зато я узнала, где находятся детская библиотека и краеведческий музей (и мне там очень понравилось), я сама ходила в школу и в магазин (сдачу давали копеечка в копеечку, машины притормаживали, пропуская через дорогу, а про то, что в те времена вечером не боялись гулять дотемна, выбегая на улицу, могли не закрыть входную дверь, и никто не влезал в квартиру, даже пиво пили только в пивнушках (чистых и с альтернативным прилавком для сока и газировки для женщин и детей, там папа и мне давал перед соком отхлебнуть пивной пены из большущей кружки), а в общественных местах не сквернословили на каждом шагу - про это уже писали мои френды…
.....
К концу 60-ых маме пришёл вызов на директорство в областной интернат в соседнем городе, квартиру там давали сразу, ясли сестрёнке предоставляли со дня приезда, и мы, оставив папу вырабатывать вредный стаж до конца, поехали обживать новое место.
Новая школа, новый класс, новая квартира, а я всё тосковала по мальвам под окошком нашего дома...
Конец 60-х для меня прошёл в привыкании к новому месту, к изучению класса, двора, интернатской территории, куда после школы мы приходили вместе с сестрёнкой, в наблюдении за жизнью детей, живущих без родителей.
Когда, наконец, к нам присоединился папа и пошёл работать на завод, на территорию которого (в отличие от кемеровского) мне разрешилось зайти-посмотреть, я решила, что и тут "жить можно". И стали жить. ..."
|
</> |