Хоронили Сталина, порвали три красные линии

lafeber — 04.03.2023

Ошибка в комедии «Смерть Сталина», которая всё еще не дает мне покоя. Фильм показывает, как в ночь на 1 марта из здания сталинской дачи выходят четверо членов Президиума, включая Молотова. На самом деле на те ночные посиделки Молотова не пригласили: там были Хрущев, Берия, Маленков и Булганин. При первом появлении Молотова титры объясняют, что это министр иностранных дел. На самом деле миинделом тогда был Вышинский. Вот тут возникает любопытство, а какой пост занимал Молотов в период 1949-1953. Историк О.В. Хлевнюк проясняет этот момент.

Когда Сталин снял Молотова и Микояна с их министерских постов в 1949, то падение с коммунистического Олимпа не оказалось для них катастрофическим, хотя это было понижением и проявлением недовольства генсека. 1949 год был непростым для советских руководителей: ЕАК, Ленинградское дело, провальная Берлинская блокада.

В том, что касается Еврейского антифашистского комитета, то Молотов в этом деле проявил некоторую фронду. Не сразу осудил жену и не сразу развелся с нею, что могло вызвать раздражение Сталина, который привык к беспрекословному подчинению. В декабре 1948 Политбюро принимает резолюцию по Полине Жемчужиной, но Молотов воздерживается от голосования. Такого непокорства Сталин уже простить не мог, поэтому 3 недели спустя он раскапывает свои обвинения против Молотова осени 1945, которые тогда циркулировали в узком кругу Четверки Политбюро, и снова рассылает их, теперь всему Политбюро. В январе 1949 Молотов решает в очередной раз признать свою вину и играть по правилам. Вот такой беспрекословной покорности требовал Сталин. По инерции Молотов потерял свое министерское кресло, но частично восстановил свои позиции очень скоро (через 3 месяца). Можно предположить, что если бы Молотов повел себя как Жданов в отношении своего сына, т.е. проявил 100% лояльность в отношении Сталина, то выволочки от января 1949, возможно, не было бы. Но это «возможно» превращается в «маловероятно», потому что там были еще гнойник под названием «Берлинская блокада» и эпизод, указывающий на некоторое недовольство Сталина германскими делами уже осенью 1948, когда блокаде еще даже полгода не исполнилось. Хлевнюк описывает то, как разрабатывалась Конституция ГДР. В октябре 1948 Молотов внес в проект Конституции свои поправки. Сталин в письменной форме Маленкову назвал те исправления «политически ошибочными и что ЦК не поддерживает их внесение». Затем ту телеграмму показали немецкому руководству и всему Политбюро, тем самым поставив Молотова в неудобное положение. Ошибка Молотова зафиксирована и подшита в дело. Для будущего дисциплинарного воздействия, если таковое потребуется, это обвинение могло стать полезным: Сталин не предпринимал резких шагов, а подшивал свидетельства ошибок в дела годами (карьера той же Жемчужиной пошла под откос в 1939 году - в 1948 ее легко было зацепить антиеврейской кампанией).

Ситуация вокруг Берлинской блокады развивалась в неблагоприятном для СССР направлении. Сталин как центр принятия решений, несомненно, нес основную ответственность за ту ошибочную операцию, но по привычке искусно взвалил всю вину на Молотова. Сам был травести, но строил из себя инженю. Сделав это, Сталину всё равно пришлось изыскивать выход из берлинского тупика. Приватные встречи постпреда СССР при ООН Якова Малика с американским дипломатом Филиппом Джессапом [Jessup] в Нью-Йорке с января по апрель 1949 указывают на желание Сталина побыстрее вскрыть этот нарыв на Шпрее, но не в оскорбительной для Советского Союза манере. Личная «один на один» подковерная дипломатия принесла свои плоды. Снятие Молотова в подходящую неделю вполне могло быть дополнительным сигналом Сталина Штатам, что эти переговоры были серьезными, а не типичной коммунистической уловкой-пустышкой. За поднятие шлагбаумов СССР не требовал откатить денежную реформу и роспуска агрессивного блока Западный Союз (WU) - он всего-то попросил проведения очередной встречи министров иностранных дел. Берлинская блокада, можно сказать, завершилась «потерей лица» Сталиным, но Запад не размазывал злорадно то поражение по советскому лицу. Обе стороны вежливо собрались на очередную министерскую встречу СМИД летом 1949. Инициатива исходила от Сталина, его часть Германии сильно страдала от экономической блокады. В ГА ООН подавляющее число членов видели ежедневный советский обструкционизм и идеологическую неумеренность; советская репутация страдала от того неконструктивного лукавства, и колеблющийся арабско-азиатский блок в своем отвращении возвращался в объятия Штатов. Сталин сам предложил завершить блокаду в обмен на проведение очередной сессии СМИД (которые более года уже не проводились, хотя должны проходить раз в квартал). Западу ни то ни другое остро не требовалось. Но Запад благосклонно принял сталинское предложение и публично не делал акцент на том, что инициатива исходила от СССР, что, прося дипломатических переговоров, Советский Союз тем самым демонстрировал свою слабость, что «Сталин проиграл и потерял лицо». Та сессия СМИД завершилась без результатов (договора с Германией и Австрией оставались подвешенными) и без скандалов, но сталинская оплата своевременно поступила на западный счет: блокада Берлина завершилась. Сталин сохранил гладкость своего оспенного лица без всякого ботокса и подтяжек.

Все те смертные грехи Молотова за 1948-49 требовали искупления и реформу институтов управления. Генсек перетряс немного руководящие институты СССР в марте 1949 (как это он делал не раз), создав в ЦК ВКП(б) новую комиссию по внешним делам - Постоянная комиссия по внешним делам при Политическом бюро ЦК ВКП(б). В ЦК ВКП(б) существовал свой Международный отдел. Вот его взяли и в 1949 переназвали. В скобках эта Постоянная комиссия определялась как Комиссия ЦК по связям с иностранными компартиями. Главным там поставили Григорьяна, а Молотову как члену ЦК поручили надзор за этой Постоянной комиссией. В задачи этой Комиссии входило общение с иностранными компартиями, Коминформом, ВОКСом, представлять за рубежом интересы отечественных профсоюзов и Союза писателей. Получилось так, что Молотову и Григорьяну отвели второстепенные вопросы пропаганды, тогда как право формулировать внешнюю политику осталось у Сталина, Вышинского и Меньшикова (новый министр внешней торговли). Хотя Молотов остался членом Политбюро, он формально уже не мог влезать в обсуждения внешней политики, какие велись узкой руководящей группой Политбюро. Резолюция Политбюро от 9 апреля 1949 запрещала ему такое вмешательство.

Хотя Молотов потерял пост министра в Совете министров, он остался первым заместителем председателя Совмина, и ему очень скоро там предложили другую зону ответственности, которая еще сильнее отдалила его от сферы внешней политики. Шестого апреля 1949 его назначили председателем секторального бюро по делам металлургии и геологии. Тут нужно понимать структуру советского правительства в то десятилетие. Министерств было много. Министров была тьма. Чтобы упростить работу заместителям председателя (вице-премьерам) Совмина вводилась административная прослойка в виде отраслевых секторов или бюро, когда несколько схожих министерств объединялись как бы в кластер. Их работу координировал назначенный вице-премьер. Например, Берия как зампредседателя курировал сразу три силовых ведомства: МВД, МГБ и МГК.

В промежуточном итоге мы имеем следующую картину. Проявив нелояльность в деле Евреейского антифашистского комитета и накосячив с Берлинской блокадой, Молотов весной 1949 как член Политбюро был нейтрализован и ушел в тень. Как член ЦК он выполнял второстепенную, но всё же внешнеполитическую, работу. Как член правительства он по-прежнему занимал высокую должность, но ему демонстративно поручили надзор над сектором, который был далек от внешней политики. Последующие события показали импульсивность того шага Сталина – летом 1949 генсек, исправив берлинскую ошибку, передумал гнобить Молотова и включил заднюю. Молотов частично восстановил утраченные позиции. Во-первых, с «железной задницы» сняли «экономическую нагрузку» - сектором металлургии и геологии больше ему не надо было заниматься. Интересно, за те 3 месяца наш металлист много успел наработать как геолог? Во-вторых, резолюция Политбюро от 12 июня поручила Молотову «сконцентрироваться на руководстве Министерством иностранных дел и Комиссии ЦК ВКП(б)». Таким образом, с лета 1949 до осени 1952 все вопросы, имеющие отношение к внешней политике, проходили через Молотова двумя потоками: как члена ЦК, курировавшего Постоянную комиссию ЦК, и как первого заместителя председателя Совмина, которому поручили внешнеполитический сектор. Хотя у Вышинского как министра иностранных дел было право обращаться к Сталину напрямую, есть свидетельства того, что новый министр не конфликтовал с Молотовым, а напротив, сотрудничал с ним, не избегая своего куратора.

Период с октября 1952 по февраль 1953 – это другой этап в жизни Молотова, когда над ним нависла опасность реального наказания. Если в 1945 и 1949 Молотов отделывался легким дисциплинарным испугом, то в 1952 на пленуме ЦК Сталин открыто на публике ругал его и Микояна, обвиняя их во всяческих отклонениях. В те месяца вплоть до смерти Сталина Молотов и Микоян жили как бы в Чистилище. В фильме вполне убедительно передан диалог Берии и Маленкова, когда Берия смотрит в сгорбленную спину уходящего Молотова и доверительно шепчет Маленкову, что фамилия Молотова уже внесена в список [т.е. список на арест].

Пятого марта 1953 года Сталин был возвращен отправителю. Его смерть плотно вплетена в историю успеха дипломатических переговоров по достижению перемирия на Корейском полуострове. Вопрос о принудительном возврате всех военнопленных долгое время был камнем преткновения в Панмуджоне. Это была картина сюр. Американцы, подписавшие Женевскую конвенцию 1949 года, нигилистически подталкивали к нарушению статьи 118, выходя за рамки правого поля. Китайцы и северные корейцы эту Конвенцию не подписали, но законопослушно требовали исполнения этой статьи, которая обязывала враждующие стороны вернуть абсолютно всех военнопленных после перемирия. В феврале 1952 дипломаты США понимали шаткость своей позиции и что вскоре ГА ООН влезет в эту кашу. За несколько дней до возобновления работы седьмой сессии ГА ООН американцы (в лице Командования ООН; переговоры ведь вели не дипломаты, а военные на местах) проявили инициативу и 22 февраля сообщили китайцам, что хотят без проволочек обменять всех больных и раненных. Так как эта инициатива исходила от американцев, то китайцы могли считать, что их «лицу» ни что не угрожает, если они ответят положительно. Коммунисты не успели дать ответ до смерти Сталина. Волкогонов утверждает, что Сталин был готов посоветовать китайцам дать положительный ответ на этот американский запрос, что могло бы приблизить день подписания перемирия. Чжоу Эньлай сказал «да» 28 марта. Хотя сам по себе глобальный вопрос с репатриантами-военнопленными не был решен, оставаясь перекошенным в пользу американцев, через хрупкий баланс мини-уступок китайское согласие было получено, что через 3 месяца подарит обеим сторонам перемирие. Если смотреть на вопрос о военнопленных глобально, то китайцы «потеряли лицо». Но если смотреть узко через «больных и тяжелораненных», то китайцы «сохранили лицо». Чуть больше месяца сохранялась интрига, довольствуются ли коммунисты малой азиатско-репутационной победой, чтобы пойти на уступку большую. На этот месяц пришлась кончина генсека.

В день смерти Сталина Молотов вернул себе пост министра иностранных дел. Неконфликтный Вышинский пошел на понижение и пересел в кресло постоянного представителя СССР в ООН. Весь мир гадал, как эта смерть отразится на кремлевских передвижках и советской внешней политике, ведь в министерском кресле вновь сидел тот самый твердокаменный коммунист, что подписал печально известные секретные приложения с нацистами в 1939 году и раздул угли послевоенных разногласий в Европе до состояния Холодной войны. Первую неделю прогнозы были самые мрачные. Оптимизма ни у кого не было. Внутренняя замятня в Кремле могла поднять наверх агрессивного авантюриста, грезящего о Третьей мировой войне и ядерном Армагеддоне во славу исторической миссии мирового коммунистического движения. Такие царили опасения на Западе, и Молотов своей зловещей фигурой на ключевом посту эти опасения отнюдь не развеивал. 9 марта на похоронах Сталина Молотов произнес речь, в которой не было ничего сказано о США и западных «правящих кругах», хотя до этого во все кремлевские речи автоматически включались дежурные обвинения в адрес злокозненного Запада. Внешнеполитические темы в той речи прозвучали, но в умеренных тонах. Речи Маленкова и Берии там же вторили тону Молотова. Маленков даже подчеркнул «возможность длительного сосуществования и мирного соревнования двух разных систем». Но это были всего лишь речи. На следующей неделе в Европе были сбиты два западных самолета, а также был обстрелян самолет метеослужбы США около Камчатки. Реальные подвижки начались 15 марта, когда Маленков в новой речи рассуждал о том, что «нет никакого разногласия, которое стороны не могли бы разрешить мирно». Московское радио вновь принялось хвалить наших союзников по Второй мировой войне. В Москву были приглашены кое-какие западные журналисты. СССР согласился с кандидатурой Дага Хаммаршёльда на посту генсека ООН, хотя до этого целых два года не признавал мандат Трюгве Ли [его не переизбрали в 1950, а продлили его мандат на 3 года; СССР не признавал второй срок Трюгве Ли]. Советские дипломаты связались с британцами, предложив улучшить механизм по предотвращению авиаинцидентов в Европе и пообещав помочь быстро вернуть британских солдат из корейского плена. Почти сразу же СССР предложил США, Франции и Великобритании провести новую сессию СМИД по германскому вопросу. И вот, 28 марта, Чжоу Эньлай продолжил этот тренд на потепление, ответив «да» на американское предложение быстро обменяться всеми раненными и больными. С 15 марта по 28 марта 1953 были порваны все сталинские красные линии. «Железная задница» Молотов приятно удивил весь мир.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив