ХХХ
tushisvet — 24.07.2012Говорю – "Двоякодышащие мы!"
Полинка смеется. Зачем, - спрашивает, - такие сложные слова?
А какие же еще?
Живем, ходим по улицам, едем в автобуса и маршрутках, ловя взглядом как спасение, морскую синеву, что блеснет вдруг между притертых друг к другу домов. Без нее глазу больно, он натыкается на душное, плотное и серое, часто моргает, словно песчинка попала. Без нее глазу скучно, он туманится, подергивается белесой пленкой катаракты. Там, где нет моря, нет Большой воды, мы слегка задыхаемся, а, попав на рынки, замираем около рыбных рядов. Стоим, смотрим и уходим, ничего не купив, унося на подошвах серебристую рыбью чешую.
Живем. Чувствуем за спиной Тарки-Тау. Спина прикрыта. Спокойно, не нервничай, спина прикрыта, не оборачивайся, гора всегда там, можно даже облокотиться. С горы начинается, сползает на Город зима. С нее смотрел на нас всех профиль чужого старика, дедушки Ленина, выложенный из беленых известкой больших плоских камней. Туда, к этому профилю, на смотровую площадку, что высоко над городом четкие пацаны везли на «грачах» заезжих блондинок, с обгоревшими на солнце, ярко розовыми плечами. Блондинки хихикали, млели и давали прямо в машинах. Грачи курили в сторонке и гадали – перепадет или не перепадет? Голова Ленина молчала и смотрела на северо-восток, в сторону Хасавюрта.
Между горой и морем практически ничего и нет. Городок наш необязательный, как полустанок, на который смотришь ночью из окна поезда дальнего следования. Как оброненное по пьяни обещание жениться. Он не требует никаких усилий, чтоб в нем жить. А может и наоборот. Может быть, требует их в таком количестве и так жадно, что об этом предпочитают не знать и не помнить, чтобы не чувствовать кислого привкуса вины.
У нас на загорелых шеях ожерелья из мелких прозрачных
ракушек, где чередуются «ключики» и «замочки», на коже – соль, а в
исцарапанных руках ветки со спелыми плодами боярышника. Нас с
детства продувает ветром, который здесь дует всегда и всегда в
лицо. Мы ложимся спать, строго определяя себя в пространстве, чтоб
головой непременно к горе, а ногами обязательно к морю.
Будто готовимся вскочить и бежать туда, где простор, если разбудят
посреди ночи всполохи и крики. И побежим, полуслепые, с миражами
под сонным веком, ввинтимся твердой круглой пяткой в песок,
бросимся в воду, нырнем. И после пары секунд удушья освоимся,
развернем плавники и ласты, поплывем. С любопытством высунем из
воды круглую тюленью голову – что там? Как Город, который оставили?
Славно горит или так себе?