"Голубой человек"
haspar_arnery — 25.02.2021Наконец прочитал книгу о которой много слышал - "Голубой человек" Лазаря Лагина.
Вопреки названию, это роман не про гея, а про попаданца. Просто московский заочник Георгий Антошин из конца 1950-хх годов попадает в Москву 1894 года.
По своему духу книга конечно разительно отличается от современной попаданческой макулатуры, посредством которой авторы компенсируют свое ущемленное державное достоинство и ущемленное материальное положение. "Приду я к царю, расскажу про ядерный реактор и революцию - стану графом". Вполне естественно для людей переживших распад СССР и мечтающих переписать историю заново.
У Лагина таких проблем не возникало. Его герой проваливается в прошлое из СССР 1959 года, - страны которая 14 лет назад раскатала Третьей рейх, только что первой вывела спутник в космос, является второй и одной из самых быстрорастущих экономик мира, с отходящими в прошлое перегибами сталинизма и т.д.
Так что бежать к царю со списками революционеров в данном случае акт не слишком разумный, а самый логичный путь к успеху - вступление в подпольную организацию с перспективой въехать в Кремль через пару десятков лет на белом коне. Свои сверхзнания герой не афиширует, хотя под конец все таки не выдерживает, и на процессе красочно описывает судейским их нелегкое будущие в 1917 году.
Книга замечательна своими описаниями старой Москвы, весьма достоверными портретами людей той эпохи (очень похожих на современных обывателей) и массой бытовых подробностей. Во всяком случае, собирательная французская булка описана так, то никаком "Белому орлу" и не снилось:
"– А что такое блеманже, тебе известно?
– Кажется, такое сладкое блюдо? – ответил Антошин.
– Не можешь ты быть лакеем! – удовлетворенно заметил Евстигнеев.
– Это почему? – удивился Антошин.
– Был бы ты настоящим лакеем, ты бы сказал: «Нет, не знаю. Позвольте мне, дураку неумытому, просветиться, узнать». Тем самым ты бы мне доставил удовольствие, поднял бы меня над собой и своего достиг бы. Поскольку тогда у меня к тебе было бы хорошее чувство, а ведь ты во мне нужду имеешь. Понятно я говорю?
– Понятно, – сказал Антошин.
– Блеманже – это такое сладкое блюдо, которого ни тебе, ни тебе, мастеровщине немытой (Евстигнеев ткнул пальцем в Антошина и Фадейкина), не то что кушать, попробовать даже и то не придется. А я кушал. Теперь, скажем, – продолжал Евстигнеев, всё более и более распаляясь, – ели вы куриные котлеты, называются «де валяй»? Обратно, котлеты пожарские, котлеты марешаль, котлеты министерские, котлеты «Палкин», беф а-ля Строганов, салат «Оливье», салат провансаль, паштет страсбургский, осетрину паровую, осетрину жареную, осетрину заливную, севрюгу, балыки всякие, суп черепаховый, суп консоме, суп крем, икру паюсную, икру зернистую, икру китовую, которую кит мечет… Да вы даже названий таких не знаете и знать никогда не будете, и дети ваши знать не будут, и внуки, и правнуки. А я ел! В агромадном количестве ел. Иной раз уже и дышать нету никакой возможности, а ешь, давишься, через силу глотаешь. Хлопнешь для скользкости чарочку шампанского или, скажем, портвейнцу и снова ешь. А почему? Во-первых, ужасно как вкусно. Во-вторых, – даровое, понятно это вам, серое вы мужичье, да-ро-во-е!.. Всё непокупное, все даровое! Сколько на столе остается – все мое! Во!.. А вам до гробовой доски только и жрать что щи да кашу, кашу да щи, редьку с квасом да квас с редькой. Ну, и еще тюрю…"
|
</> |