«Голубиная книга»

«Голубиная книга»

Следующее произведение, которое мы рассмотрим, известно менее «Слова о полку Игореве».

Это во многом объясняется тем, что «Голубиная книга» — именно она будет предметом нашего рассмотрения — принадлежит не к письменно зафиксированной литературе, а к устной традиции. Будучи издана уже в новое время она, тем не менее, содержит целый ряд архаических образов, несомненно, имеющих общеиндоевропейское, ведическое происхождение. По поводу происхождения названия этого памятника есть две точки зрения, и обе они основаны на анализе традиции.

Согласно одной из них, «Голубиная» — это искаженное «глубинная», т.е. мудрая, глубокая по содержанию. По другой версии, название связано с образом голубя — символом Святого Духа.

Первое упоминание о данном памятнике мы находим в сказаниях об Авраамии Смоленском (начало XIII века) — святой был обвинен в чтении «глубинных» книг, подозрительных по содержанию, предан церковному суду, но оправдан. Наиболее известны два варианта «Голубиной книги»: архаический и более модернизированный.

Ниже эти варианты будут цитироваться по изданию: Голубиная книга. Русские народные стихи ХI-ХIХ веков. М., «Московский рабочий», 1991.

С чего же начинается сказание?

Восходила туча сильна, грозная, Выпадала книга Голубиная, И не малая, не, великая: Долины книга сороку сажень, Поперечины двадсяти сажень.

К этой великой книге «сходятся, съезжаются» все цари земные, а с ними и множество простых людей, и «никто ко книге не приступится», никто не решается прочитать ее и узнать сокровенные тайны бытия. Наконец, к книге приходит «премудрый царь Давид Евсеевич» и перед ним она сама раскрывается, и ему становится ведомо «Божественное писание»...

Уже после прочтения первых строк «Голубиной книги» перед современным ее читателем встает целый ряд вопросов.

Прежде всего, что это за книга, выпавшая из тучи, пришедшей, по одному из вариантов сказания, с Востока?

Конечно, ее колоссальные размеры подчеркивают величие содержавшегося в ней знания.

Есть известная картина Н.К. Рериха, на которой изображены цари, съехавшиеся со всех стран на поклонение огромной книге.

Вряд ли может быть принята версия, согласно которой «Голубиная книга» это ничто иное, как Библия.

Ведь в тексте сказания говориться, что «Писал сию книгу сам Исус Христос, Исус Христос, Царь Небесный», — таким образом утверждается высший авторитет книги.

Также о Голубиной книге говорится, что ее читал «сам Исай-пророк /один из наиболее, известных и почитаемых пророков в Православии/, читал он книгу ровно три года, прочитал он из книги ровно три листа». Конечно, пророк Исайя, сам автор одной из книг Ветхого Завета, едва ли мог проявить такую непонятливость.

Несомненно, что здесь речь идет об эзотерическом знании, прямо восходящем к Божественному авторитету. Особое внимание следует обратить на тот факт, что в дальнейшем Голубиная книга так и остается непрочитанной...

Следующий интересный момент в центре сказания — это личность царя Давида (Давыда) Евсеевича. В сказании он — идеальный тип праведного царя (вспомним ведическое понятие раджа — риши), обладающий авторитетом не только могущественного правителя, но и мистика, приобщенного к Божественным тайнам.

Известный советский религиевед и писатель Е.И. Парнов в книге «Третий глаз Шивы» приводит гипотезу, согласно которой Давид Евсеевич «Голубиной книги» — это никто иной, как Дарий I Виштаспа (Гистап), царь из династии Ахеменидов, правивший в Персии в 522-486 гг. до н.э. Дарий, один из наиболее обаятельных монархов за всю историю человечества, пришел к власти, когда ему было 28 лет.

Он возглавил заговор против узурпировавшего трон с помощью обмана мага Гауматы и, избавив родину от незаконного правителя, провел важные реформы, обеспечившие устойчивость Ахеменидской державе, раскинувшейся от Индии до Египта и Греции.

Одной из его реформ было разделение государства на сатрапии — административные округа, правители которых в более поздние времена нередко становились почти независимыми государями, связанными с персидским царем только отношениями вассалитета.

Это нашло отражение и в титуле персидского монарха — «шаханшах» «царь царей».

Дарий I был не только религиозен, но и веротерпим и, сохраняя верность арийским индоиранским богам, мог участвовать в церемониях поклонения светлым божествам в Египте.

Конечно, гипотеза о том, что именно Дарий Виштаспа фигурирует в «Голубиной книге», может показаться фантастической: слишком уж велик разрыв во времени и пространстве между Ахеменидской Персией и Древней Русью, однако есть признанный в науке факт, косвенно подтверждающий данную версию.

В XIX —- начале XX века в ходе изучения фольклора угро-финских народов, в частности хантов и манси, выяснилось, что целый ряд образов их мифологии имеет индоиранское происхождение (выше уже говорилось о санскритских и авестийских заимствованиях в языках этих народов). Самым удивительным оказалось то, что одно из солярных (солнечных) божеств у хантов и манси является мифологизированным образом все того же царя Дария I, причем совпадающими оказались конкретные элементы биографии великого правителя и рассказа о божестве.

Авторитет и влияние Ахеменидской державы в мире были очень велики, так что возможно предположить, что Дарий I фигурирует в образе идеального царя в «Голубиной книге». Еще более вероятным это становится, если учесть, что Дарий I побывал на территории позднейшего расселения славян, совершая поход против скифов далеко на север от берегов Черного моря — поход, впрочем, завершившийся неудачей, так как скифы не пожелали покориться царю царей. Но вернемся к тексту «Голубиной книги».

После того, как Давид Евсеевич получает Божественное знание, к нему от лица всех собравшихся людей обращается «Володимер-князь Володимирович». Интересно, что в более архаичных вариантах сказания имя этого героя звучит по-другому: «Волотомон, царь прошедших времен». Здесь налицо наложение более позднего образа «Владимира, Красного Солнышка» (крестителя Руси и Владимира Мономаха, слитых воедино) на образ древнего героя, в имени которого звучит и «Велес» (один из богов древних славян) и «волхв» (жрец дохристианского культа).

Та космогоническая система, которую развертывает перед своими слушателями Давид Евсеевич, является ни чем иным, как изложением на общепонятном русском языке глубочайших истин ведической философии, в частности, учения о Пуруше (Праджапати). Пуруша — «тысячеглазый, тысячерукий, тысяченогий, тысячеглавый» — первочеловек, космическое существо, «со всех сторон покрывающий землю», «родитель своих родителей».

В посвященном ему гимне «Риг-Веды» (10:95) рассказывается, что Пуруша был принесен в жертву богами в ходе творения мира. Тело его было рассечено, и из частей возникли элементы космоса и социальной организации.

Тайна символического гимна «Риг-Веды» раскрывается Кришной, Бхагаваном. В «Бхагавад-Гите» в ответ на просьбу Арджуны явить свою безграничную вселенскую сущность, Кришна, Высший повелитель всех мистических сил, явил Арджуне Свою макрокосмическую форму. «Арджуна увидел в той вселенской форме бесчисленные удивительные видения...

Все это было дивно, сияюще, безгранично, всепокрывающе».

Итак, Пуруша есть образ Всевышнего Бога. Более подробно это раскрывается в видении мудреца Маркандеи («Матсья-Пурана»): «Это гигантское проявление материального мира является телом Абсолютной Истины, в котором воспринимается прошлое, настоящее и будущее материального времени».

Здесь вся Вселенная представляется как бы огромным телом Бога: «Патала /одна из планетных систем/ — подошвы стоп Вселенского Господа, Расатала — пятки. Махатала-планеты -— Его голень; колени Вселенской формы — это планетарная система, называемая Тала-тала; а два бедра — это Витала и Атала... Его шея — Махар-лока, Его рот — Джана-лока, Тапас-лока — лоб, Сатья-лока — голова Того, Кто имеет тысячи голов. Его руки — полубоги, возглавляемые Индрой; десять сторон света — Его уши, физический звук — Его чувство слуха. Его ноздри — два Ашвини-кумара, материальный запах — Его чувство обояния. Его рот — пылающий огонь (Агни). Небесный свод— Его глазная впадина, а глазное яблоко — солнце, дающее силу видеть...»

Совпадают не только общие космологические концепции Вед и «Голубиной книги». Совпадают и конкретные элементы этих концепций: Солнце — это глаз Бога в «Бхагавата-Пуране», и то же самое мы находим в древнерусском сказании. По «Голубиной книге» различные сословия происходят от частей тела первочеловека. «У нас индрик-зверь всем зверям отец», — говорится в сказании. В названии зверя (а в других вариантах «Голубиной книги» его имя дается Индра) ясно слышится имя ведического божества, военного предводителя древних ариев. Обратим внимание также на «царское» положение индрика среди зверей, на место его обитания — святую гору» и вспомним, что Индра, согласно шастрам, является царем полубогов как бы административным главой этой вселенной, а его столица—Амаравати («обитель бессмертных») помещается на вершине горы Меру.

Очевидно, после того, как стали забываться сказания об Индре, целый ряд функций этого божества был перенесен на «отца зверей», фольклорный образ, сформировавшийся, как полагает Н.Р.Гусева, не без влияния находок на Севере хорошо сохранившихся трупов мамонтов в толще земли.

Такая гипотеза может быть подтверждена следующим фактом: сюжет, связанный с Индрой — его поединок с демоном Вритрой («Риг-Веда» 1:32). Этот демон, само имя которого означает «преграда», приняв облик гигантского змея, сковал воды, перегородив течение рек. В пьяном задоре он вызвал на поединок Индру, но был сражен важдрой (священным оружием древних ариев, название коего может переводиться и как «топор-клевец», и как «палица» и даже как «удар молнии»). Индра освободил воды, которые заструились по членам огромного тела Вритры, убитого грозным божеством...

А теперь обратимся к одному из архаичных вариантов «Голубиной книги». А зверь зверям мать единьрох. Коли на земле была засуха, И в те поры дождя на землю не было, Тогда в реках и озерох воды не было, Только в едином озере вода была. И лежал великий змий, И не давал людям, пить, Й ни какому протекучему зверю, Ни птице полетучей. И коли побежит единьрох воды пить, И змий люты заслышит, И побежит от зверя того за три дни. И в ту пору запасаются водою люди.

Из этого отрывка видно, почему индрик занял царственное положение «отца зверей» — он был единственным, кто мог победить «великого змея». Совпадение функций Индры и индрика — налицо. Центр мира по «Голубиной книге» — в Святых горах, на острове в океане; он отмечен сияющим камнем, светлицей-храмом, ; где чистая дева хранит на престоле книгу сокровенной мудрости: Лишь далеко, на океане-море, На белом камне, посредине вод, Сияет книга в золотом уборе, Лучами упираясь в небосвод.  (Н.Заболоцкий)  «Голубиная книга» имеет многочисленные параллели с  «Животной книгой», почитающейся как св. писание русской сектой духоборов (или духоборцев). «Животная книга» также  восходит к образу книги древней мудрости. Вот что в ней говорится о центре мироздания: «Посреди земли восстают горы новые. На горах является море белое, посреди моря освещается белкамень самоцветный; супротив камня свечи стоят негасимые. От свечей воссияет цо все земли, во всю, вселенную... Вокруг 5 камня венец воссияет, яко солнце Господне... Из камня течет ч река огромная; вода белая, во всю землю, во всю вселенную».

Примерно то же самое можно прочитать в ведических книгах о священной горе Меру, которая является мистическим центром мира. Здесь опять мы видим совпадения не только на уровне общей концепции (святая гора «посреди земли», неподвластная течению времени и, следовательно, неумолимой деградации этого материального мира; обитель чистого духовного знания), но также и в отдельных, впрочем, в весьма характерных, деталях: белый цвет горы и вод, ее окружающих («молочное море» Вед — Беловодье русских старообрядцев и вышедших из их среды духоборов; сияние вокруг этого святого места и т.д.).

Как уже говорилось выше, месторасположение Меру всегда связывалось с мистическим Севером (который не прямо тождественен Северу географическому!) И любопытно, что духоборец на вопрос: «Откуда ты пришел?» должен был отвечать: «От Севера и моря, от Востока чада Его».

Таким образом, при внимательном чтении становится ясно, что наша древняя литература не просто имеет некоторые черты, сближающие ее с индийской — нет, она вся буквально пронизана духом Вед, и без изучения образов и реалий, заложенных в шастрах, мы не сможем правильно понять наследие своих предков. В сказании Голубиная книга так и остается непрочитанной — символ того, что древняя фиксированная традиция утрачена. Но эта традиция продолжает жить в рассказе Давида Евсеевича — в устной передаче, будучи уже по-новому осмысленной и как бы «переведенной» на язык христианства. И то, что ведические образы снова всплывают в «Животной книге», окончательно оформившейся лишь в XVIII века, еще раз свидетельствует о жизненности этой традиции.