Голос Америки

Июнь 1976 года, мне 7 лет. Мы купили билет на поезд из Ленинграда до станции Новоалексеевка, сели в поезд, но добравшись до нее, внезапно обнаружили, что станция эта не та, что есть две Новоалексеевки, и эта – на другой стороне Азовского моря, в Краснодарской области. Помню, как поймали такси до ближайшего городка, где была железнодорожная станция, потом сели в еще один поезд, который загружался на тот самый паром в Крым. Помню дельфинов в проливе, которых хорошо видно было с палубы парома. Наконец, помню, как тихой украинской ночью мы добрались до Геническа.
Родственники – сестра моей бабушки, тетя Муся, и ее муж, дядя Федя – нас не ждали (- Свалимся, как снег на голову! – радостно говорила бабуля), но все равно были рады, и встретили очень радушно. Потом, еще три лета подряд, между 1976 и 1979, годами мы отдыхали у них, ходили на пляж, смотрели кино в парке – хитами тогда были итальянский «Блеф» с Челентано в главной роли, индийские боевики и французские комедии с Пьером Ришаром – и ели этот вкусный украинский борщ. Во дворе росло персиковое дерево, и вся земля была устлана персиками…
Да, это была, конечно, тоже Украина, но из по-настоящему «украинского» в ней был разве что этот самый борщ, да смешные словечки, проскакивавшие тут и там в речи местных, вроде классического «шо?» вместо нашего «что?». Помню, как за обедом дядя Федя рассказывал про Одессу 20-х годов, где он жил еще подростком, и о тамошних хулиганах, которые, по его словам, назывались «босота». Потом мы шли на пляж, где сооружали самодельный тент из простыни и четырех палок, и долго сидели там, овеваемые морским воздухом. Под ногами был песок и засохшие водоросли, а рядом возвышался откосный берег. Дядя Федя привозил с хлебозавода огромный каравай свежего хлеба, похожего на гигантский куличик, и мы отламывали ароматные ломти, ели их с этим украинским борщом, и были счастливы.
Совсем поздно вечером мы возвращались, и тогда, под яркими звездами тихой южной ночи, молодежь включала приемник, и слушала «Голос Америки». Это казалось тогда страшно заманчиво – Америка! Запретный плод, страна магических джинсов, которыми торговали спекулянты на черном рынке по 200 рублей. Но ведь где-то там, в этих передачах, в этих вкрадчивых словах, мерно лившихся из коротковолнового приемника, в этих джинсах за 200 рублей и закралась уже ошибка, закралась червоточинка, злая зараза, которая уничтожит все это, разольет борщ на пол летней кухни южного домика, превратит его в кровь. Кому, зачем это нужно? Мало, всё-таки, оказалось джинсов? Не заглох «Голос Америки», дал всходы? Почти сорок лет прошло, и где мы теперь? Поделились на «майдаунов» и «ватников», на «колорадов» и «укров»? Откуда вся эта злоба, вся эта ненависть?
Станция снова не та. Грязные джинсы лежат в луже крови. Мертвый ребенок сжимает шею мертвой матери. И надо всем – «царство свободы и демократии», видимо – то самое, которое и обещал нам когда-то вкрадчивый «Голос»…

Последнее лето.
|
</> |