Гнездо кукушки

Когда я компульсивно что-то пишу, меня лучше не трогать.
И я, конечно, не права.
Вчера завелась из-за бабы, которая сравнила меня с мужиком алиментщиком.
Что я такая же безвольная, бесцельная, безответственная.
С.ка! Как же я завелась.
Я ей строчила ответ максимально унизительный.
Ведь не просто так у нее презрение к алиментщикам, ага.
Я ей вменила, что она своему алиментщику не может сказать, потому что слушать её он не станет, а высказаться надо, перенесла на меня.
И вот, в момент, когда я ей отвечала, пришёл ко мне в комнату К. вещать о Шахназарове.
Какой в ж. Шахназаров, когда я на ринге с этой бабищей долблюсь?!
Попросила его не отвлекать, он наоборот полез ко мне и стащил (с меня) трусы.
И мы снова поругались. Я же просила...
А он пригрозил, что скоро мешать не будет.
В смысле уйдёт.
Тут я окончательно выбесилась: когда? Давай прям щас.
Вздохну свободнее.
И ругались. Хотя до этого всё было у нас хорошо.
Я его обвиняла, что ему плевать на то, что для меня важно.
И чтобы выключил чёртова гоблина.
Я всегда в наушники слушаю, пусть он тоже.
Обвинял в эмоциональном дерьме и матерился.
Не люблю его. За то, что он меня не любит, не интересуется чем я занята, о чём думаю. Не заботится, не жалеет, когда болею.
Когда я ною, что болит, он троллит меня, передразнивает: унь-унь гынь-гынь.
Иногда когда о чём-то спрашиваю, а он не хочет говорить об этом, начинает угукать. Угу и кивает. Мол отстань, не до тебя.
Бесит меня это!
Это не отношения любовников.
Это отношения мать - сын переросток.
Который сидит на шее, слезать не собирается и при этом не уважает. Хамит.
Меня совсем не умиляет такое.
Секс возвращает нас в любовников.
Но от возраста, то ли от тревог и болячек, сeкса я не хочу.
Если он настойчив, я конечно разгораюсь, и бывает хорошо.
Потому что он умеет и люблю его тело, запах.
Потом удовлетворена и люблю его.
Но надолго не хватает.
Подумала, что любовь - это благодарность.
А не жалость.
Поэтому так трудно любить ребёнка истощённому родителю.
Себя вспоминаю, как я истощенная до предела без помощи маналась.
Любишь конечно, когда отдохнёшь, придёшь в себя, но одной без помощи это редко удаётся.
Любовь-благодарность за то, что такое чудо ребёночек, умиление.
Чаще любовь-жалость, что маленький и ему тоже трудно.
Пропускаешь через своё детство, вспоминаешь похожее.
...
Не знаю, как с ним теперь мириться, если сeкса совсем не хочу.
Снова наверное вру себе, хочу от себя скрыть.
Что мне хреново. Кроме антидепрессантов начала принимать ещё разжижающий кровь препарат.
От лекарств слабость сильная и какая-то отёчность.
Надо пить больше воды. А я забываю.
А ещё я боюсь.
Боюсь, что снова надо будет идти бить пятку волнами и это очень больно.
Боюсь, что эти кусочки нароста кости поплывут с кровотоком закупорят вены и всё же оторвут тромбы. Тромбы будут флотировать. И я умру.
Это хорошо, если умру, а если инфаркт, инсульт, но не до́смерти?!
В общем, мне п....ц страшно.
И вот, вместо того чтобы окружить меня вниманием, погладить, да хоть и отвлечь тем же сексом, вещает как радио.
Я сама отвлекалась, утром проснулась в пять и неприличное видео смотрела, чтобы снова уснуть
Значит потребность есть.
Вещает причём про политику, историю.
Я не хочу в это вникать. Мне тошно и страшно от этого тоже.
Он милитарист. При этом я его позицию вообще не понимаю.
Он какой-то тотальный дестроер.
Мизантроп. Совсем разочаровался. Всех ненавидит.
Убирает г...о за котом, матерится, изнемогает.
Потом говорит, что расходы на содержание домашних животных нужно пустить на производство оружия.
Я не могу слушать этот бред. Ему бы тоже таблеток, невозможно слушать!
Хотя кот меня тоже достал. Но я говорю, давай я уберу, успокойся.
В общем, лучше б одна жила.
Или хотя бы...
А, не знаю что.
Слава психиатру, мне всё же легче на таблетках.
Мне нормально, ровно, интересно, я радуюсь мелочам.
Не зацикливаюсь на страхе и страданиях. Хочу жить и живу.
Правда я немножко отрешённая, но это даже хорошо.
Я могу соображать, а не бегаю по потолку от эмоций.
В общем, норм.

Захча уехала в суд.
А я снова филонила.
Вместо того, чтобы составлять претензии, пыталась перевести непереводимую частушку из "Кукушкиного гнезда" Кена Кизи.
Вдруг осенило: так вот какая я оказалась птица. Кукушка. Бинго! Сидела с застывшей улыбкой, похожей на гримасу.
Осколки в калейдоскопе наконец сложились во что-то однородное.
Вспоминала.
Вот я, маленькая, слушаю, как кукует, считаю, сколько лет осталось жить.
Иногда совсем мало.
Иногда как повадится куковать, так больше ста выходит.
А в лесу растут кукушкины слёзы.
Это их кукушка наплакала по брошенным детям.
Но зато с далёкого юга прилетел кукушонок и вместе не так горько.
И я с ним вместе смеюсь над собой, что я кукуся, это такая милая растяпа. Которая теряет вещи и попадает в забавные ситуации.
А иногда совсем ку-ку.
Потом я иду к психиатру и Н. мне пишет о фильме "Над кукушкиным гнездом".
Значит, наверное, я скоро исчезну.
Полечу над тем, чего никогда не бывает.
Туда не знаю куда.
За предел
Vintery, mintery, cutery, corn,
Apple seed, and apple thorn;
Wine, brier, limber lock,
Three geese in a flock,
One flew east, one flew west,
And one flew over the cuckoo's nest.
Это эпиграф к книге, который дал ей название.
Дословный перевод звучал бы не "пролетая", или "полёт", а "один пролетел". Акцентируя, может быть, на герое, что он такой один.
Или что каждый один в своём роде, то ли один на свете.
Очень сложно перевести это мне, не переводчику
Вот что такое vintery? Mintery? Catery? Непередаваемая игра слов. То ли зима, то ли винт.
Выигрыш?
Острое как мятный нож, услужливая кошачья кукуруза.
В общем, эне-бене-раба какая-то.
(Квинтер-финтер-жаба)
Дальше яблочное зёрнышко и яблочный росток-выскочка, острым шипом пронзает пространство.
Вино, изгородь, гибкий локон.
И три гуся в стае. Один вылетел на запад, один на восток, один пролетел над гнездом кукушки.
Хоп и нету...


Кому бы подбросить последнего своего кукушонка?
И когда же я отсюда наконец уеду?
|
</> |