Гиперборея как предмет научного интереса в Средневековье и Новое время

matveychev_oleg — 25.07.2022
Аннотация:

Статья представляет собой первый в своем роде историографический и теоретический обзор взглядов мыслителей Средневековья и Нового времени на т.н. гиперборейский вопрос, которые анализируются в широком историческом контексте с акцентом на политико-идеологический аспект данной проблематики.

Тема Гипербореи, являвшаяся актуальной на протяжении практически всей эпохи античности, к началу эпохи Средневековья почти полностью ушла на задворки как общественного сознания, так и научной мысли, сохранившись лишь в качестве поэтической метафоры, радикально изменившей коннотацию. Теперь это понятие ассоциируется с ужасом перед угрозой с северо-востока вкупе с глубоким презрением к варварам. С IX по XVI в. эпитет «гиперборейцы» относился по большей части к русскому народу. Новая дисциплина – русистика – развивалась в контексте «гипербореанской» проблематики. По мере накопления географических знаний и уточнения топонимов понятие «Гиперборея» имело все шансы остаться не более чем источником поэтических аллегорий. Однако в XVI в., с началом эпохи становления национальных государств, данная тема приобрела новое звучание, став одним из орудий политического мифотворчества, в первую очередь, в североевропейских государствах, в т.ч. в Швеции, искавшей возможности обосновать не только свою исключительную роль в мировой истории, но и притязание на ведущее положение в Европе. С гиперборианским вопросом напрямую связана и т.н норманская гипотеза, навязываемая России Западом с начала XVIII в. Попытки узурпации шведами имени Гипербореи вызвали острую реакцию в России. Русский писатель В. Копнист предложил альтернативную теорию, согласно которой гиперборейцы являлись предками русского народа, и именно Россию надлежит считать колыбелью цивилизации.


Рубеж XVIII-XIX вв. отметился скепсисом европейской читающей публики по поводу попыток отыскать прямых потомков гиперборейцев среди существующих народов. Тема Гипербореи утратила актуальность почти на целое столетие, возродившись в трудах, с одной стороны, модных мыслителей-эзотериков, а с другой стороны – представителей классической филологии и философов-античников, расширивших диапазон научных интересов.

Для образованного человека античности таинственная страна Гиперборея была едва ли не частью повседневного мира. Чем-то вроде Антарктиды для представителей современности – мало кто там бывал, но никто не сомневается в ее существовании, и знания о ней полны и обширны даже у школьника. Сведения о Гиперборее содержатся в трудах огромного количества древних ученых, с нею связан целый пласт античной мифологии – представления о стране гипербореев были чрезвычайно значимой частью распространившегося по всей Элладе в период архаики культа Аполлона. Гиперборейцы воспринимались древними как «народ, в котором наиболее ярко отражается сам Аполлон, народ, наиболее ему угодный (“жрецы” Аполлона, “слуги” Аполлона), народ, среди которого он больше всего любит пребывать, и в котором больше всего осуществляются все его предначертания» [Лосев 1996: 462-463].

Почти неоспоримым фактом во времена античности считалось превосходство гиперборейской цивилизации над греческой – как технологическое, так и морально-этическое. Выходцы из Страны за Северным ветром неизменно поражали воображение древних своими сверхъестественными способностями – таков, в частности, Абарис, обладавший умением шествовать по воздуху, спасать города от эпидемий, лечить заговорами, предсказывать землетрясения, моровые болезни и небесные явления. Гиперборейцы изображались народом справедливым, добродетельным, творческим, сплошь поэтами, музыкантами и философами, а их социальное устройство – недостижимым идеалом для греков. Уже у Пиндара мы находим описание Гипербореи как благословенного края, где люди живут в тепле и счастье, и в их жизнь не вмешиваются ни болезни, ни войны (Ol. III, 16-17; Pyth. X, 29-44).

К счастливой и беззаботной жизни располагают их и сами условия их существования. Как прекрасный далекий остров в океане, который «обладает хорошей почвой и плодороден», описывал страну Аполлона Гекатей Абдерский, подчеркивая, что еще ее «отличает умеренный климат, ежегодно приносящий двойной урожай» (Frg. 7 (Jacoby) = Diod. Sic. II, 47) [Гекатей 2012: 155-156].

Замечание Гекатея о мягком климате Гипербореи повторяют Помпоний Мела (III 37), Плиний Старший (Hist. IV 89), а позднее, уже в IV-V вв. н.э. – Гай Юлий Солин (XVI 1) и Марциан Капелла (De nuptiis VI 664). В XIII в. об оптимальных природных условиях, отличающих страну Гиперборею, пишет Роджер Бэкон, опиравшийся в своих географических штудиях на Плиния и Марциана.

Слышны у Р. Бэкона и отголоски дельфийских легенд о благочестивом, идеальном во всех отношениях народе Гипербореи, получившем у Удивительного доктора вполне конкретную географическую «прописку»: «За Руссией, к северу, живет племя гипербореев, которое так именуется от больших гор, называемых Гиперборейскими. И это племя из-за живительного воздуха живет в лесах, племя до такой степени долговечное, что они не думают о смерти. Племя тихое и миролюбивое, ведущее благонравнейший образ жизни, никому не причиняющее зла и не испытывающее беспокойства со стороны других. Напротив, другие сбегаются к ним, словно в приют» [Бэкон 1979: 212-213].

Пассаж из “Opus Majus” английского богослова – пожалуй, единичный случай похвалы Гиперборее за всю историю Средневековья. В целом, тенденция была обратной. Даже пресловутый теплый климат страны Аполлона подвергся сомнению уже на исходе периода античности. Так, Сидоний Аполлинарий (430-486) пишет о «гиперборейских инеях» (XI 96), Магн Феликс Эннодий (473-521) – о «гиперборейских морозах» (I 8, 17).

Подобные указания на холодный климат Гипербореи, казалось бы, резонны: упоминаемый Мелой (III 36) и Плинием (IV 90) гиперборейский день, длящийся шесть месяцев, характерен для полярных широт, где ныне почти круглогодично господствуют свирепые морозы. Однако если иметь в виду, что сообщения латинских ученых приходятся на время резкого потепления климата в Северном полушарии – т.н. период римского климатического оптимума (III в. до н.э. – IV в. н.э.), их содержание уже не кажется таким уж фантастическим.

Скорее нужно отметить, что «холодать» в Гиперборее стало не только по причине изменения климата. Прохладным стало само отношение к этой теме, являвшейся актуальной на протяжении практически всей эпохи античности – как минимум, с VII в. до н.э. по V в. н.э., т.е., на протяжении 12 столетий.

В Средневековье тема Гипербореи почти полностью ушла на задворки как общественного сознания, так и научной мысли. Осведомленнейшая в других вопросах Суда упоминает Гиперборею лишь однажды, растолковывая «темное место» в небольшом стихотворении из «Палатинской антологии» (VI 240), в котором автор молит Артемиду отослать «ненавистную болезнь от лучшего из царей в пределы гипербореев». Имеется в виду «куда подальше», – объясняет Суда.

Значение этого слова – «гипербореи» – уже приходится объяснять специально. К X в. страна Аполлона забыта вместе и с самим Фебом, и сонмом прочих языческих богов. Христианская цивилизация породила новые интересы, паттерны, идеалы, новые доктрины.

Некогда повсеградно известное слово сохранилось для человека поздней античности и раннего Средневековья лишь в названии т.н. Гиперборейских гор – изобретения Птолемея (Geogr. V 9, 13), указавшего даже их «точные» координаты (район российского Приполярья), а также в переносном значении – как название непонятных северных племен, диких и ужасных, от которых не жди ничего хорошего.

Уже во времена Элиана (II-III в.) гипербореи, выступавшие прежде символом идеальной счастливой жизни, более не вызывают пиетета у греков и римлян, считающих себя достигшими вершины цивилизации. Гиперборею отныне почти принято ругать, хотя пока еще чужими устами. Элиан передает историю, якобы рассказанную историком Феопомпом о неких великанах, жителях таинственного континента, находящегося за пределами обитаемого мира.

Собравши миллионное войско, они будто бы переправились через океан и дошли до гиперборейских пределов, однако «не пожелали идти дальше, ибо, наслышанные о том, что тамошние жители слывут у нас самыми счастливыми, нашли их жизнь жалкой и убогой» (Var. hist. III 18) [Элиан 1963: 34].

Окончательно изменить свое отношение к «блаженному племени» заставили жителей Римской империи нашествия северных племен, получившие название Великое переселение народов. Теперь слово «гипербореи» ассоциировалось с ужасом перед угрозой с северо-востока вкупе с глубоким презрением к варварам. Сидоний Аполлинарий в «Панегирике Антемию» рассказывает о диком, суровом, хищном племени, живущем «там, где падает с рифейских скал белый Танаис, несущийся с Гиперборейских гор». Даже лица их детей, по словам Сидония, «внушают особый ужас» [Латышев 1949: 288]. По имени предводителя племени Гормидака, упомянутого Сидонием, мы понимаем, что речь идет о гуннах, воплотивших для европейцев «темную, гиперборейскую силу». Волшебная страна, оттуда раньше прилетали на волшебных стрелах чудотворцы-Абарисы, предстала обиталищем свирепых и недалеких воинов (даже дети их ужасны), источником постоянной угрозы, «ибо известно, по предсказанию пророка, что с севера приходит все зло» [Аббон 2011: 512].

Автор раннесредневековой «Космографии» (VII-VIII в.), известный под именем «Этик Истрийский», характеризует гипербореев как «народ глупейший», относящийся словно «к роду крокодилов и скорпионов»; земля их, Гиперборея, «не родит никаких полезных плодов», зато в ней «обилие диких животных и скота»; богата она и драгоценными камнями, и железом, а местами – золотом» [цит. по: Матузова 1979: 227].

В середине IX в. о древнем эпитете вспомнили в связи с событием, имевшем принципиальное историческое значение.

В июне 860 г. крупнейший и богатейший город мира, Константинополь, осадила на двухстах кораблях армия русов. Атака была неожиданной, и падение великого града казалось неизбежным. Перед лицом смертельной опасности патриарх Фотий произнес с кафедры собора Святой Софии свою знаменитую гомилию.

«Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град – не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви – что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, – но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой – чтобы не сказать сильнее – таких и стольких бед? Разве не из-за грехов наших все это постигло нас? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего?» [Фотий 2000: 31].

Спешно вернувшийся из похода на арабов император Михаил III, согласно летописям, тайно проник в свою столицу и вознес с патриархом Фотием молитву во Влахернской церкви, после чего с народом своим вынес божественную ризу Богородицы и окунул ее в воды Пропонтиды. «Была в это время тишина, и море было спокойно, – повествует автор “Повести временных лет”, – но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой» [ПВЛ 1996: 149]

Вскоре произошло большое историческое событие: оценив силу христианской молитвы, русы отправили в Константинополь посольство и попросили о крещении. Отряженный Фотием епископ1 крестил «гипербореев». В своем Окружном послании к восточным архиерейским престолам (867) патриарх с удовольствием отметил, что «даже сам ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый [народ] Рос, … переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя охотно поставив в ряд подданных и гостеприимцев вместо недавнего разбоя и великого дерзновения против» [Фотий 2000а: 75].

Поход руси на Царьград ознаменовал выход на международную арену никому прежде не ведомого народа. Русы показали себя как народ воинственный и отчаянный. Впредь эпитет «гиперборейцы» весьма продолжительное время относился по большей части именно к ним. Гунны стали историей. В Европе появилась новая, грозная сила.
Почти сведшиеся на нет в монгольский период русско-западноевропейские связи, по сути, возобновились лишь к XV в. Интерес к Московской Руси подогрели Флорентийский собор 1439 г., фактическое провозглашение в 1448 г. автокефалии Русской церкви и бракосочетание Ивана III с византийской принцессой Софьей Палеолог (1469).

Страна, победившая Орду и стремительно набиравшая вес на международной арене, стала объектом пристального внимания со стороны Европы, над которой нависла османская угроза и которую сотрясали внутренние противоречия, вылившиеся в т.н. Итальянские войны. Кем станет Русь для Европы, союзником или врагом? – именно этот вопрос беспокоил европейских правителей. Как и прежде, наша страна вызывала не только любопытство, но и опасения.



Именно в это время европейские путешественники, дипломаты, негоцианты заново открывали Московию, в отношении которой продолжал использоваться эпитет «гиперборейский», чаще всего – в связи с топонимами из «Руководства по географии» Птолемея, ставшего известным западноевропейцам во второй половине XV в.

Описывая в поэме «Лузиады» (1572) устами Васко де Гамы северные пределы земли, классик португальской поэзии Луиш де Камоэнс возвещает:

У полюса холодного, седого
Гиперборейских гор встают вершины.
Эола с них дыханье удалого
Несется вниз, в окрестные равнины.
Там луч слабеет Феба золотого
И не тревожит мощных льдов глубины.
Под вечным снегом горы изнывают,
Моря и реки подо льдом страдают.
[Камоэнс 1988: 105].

«Жителем Эллады», который «ныне стал гиперборейцем» называл себя в письме, адресованном некоему Макробию (1552), знаменитый афонский богослов Максим Грек, прибывший в Москву для помощи в исправлении церковных книг [Максим Грек 1993: 240]. Проведя полжизни среди русских, в самом деле, мудрено не стать гиперборейцем.

Во власти античных представлений находился и римский эрудит, любитель латинских древностей Юлий Помпоний Лэт, совершивший в 1479 г. путешествие по южным областям Руси и включивший собранные хорографические сведения в свои комментарии к Вергилию [Лэт 1941: 69]. Интересно сообщение Лэта о «большом острове на крайнем севере, недалеко от материка», где «редко, почти никогда не загорается день; все животные там белые, особенно медведи» [Забугин 1914: 80], это сообщение нередко расценивают как первое упоминание о Новой Земле, открытой голландцами в конце XVI в.

О состоянии знаний о географии Московской Руси можно судить по знаменитой карте мира Мартина Вальдзеемюллера (1507), на которой фигурировала и страна Гиперборея за Гиперборейскими горами, и «Столпы Александра», и племена амазонок и антропофагов, и прочие мифологические объекты [Waldseemüller 1507]. Стоит заметить, что в прочих аспектах эта карта опережала свое время, и именно на ней впервые появилось название «Америка», предложенное Вальдзеемюллером в честь Америго Веспуччи.

Одним из первых авторов Нового времени, осмелившихся оспорить авторитет Птолемея, стал Матвей из Мехова (1457-1523), профессор Краковского университета, автор термина «татарское иго» [Малов, Малышев, Ракушин 1998]. Его «Трактат о двух Сарматиях» был написан в 1517 г. к грядущему бракосочетанию короля польского и великого князя литовского Сигизмунда I; автор поставил перед собой задачу разоблачить мифы различных «очковтирателей» (frapatores), «противоставляя им, вместо всяких хитроумных доводов, реальный опыт» [Меховский 1936: 84].

Основываясь на рассказах русских военнопленных (сам он на Руси не бывал), Матвей дерзнул опровергнуть важнейшие постулаты птолемеевской географии и выступил с утверждением, что «гор Рифейских и Гиперборейских в природе нет ни в Скифии, ни в Московии, ни где бы то ни было, и хотя почти все космографы утверждают, что из этих гор вытекают Танаис, Эдель или Волга, Двина (Dzwina) и другие крупные реки, написанное ими – выдумки и невежественное баснословие. Танаис, Волга и наиболее крупные реки текут из Московии, из страны равнинной, болотистой и лесистой, вовсе не имеющей гор» [Меховский 1936: 84]. Настаивал Матвей и на вовсе возмутительном факте, что в местах, куда древние помещали свою Гиперборею, «нет чудовищных людей – одноглазых, двухглавых псоглавых и пр., а живут там люди, нам подобные, но живут редко, разрозненно, на расстоянии друг от друга и в малом числе» [Меховский 1936: 85].

Открытия Матвея Меховского подвергали сомнению не только правдоподобность античных карт, но и доктрину самого Аристотеля, согласно которому все реки берут свое начало в горах (Meteor. 350a). Уже вскоре к краковскому ученому присоединились нидерландский писатель Альберт Кампенский («О Московии к Папе Клименту VII», 1523-1524), напрочь отринувший возможность существования Гиперборейских гор, «которые произвела на свет лживая Греция, а не природа» [Кампенский 1997: 105], итальянский ученый Павел Йовий («Книга о посольстве Василия», 1525), назвавший «столько раз прославляемые древними» Гиперборейские горы «совершенно баснословными» [Йовий 1997: 273], а несколько позднее – автор «Всеобщей космографии» (1544) Себастьян Мюнстер [Мюнстер 1997: 340].

Столь дерзкая переоценка научных ценностей взбудоражила ученый мир Европы: Птолемей и Аристотель были не дополнены новыми сведениями, как полагалось в то время, но решительно пересмотрены. Неудивительно, что не было предела возмущению большого любителя географии императора Священной Римской империи Максимилиана I, которому Меховский отправил свое сочинение. Снаряжая с посольской миссией к Великому князю московскому Василию III дипломата Франческо да Колло, император дал ему особое поручение – опровергнуть сообщения краковского звездочета.

Это поручение венецианец выполнил с подобающим прилежанием. Рассказы очевидцев, самолично побывавших в Югре, дали ему основание отождествить Гиперборейские горы с Уралом, где да Колло в своем «Доношении о Московии» (1519) поместил истоки русских рек, в т.ч. Танаиса (Дона) [Колло 1996: 63-65].


продолжение следует...

Оставить комментарий

Популярные посты: