Гений и злодей

Но в этом случае – почему бы «гению» не совершить злодейство, «по необыкновенной способности к преступлению», как Ставрогин у Достоевского, – от своей огромной внутренней свободы: ради любопытства или убеждения, что мне всё позволено (мне всё простят)? Мы же действительно простим гению все, мы нуждаемся в гениях, мы молимся на них (особенно мертвых).
И если он все же не совершает откровенных злодейств (или мы о них не знаем), то, может быть, потому, что в его «гениальность» входит и инстинкт «правильного поступка». Правильного для других, но, в конечном счете, для него самого.
Можно даже предположить, что гений сублимирует свое внутреннее злодейство в творчестве, скажем. И из грязного болота вырастают лотосы.
|
</> |