Гении и их жёны

Судя по комментариям, в отношениях между Софьей Андреевной и её мужем большинство читателей, скорее всего, читательниц, на стороне Софьи Андреевны. Я так поняла, что она что-то очень жалобное о себе написала. И читательницы заливаются слезами от жалости к ней. Мне этих писаний Софьи Андреевны прочесть не случилось, но я думаю, что, если бы даже я их прочла, это не изменило бы моего отношения к супружеской жизни Толстого. Я человек простой и примитивный. И я примитивно на стороне гения. Гений нужен всему человечеству. И его домашние отвечают за него перед человечеством. Раз уж так случилось, что в семье есть гений, то у них просто нет выбора. Они должны обеспечить гению оптимальные условия для воплощения и развития его дара, который дал ему Бог.
Но как раз гениям почему-то с жёнами не везёт, вы это знаете не хуже меня. На Наталью Николаевну рука не поднимается. Я думаю, быть женой Пушкина – тяжёлый крест, но мы знаем, что безупречной женой она не была. В неё, красавицу, влюбился Дантес, и его поклонение не оставило её равнодушной. До измены дело не дошло, но одно свидание было. Это свидание организовала троюродная сестра Натальи Николаевны Идалия Полетика у себя дома. Наталья Николаевна призналась в этом Пушкину. И вот интересно, что в этой истории свет оказался не на стороне законного мужа Пушкина, а на стороне Дантеса. Дантеса считали чуть ли не ангелом, а Пушкина демоном. Это видно из переписки светских людей того времени, некоторые письма сохранились. История обросла светскими сплетнями, и Пушкин не мог не вызвать Дантеса на дуэль, на которой был смертельно ранен. Георгий Шенгели написал:
...Пускай лишились мы России лучшей славы, —
Морошки блюдечко — прощение твое!..
Имеется в виду, что Пушкин, будучи в жару, попросил морошки, и Наталье Николаевне удалось блюдечко морошки раздобыть. Георгий Шенгели простил её, проявил рыцарское отношение к женщине. Будь она мужчиной, он бы её не простил. Я не склонна простить Наталью Николаевну. Пушкин умер в 37 лет. Он мог ещё годы жить и творить. Трудно себе представить, чего мы лишились. Когда Пушкина не стало, Наталья Николаевна вышла замуж за генерала Ланского, и это был брак по любви, счастливый брак.
У Чехова была замечательная сестра, Мария Павловна, она очень любила брата, посвятила ему жизнь, замуж не вышла. А вот о жене Чехова, Ольге Леонардовне Книппер, этого сказать нельзя. Я считаю, что она вышла замуж за Чехова не по любви. Просто каждая актриса мечтает иметь своего драматурга. Ольга Леонардовна обычно поздно вечером возвращалась домой после спектакля, весёлая, возбуждённая успехом, я так понимаю, что усталости она не чувствовала. Она отличалась отменным здоровьем, жизненной силы в ней хватило бы на двоих. Возвращалась домой она всегда в сопровождении Немировича-Данченко, и говорила мужу: «Дуся, почему ты ещё не в постели? Ты должен немедленно лечь спать, поздно сидеть тебе вредно», А Немирович-Данченко был известный ходок, говорят, у себя в театре он переспал не только со всеми актрисами, но и со всеми билетёршами. Виталий Вульф рассказывал, что навестил Владимира Ивановича в больнице, из которой тот уже не вышел. Он умирал. В комнату вошла санитарка, и Владимир Иванович сказал Виталию Вульфу: «Пусть она уйдёт, она меня волнует, а мне сейчас это вредно». Вот такой был, не знаю, как сказать – кобель или козёл. Я уже пересказывала в своём блоге то, что рассказала Фаина Георгиевна Раневская, но это было несколько лет назад. С тех пор читатели сменились, и я позволю себе рассказать это ещё раз. Фаина Георгиевна, тогда ещё молодая актриса, шла по улице и встретила Качалова. К Качалову у неё всегда было особое отношение. Она рассказывала, что когда приехала из Таганрога в Москву, то первое, что сделала,- на вокзале в киоске купила фотографию Качалова. Так вот, она встретила Качалова и спросила, куда он идёт. Он сказал, что идёт в гости к Щепкиной-Куперник, приглашён на обед. Раневская попросила Качалова взять её с собой, она давно хотела познакомиться с Татьяной Львовной. Качалов сказал, что это совершенно невозможно, там «тонный» дом, и туда совершенно невозможно привести незнакомого человека, не договорившись об этом предварительно. Но Раневская шла за ним. Позвонили в квартиру. У Татьяны Львовны было много домочадцев. Говорят: «Короля играет свита», без свиты нет короля, вот домочадцы Щепкиной-Куперник играли эту роль. Дверь квартиры открылась, Татьяна Львовна и её домочадцы увидели незнакомого человека. На лицах отразилось удивление и недовольство. Слова цедили сквозь зубы. Раневская сказала: «Вот шла я сегодня по Пушкинской и встретила эту блядь Книппер». Тут все заулыбались, закивали головами и стали говорить: «Воистину блядь, матушка, воистину блядь! …Да вы заходите, раздевайтесь, сейчас подадут обед».
Но больше всего с женой не повезло Блоку. Его жена, дочь великого учёного Дмитрия Ивановича Менделеева, была нравственным уродом. Блок и его жена были людьми не просто разными, а противоположными во всём. Трудно понять, почему поэт взял в жёны человека не просто чужого, а совершенно чуждого. Жена ему изменяла с кем ни попадя и почти этого не скрывала. Она описала такой вечер в их доме… В одной комнате Блок и Андрей Белый, может быть, с ними ещё кто-то был, читали друг другу стихи и говорили о поэзии. Любови Дмитриевне это было неинтересно, она сказала, что плохо себя чувствует, и в другой комнате лежала в постели. У неё был посетитель. Она написала: «Я откинула одеяло, и он мог любоваться моим роскошным телом». Вот откидывать одеяло и предоставлять возможность мужчинам любоваться её телом, а может быть, не только любоваться, было её любимым занятием. И ещё она была патологической лгуньей. Врала, даже когда в этом не было, казалось бы, никакой надобности, немотивированная ложь. У меня на полке стоит том переписки Блока с женой. В письмах она врёт и забывает, что именно она соврала. И поэтому следующее письмо опровергает то, что она написала в предыдущем. Мне почему-то кажется, что вся эта ложь и вся эта суета сует связана с комплексами. Отец Любови Дмитриевны был великий учёный. Муж стал знаменитым поэтом уже после того, как они поженились. А у неё тоже была творческая профессия, она была актрисой, но большой актрисой не стала. С гастролей она прислала Блоку в письме вырезку из газеты, из рецензии на их спектакль. Там было сказано: «В роли госпожи (вот не могу вспомнить имя персонажа) блистала актриса Басаргина». Это был сценический псевдоним жены Блока. А потом она написала Блоку, что автор этой рецензии – она сама. Написала: «Вот такой я у тебя саморекламист». Она родила сына не от Блока и привезла его мужу. Блок принял мальчика и заботился о нём, но мужчине трудно выходить новорожденного, и мальчик умер. Мать на похороны не приехала. Блок писал: «Нет. Над младенцем, над блаженным, Скорбеть я буду без Тебя». У Блока есть такие стихи о жене:
Что же ты потупилась в смущеньи?
Погляди, как прежде, на меня,
Вот какой ты стала - в униженьи,
В резком, неподкупном свете дня!
И ещё:
Я не только не имею права,
Я тебя не в силах упрекнуть
За мучительный твой, за лукавый,
Многим женщинам сужденный путь...
Кончается это стихотворение словами:
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
Вот понимал, что безбожная, понимал, что пустая, и всё равно незабвенная, и он ещё просит у неё прощения.
Исключение составляет только жена Достоевского, его вторая жена, Анна Григорьевна Сниткина. Она была для писателя верной женой и верным помощником до конца его дней. Но это исключение.
|
</> |