Генералиссимус Суворов против иерея Сысоева

Александр Васильевич Суворов.

Суворов в области военной, да, пожалуй, и не только в военной - как Пушкин в области литературы. Суворова с неменьшим основанием можно было бы назвать "наше всё". Это не просто один из выдающихся полководцев XVIII века - в то бурное столетие талантливых военачальников было много. Суворов - создатель самобытной тактики, на несколько десятилетий опередившей своё время, а также новой, самобытной, чисто русской  системы обучения войск. Во времена всеобщего господства муштры и палочной дисциплины, когда, например,  знаменитый прусский король-полководец Фридрих Великий, не стесняясь, говорил, что солдат должен бояться палки своего капрала больше, чем неприятеля, Суворов видел в солдатах - насильно мобилизованных вчерашних крепостных! - людей, ел с ними из одного котла, не стеснялся беседовать с ними, объясняя смысл войны и их собственную предстоящую задачу, делил с солдатами все тяготы похода и соответственно, воспринимался ими не как строгий начальник, а как отец-командир, подвести которого было решительно невозможно. "Каждый солдат должен понимать свой манёвр", - наставлял Суворов подчинённых ему офицеров. Не потому ли его чудо-богатыри могли творить на поле боя самые настоящие чудеса?

Впрочем, биография Суворова поучительна и для рядового обывателя, к военному делу никакого отношения не имеющего. Вспомним хотя бы факт, в советские времена известный каждому дошкольнику: Суворов в детстве не отличался крепким здоровьем и выглядел довольно тщедушным. Отец - боевой генерал - собирался пристроить сына на гражданскую службу, но Суворов грезил о боях и походах. Регулярными гимнастическими упражнениями и закаливанием (Суворов в любую погоду ежедневно обливался из ведра ледяной водой) Александр Васильевич смог укрепить своё здоровье и таки добился того, чтобы его зачислили в армию. В дальнейшем, уже на склоне лет, мы видим, как Суворов ведёт свои полки через Альпы, будучи сильно простуженным, с температурой выше 38 градусов, но не делает себе никаких поблажек. Лишь лошадь его ведут под уздцы два казака, следя, чтобы больной генералиссимус не потерял равновесие и не сорвался в пропасть. Долг перед Родиной и Церковью для Суворова имел абсолютную значимость, на фоне которой его личные недомогания не имели никакого значения. Хотя никто не осудил бы насквозь больного старика, сдай он командование Розенбергу или Багратиону и останься внизу. И если бы каждый из нас сегодня исполнял свой гражданский и трудовой долг с тем же усердием, с каким Суворов исполнял свой, мы имели бы совершенно другую Россию, несоизмеримо более могущественную, крепкую и процветающую.

Есть в Суворове и ещё одна черта, которую легко обнаруживает пытливый ум того, кто всерьёз заинтересуется жизнью и подвигами великого полководца. Суворов был не просто верующим христианином в условиях, когда многие его собратья по классу бравировали своим вольнодумством и скептицизмом. Суворов был экзальтированно набожным. Он неукоснительно исполнял молитвенные правила и посты, столь же неукоснительно ходил в храм к богослужениям (и даже прислуживал в храме в качестве чтеца и певца). Все свои победы он неизменно приписывал в первую очередь Богу и Его заступничеству, а уже потом - своим полководческим дарованиям. "Молитесь Богу, Он наш Генерал!" - внушал Суворов солдатам, и это его живое религиозное чувство находило столь же живой отклик в душах недавних крестьян, становясь ещё одной ниточкой, соединяющей полководца и его чудо-богатырей. Да что солдаты - даже императрице Екатерине II, смотревшей на религию с чисто утилитарных позиций, Суворов сумел внушить уважение своим благочестием. В Русской Православной Церкви уже неоднократно возбуждался вопрос о канонизации Суворова, недавно Синодальная Комиссия по канонизации святых снова вернулась к рассмотрению этого вопроса, который, даст Бог, всё же будет решён положительно. И вот в этой связи становится очень важным и симптоматичным один эпизод из суворовской биографии.

Суворов, будучи горячим поклонником военных реформ князя Потёмкина (к разработке этих реформ Александр Васильевич и сам приложил руку), категорически не согласился с павловскими военными реформами. Императора Павла Суворов не без оснований считал дилетантом и сопливым юнцом, не нюхавшим пороху [1], введённые Павлом обмундирование и экипировку - непрактичными, а воцарившуюся при дворе нового императора фридрихоманию - объективно вредным поветрием [2]. "Пудра - не порох, букли - не пушки, коса - не тесак, я не немец, а природный русак!" - эти едкие стишки Суворова в армии (и не только в армии) передавали из уст в уста. Новый устав (по прусскому образцу) Суворов называл "изъеденным мышами". "Русские прусских всегда бивали, чего ж тут перенимать?" - вопрошал Суворов, очевидно не ожидая ответа на риторический вопрос.

Вахтпарад при Павле Первом

Александр Васильевич не был одинок в таких оценках. Большинство ветеранов Екатерининских войн с болью наблюдали за тем, как новый император "реформирует" армию через колено, ломая заведённые при Потёмкине порядки - а ведь именно эти порядки позволили русским войскам выстоять в тяжёлом противостоянии с турками и шведами, прочно закрепив за Россией Северное Причерноморье на юге и не уступив ни пяди земли на севере. Как водится, нашлись горячие головы, уверовавшие, будто император намеренно ослабляет военную мощь империи, сознательно стремясь погубить Россию из ненависти к матери и её сподвижникам.

И вот, в начале 1797 года, незадолго до ссылки Суворова в село Кончанское, к опальному полководцу явился один из его сподвижников по Русско-Турецкой войне и штурму Праги - офицер по фамилии Каховский. Суворов, надо сказать, хорошо помнил Каховского и всецело ему доверял. Этот самый Каховский обрисовал перед Александром Васильевичем положение дел в самых мрачных красках. Зная глубокую религиозность полководца, Каховский специально упомянул перед Суворовым о ходивших в армии слухах, будто император собирается "переменить закон" (то есть, отказаться от Православия в качестве государственной религии).  В довершение всего Каховский откровенно объявил Суворову, что в армии составился заговор, что офицеры готовы выступить против императора, после чего предложил Суворову возглавить войска и вести их на Петербург. По мнению заговорщиков [3], войска готовы исполнить любой приказ Суворова.

Однако реакция Александра Васильевича оказалась совершенно неожиданной для Каховского и его единомышленников. Суворов поспешно подскочил к Каховскому, перекрестил его, после чего зажал ему рот и воскликнул: "Молчи! Молчи! Не могу - кровь сограждан!"

Александр Михайлович Каховский, участник антипавловского заговора 1797 года,
предлагавший Суворову возглавить восстание против императора.



Суворов в ссылке.

Несколько неожиданный ответ для православных моего поколения, тех, кто обратился к вере на излёте "лихих 90-х". Книги, активно продвигавшиеся тогда через сеть церковных лавок, внушали нам, что для православного христианина самый гнусный грех - это поднять руку на императора, дерзнуть на бунт против помазанника Божия, венчанного на царство по особливому о нём Божию Промыслу. Этот грех, внушали нам, влечёт за собой неизбежную анафему. Христианин же никогда не дерзнёт на бунт против помазанника, ибо для него воля императора тождественна воле Божией. Но вот ведь незадача: Суворов, внятно отказываясь от предложенной ему Каховским роли, ни слова не говорит ни о помазаннике Божием, ни о том, что бунт против законного государя - это преступление, вопиющее к Богу об отмщении, ни об анафеме за столь тяжкое отступничество, ни даже о долге присяги. Аргумент Суворова другой: кровь сограждан. Не страх посягнуть на Божия избранника удерживает его от вооружённого выступления против ненавистных павловских реформ, а страх разжечь в России гражданскую войну. И кровь императора Павла на весах его сознания весит ровно столько же, сколько кровь обычного рядового солдата.

Можно, конечно, заявить, что безбожный век разъел мировоззрение тогдашнего высшего общества, что Суворов сам оказался беспомощным рабом духа века сего, да вот беда: Суворов, как мы уже говорили, отличался экзальтированной набожностью, за что окружающие - те самые обезверившиеся и вольнодумствующие аристократы - прозвали его чудаком. Суворов родился задолго до воцарения Екатерины, его мировоззрение формировалось во всецело православной среде. Следовательно, мы, как минимум, не имеем права подозревать его в неправославии и должны внимательнее присмотреться к его словам, понять их духовный смысл в контексте именно целостного православного мировоззрения.

Суворов - патриот. И оставался патриотом до конца своих дней. "Мы русские - какой восторг!" - донесла до нас история его высказывание. Воюя с составе коалиций с западными державами, Александр Васильевич строго следил за тем, чтобы "дорогие партнёры" не принижали и не преуменьшали заслуг и подвигов, совершённых русскими людьми. По вопросу отношения к патриотизму в Православной Церкви наблюдается консенсус патрум, до появления печально известного иерея Даниила Сысоева, состряпавшего лжеучение о т.н. "уранополитизме" [4], никому и в голову не приходило утверждать, будто патриотические чувства как-то противоречат Православию. Ещё в Средние Века, в эпоху феодальной раздробленности, в минуту вражеского нашествия русские князья звали своих подданных постоять не только за веру православную, но и за землю Русскую. Так что Суворов не одинок в своей преданности России, а имеет за спиной почтенную многовековую традицию [5].

И вот, для Суворова, органически вписанного в эту многовековую русско-православную традицию, оказывается совершенно немыслимо стать причиной гражданской войны в собственной стране, связанных с ней бедствий и в конечном счёте, возможно, гибели государства. Он может сколько угодно критиковать Павла и его реформы, может едко и беспощадно над ними насмехаться - но добиваться отмены этих реформ он хочет исключительно законным путём. Не потому, что "не прикасайтеся к помазанным моим", а потому, что "кровь сограждан".

Ещё одна иллюстрация, изображающая быт Суворова в Кончанском.
Александр Васильевич продолжал следить за событиями в мире,
тревожился из-за военных успехов революционной Франции, небезосновательно
предвидя, что эти успехи рано или поздно приведут французскую армию в пределы России.
Чего Суворову мучительно хотелось бы избежать -
но, находясь в Кончанской ссылке, он был лишён такой возможности.

Нет, конечно, Суворов был монархистом, говорил об этом открыто и жёстко осуждал французских республиканцев, поднявших руку на своего короля. Однако Александр Васильевич неплохо понимал психологию не только рядового солдата, но и офицера. Каховского же он хорошо знал. Видя, что Каховский вовлечён в заговор, что перспектива вооружённого бунта и возможного цареубийства его не просто не страшит, но даже представляется желательной, Суворов прекрасно понимает, что говорить с Каховским об анафеме за бунт против православного государя, скорее всего, будет бесполезно И вот, он выдвигает аргумент о "крови сограждан", он пытается взывать к патриотическим чувствам Каховского. Здесь между ними - общее поле, на котором возможна дискуссия. И мы видим, что аргумент Суворова был услышан и принят, что запланированный Каховским бунт не состоялся [6].

Популярный в наши дни исследователь биографии Суворова В. Лопатин приводит и ещё одну причину, делавшую участие Суворова в антипавловском заговоре решительно невозможным. Согласно утверждениям Лопатина [7], Суворов опасался, что в случае похода его армии на Петербург турки могут воспользоваться ситуацией и не только ударить в спину идущим на Петербург войскам, но и занять все те земли, которые отошли к России по итогам последней Русско-Турецкой войны. Конечно, Потёмкин, Ушаков и сам Суворов нанесли Турции серию очень чувствительных поражений, что и толкнуло в конечном счёте Оттоманскую Порту на подписание мира, однако прошло несколько лет, Турция явно успела частично восстановить свои силы. И если бы русские генералы сделали бы ей такой подарок в виде ухода армии из Новороссии, вполне могла бы попытаться взять реванш. Какая участь ждала бы в этом случае русское и вообще христианское население Северного Причерноморья - достаточно очевидно.

Штурм Суворовым Измаила стал одним из самых кровопролитных сражений
Второй Екатерининской Русско-Турецкой войны. Согласие Суворова на мятеж Каховского
грозило результаты этого сражения (и пролитую во имя побеы русску кровь) обесценить.

___________________________
Примечания:
[1]  К 1796 году Суворов был уже ветераном пяти войн и выиграл семь крупных сражений, Павел ни в одном бою ни разу не участвовал.
[2] Фридриховская военная школа, напомню, старалась максимально обезличить солдата, превратить армию в послушную, доведённую до автоматизма машину. Суворов, всегда старавшийся добиться от подчинённых полного понимания поставленной задачи, активно поощрявший инициативу снизу, закономерно счёл, что такая система не пойдёт на пользу боеспособности вверенных ему войск. "Не поднимается рука уродовать армию!" - сетовал он в минуты откровенности.
[3] вряд ли безосновательному
[4] Это лжеучение открытым текстом провозглашает любовь к своей Родине не просто греховной, но прямым проявлением идолопоклонства, призывая ценить только одно Отечество - Небесное и признавать своими только своих по вере. В прошлые годы на основании этого лжеучения Сысоев и иже с ним активно строили апологию предателей-коллаборационистов времён Великой Отечественной войны (Андрея Власова, Бронислава Каминского, Петра Краснова и им подобных). Сегодня же эта идеология, которую давно пора осудить на самом высоком церковном уровне, становится оправданием для тех, кто в нынешнем конфликте поддерживает нацистскую Украину и одобряет устроенный украинцами на русском Донбассе геноцид).
[5] Не забудем также, что одним из дежурных авторитетов для Суворова неизменно был император Пётр Великий - не только выдающийся полководец, но и пламенный патриот, говоривший: "А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, была бы Россия жива!"
[6] Впрочем, справедливости ради, признаем, что заговор продолжал существовать, а Каховский - поддерживать контакты с заговорщиками. В 1798 году заговорщическое тайное общество было разгромлено, его члены оказались под арестом, а Каховского император распорядился лишить чинов и дворянства и заточить в крепость. Однако ни Каховский, ни кто-либо из его единомышленников сопротивления при аресте не оказали.
[7] См. написанную им ЖЗЛовскую биографию Суворова.