гэбня

90+. Сегодня без сатиры.
Золотов бил наотмашь. Жестоко и хладнокровно. Чередуя руки в стальных кастетах: слева, справа, слева, справа. Размеренно, как портовой молот.
Привязанный к стулу Путин мотал головой, брызгал алой слюной и зубами. Ему никак не удавалось произнести: что подписать? я все призна́ю. Слова булькали во рту, полном крови.
Схватив раж, Золотов не останавливался. Признание жертвы его интересовало меньше всего – бывшего шефа он решил загвоздить до смерти. Хотя в процессе, как и положено по протоколу, приговаривал: "Тайваньский шпион? Продался Монако? Наймит госдепа?" И бил, бил, бил.
Кто бы знал, что так обернется. Подковерная грызня за власть завершилась неожиданной победой чекистов с Выборгской, сначала под сухую одолевших колпинских НКВДшников, потом василеостровское ОГПУ – этих прикончили битами в первом же сете, а в конце на закуску – гэбню с Нарвской, которая, даже стоя на эшафоте, молила о пощаде и позорно делала в штаны.
Что любопытно, вчерашние герои ФСБ, хозяева Большого дома на Литейном, никак себя не проявили, трусливо бежав еще до начала операции. Впрочем, на них с самого начала никто не ставил: глисты и есть глисты.
Путин упрямо не терял сознания. Позже он скажет: это потому, что сознания во мне нет. Но улыбнуться собственной шутке не сможет: обе челюсти расколоты вдребезги. Как в свое время у конструктора Королева, о котором не читал. А сдохнуть ему придется в сыпном каземате – не то от истощения, не то от тифа. Повторив кончину поэта Мандельштама, о котором не слышал.
Наконец Золотов утомился. И Путин, пустив красивый розовый пузырь, прошептал: дайте поговорить с Патрушевым. Золотов остолбенел. И сразу начал ржал: с Патрушевым? с начальничком? иди ж ты, дайте ему поговорить! Да так ржал и надрывался, что его хватил Кондратий – и тоже наповал.
Потом эту странную гибель работника пыточного приказа приписали Путину, добавив к общему зачету сопротивление властям на допросе. Читая протокол, Патрушев был очень доволен: двух зайцев навылет. При этом тонко улыбался и напевал бессмертное "В Питере пить". Не догадываясь, что сам протянет не больше месяца.
Ну а затем обычные дела. Приговор тройки, Путин даже не вслушался. Два дня на пересылке, где его опускали камерой веселые буряты, герои Донбасса. И этап.
Насилию Путин не противился – но и не помогал. Никак не мог понять одного – за что?
Его не любили все – охрана и неопрятная баба в тюремной лавке, парикмахер, безжалостно обкорнавший ему волосы вместе с краем уха, и надзиратель от комитета защиты прав заключенных. Все смотрели на него с ненавистью, как на личного врага. Пинали и норовили сделать больно.
В детстве ему часто снился сон, будто идет по улице и вдруг начисто забыл, кто он такой. Из головы бесследно вылетели имя, адрес, абсолютно все, что является личным знаком человека. Будто вместе с памятью о себе он потерял лицо. От этого в сновидении становится жутко до паники. Окружающие образы начинают его обижать, сначала смеются, потом толкают, кидают в него разные вещи. Он бежит, но мучительно не может вспомнить, кто он такой и как здесь оказался. Просыпался в поту и долго привыкал к реальности. Затем все повторялось.
Теперь он знал, кто такой. Но в чем провинился? Что за Кафка творится вокруг? И не было ответа.
Ах, как хотелось очутиться в кремлевской кровати. Перед прыжком в бассейн съесть горячий круассан с куском настоящего сыра, глотнуть чая "эрл-грей". Вместо этого входили блатные и начинали привычно издеваться над его израненным телом: ну что? говоришь, бывших чекистов не бывает? а вот сюда! а это тебе как?
В зоне кличка у него была Чинарик, и он прекрасно на нее отзывался. Желая только одного – выжить, выжить. Однако дожил лишь до Второй речки.
За все время после переворота однажды встретил людей. Два хохла, перехватив его голодный взгляд возле дощатой хлеборезки, подошли, всмотрелись в лицо, узнали и протянули кусок колбасы. Вкус у нее был божественный. И такое чувство благодарности неожиданно всплыло из мути его сознания (которого в нем нет), что захотелось сказать что-нибудь по-украински. Например, спасибо. Но нужные слова в голову не пришли. И Путин впервые и последний раз по-настоящему заплакал.
Хохлы ушли, не оборачиваясь.
Так что сегодня, простите, никакой сатиры.
Дякуємо.
|
</> |