Frida's stories -

fridochka_kogan — 21.04.2010 Закрывала тут свою страницу на одном "литературном" сайте и нашла в закромах текст четырехлетней давности про то, как я познакомилась с семьей моего первого бойфренда. По-моему, живенько так написано :) и весело :) А главное  - асболютная правда, честно! 


- Как, ты сказал, ее зовут? Марина… Марина, можно узнать вашу фамилию?.. Где вы познакомились с Романом? Как давно вы встречаетесь?
Нет, это не допрос следователя по особо важным делам, это всего лишь светская беседа, знакомство с мамой моего возлюбленного, незабвенной Верой Иосифовной Элькиной, случившееся несколько лет тому назад и до сих пор мною не забытое. Допросу предшествовали весьма приятные события.
Однажды, будучи семнадцатилетней особой, довольно беззаботной, очень наивной и весьма впечатлительной, с длинными светлыми волосами и чистым взглядом голубых глаз, я шла по городу, мечтая о том, как буду, к примеру, получать премию за какие-нибудь очень особые заслуги и весь мир будет у моих ног, и размахивала новой ярко-оранжевой сумкой. Замечтавшись, я ударила сумкой молодого человека, шедшего мне навстречу, и, видимо, удар был достаточно сильным для того, чтобы он тут же влюбился в меня по уши. Чувство было взаимным, и целых два месяца мы с Ромкой (так звали моего возлюбленного) были абсолютно счастливы – до тех пор, пока он не решил, что я готова и могу быть представлена ко двору, то есть познакомиться с его семьей.
Так я оказалась лицом к лицу с мамой Ромы, Верой Иосифовной, как мне тогда казалось, фурией, гарпией и, наверняка, людоедкой. Не тратя времени на приветствия и расшаркивания, она с порога начала засыпать меня вопросами. Украинская фамилия, которую я носила, в свое время спасшая жизнь моему еврейскому дедушке и всей его семье, ее не устроила совершенно, так же, как и мои длинные розовые ногти, короткое синее платье, распущенные волосы («распущенные волосы – признак распущенности!») и то, что я жила в другом районе, очень далеко от их дома.
Сказать, что Вера Элькина была строгой еврейской мамой - не сказать ничего. Она была яркой иллюстрацией анекдота о том, что отличие террориста от «идише мамэ» состоит лишь в том, что с террористом можно договориться. В молодости она была красивой стройной девушкой, которую портил только слишком выдающийся нос, но с годами стала монументальнее, нос еще вырос и загнулся к низу, уголки губ опустились, взгляд стал ледяным и высверливающим нутро собеседника. Она была верным стражем своей семьи, и, в принципе, имела на то основания: дело было в неспокойное время, в начале девяностых, Элькины держали единственный в нашем городке меховой магазин, несколько скорняжных мастерских, пару ателье, жили в большом частном доме, ездили на хороших машинах, - и унаследовать всю эту красоту должны были сыновья Веры Иосифовны, Миша и Рома. Мама, подобно хищной птице, охраняла своих половозрелых сыновей от набегов жаждущих красивой жизни девушек, не оставляя без внимания ни одну из «этих шмар». Получить одобрение Веры Иосифовны и перейти из разряда «шмар» в разряд «невест», а в послествии – «меховых принцесс» еще никому не удавалось, поэтому двадцатипятилетний Миша и двадцатилетний Рома оставались свободными и посвящали свое время изучению азов семейного бизнеса.
Когда первый этап моего допроса был окончен, семье было приказано садиться обедать. За столом Миша и Рома как ни в чем ни бывало шутили, обсуждали какие-то дела, а меня трясло от страха ожидания дальнейших пыток. Вера Иосифовна поставила перед каждым из нас по огромной тарелке куриного супа с лапшой, причем, я была абсолютно уверена, что мой суп слишком темного цвета, потому что ведьма наверняка подлила туда яду.
- Сууупчик мой любименкий! – потирая руки сказал Миша, а затем они с Ромой одновременно расстегнули ужасные зеленые кофты с синими узорами, которые носили по требованию мамы, достали откуда-то из подмышек пистолеты и положили их рядом с тарелками.
От неожиданности я икнула, вероятно, слишком громко, потому что Вера Иосифовна тут же повернулась от плиты и прожгла меня взглядом сквозь линзы очков.
- Ты знаешь, что мужчину нужно полноценно кормить три раза в день? – очень громко спросила она.
Я кивнула.
- Ты умеешь готовить?
- Ну…
- Ты собираешься после университета работать?
- Да…
- Кем?
- Ну… Я учусь на экономиста…
- Экономиста? Что это? Чем ты будешь заниматься?
- Я… я пока не знаю точно…
- Сидеть в офисе? С утра до вечера? Корпеть над бумажками? А когда ты собираешься заботиться о семье? Господи, кого они себе находят вечно… Очередная на месяц… - не оставляя мне шансов, фурия отвернулась к плите и, поправив прическу, продолжила колдовать у плиты.
Как существо эмоциональное, я находилась уже на грани истерики и в поисках защиты посмотрела на Рому, но они с Мишей уписывали куриный суп, низко опустив головы и активно работая ложками. Возможно, в тот день я сошла бы с ума, если бы, к радости, на сцене не появился мой спаситель, великолепный папа Элькин.
Он вошел в кухню, бодро напевая «Хабанеру» и звонко щелкая себя по огромному волосатому животу резинкой пестрых и длинных «семейных» трусов. Оглядев мизансцену, он почесал седую бороду, подмигнул мне и весело спросил Веру Иосифовну:
- Ну что, жена, уже косточки обгладываешь или оставила напоследок еще мясца этой молодой голубицы?
- Голубицы-шмалубицы… Ты выспался? – в разговоре с мужем гарпия, как мне показалось, смягчила тембр голоса приблизительно на одну тысячную тона.
- Хо-хо!!! Еще как!!! Мы с Сильвой спали, обнявшись, на нашем с тобой семейном ложе, причем Сильва храпела не слабее тебя, моя птичка!
- Опять притащил собаку в кровать?!
- Она сама притащилась, я не смог противостоять, - папа Элькин нежно чмокнул жену и направился к буфету.
Пока Вера Иосифовна распределяла по тарелкам второе, он быстрыми, четкими, отлаженными движениями произвел следующие операции: открыл дверцу буфета, достал откуда-то из недр бутылку коньяка, две маленькие рюмочки и блюдечко с нарезанным лимоном, плеснул коньяк в рюмки, одну выпил сам, а другую, страшно вращая глазами и свистя «быстро давай!», влил в меня, воткнул мне в рот две дольки лимона и убрал все обратно в буфет. Когда фурия повернулась к столу с тарелками в руках, я сидела парализованная, в слезах, с лимоном во рту, а папа Элькин стоял у окна с видом поэта и вдохновенно рассуждал, стоит ли косить траву на газоне или все равно затопчут. Миша и Рома тряслись с беззвучном смехе, роняя на тарелки лапшу. Неожиданно папу Элькина осенило:
- А где же наша обожаемая баба Фира? Почему я не вижу за столом моей тещи? Неужели ее наконец-то придавило крышкой погреба или, к всеобщей радости, она выпила крысиного яду вместо снотворного? А?
- Пап, бабушка же уехала до пятницы к тете Инне, - сквозь смех прогудел Миша.
- Да что ты, сынок? Вот беда… Как же мы без нее, ребята? Ну все, теперь придется надраться. Иначе как перенести такое горе?
Папа Элькин снова подошел к буфету, решительно вытащил ту же бутылку, налил полную чайную чашку и, не обращая внимания на сверлящий взгляд и поджатые губы жены, залпом выпил.
- Почему среди всех евреев нашего курса именно мне достался алкоголик? Закусывать не будешь, я полагаю? – мрачно спросила Вера Иосифовна.
- Неа, - весело ответил ее порозовевший муж и, звонко щелкнув резинкой трусов, удалился.
Рома наклонился ко мне и шепнул: «Ты не пугайся, папа бабушку, на самом деле, любит, просто у него манера такая».
- А всякую скабрезную чушь ты будешь ей шептать на лавочке возле ее подъезда, а не за обеденным столом!!! – тут же гаркнула бдительная Вера Иосифовна и, мазнув меня презрительным взглядом, принялась мыть посуду.
После обеда я по специальному приказу мадам Элькиной сделала развернутый доклад на тему моего генеалогического древа и текущего состояния дел, после которого глубокая складка между бровей Веры Иосифовны немного разгладилась. Все-таки я была почти правильной еврейской девочкой, хоть и блондинкой с розовыми ногтями, хорошо училась в приличном вузе, правильно выражала свои мысли и умела себя вести.
Мои рейтинги особенно высоко поднялись после того, как я в тот же день вечером спасла папу Элькина. Он появился с очередной арией после глубокого коньячного сна и изъявил желание облачиться в парадную бежевую пижаму. Горе его было безгранично, когда обнаружилось, что пижама была постирана бабой Фирой вместе с голубым полотенцем, которое полиняло.
- Теща – она и есть теща, хоть ты ее золотом облей! Новая пижама! - сокрушенно говорил папа Элькин, заливая печаль остатками коньяка.
- Ничего-ничего, зато у меня теперь будут новые половые тряпки, - утешила его Вера Иосифовна. – И вообще – какая тебе разница, все равно ходишь дома, как бомж, борода нечесана, так и ходи в пятнистой пижаме.
- Что?!?! Я в пятнистой пижаме? Я – бомж?
- И алкоголик.
- Тут я не спорю, но, согласись, внешний вид всегда был для меня важен! Вот посмотри, я только что надел новые трусы, отгладил… - папа Элькин даже встал и продемонстрировал нам всю красоту своего наряда, обернувшись вокруг себя пару раз и для верности щелкнув резинкой.
- Господи, Гриша! Постеснялся бы девочку! Так, Миша, выводи машину, я одеваюсь, и мы едем покупать новую пижаму для этого алкоголика. А стоит она недешево, между прочим! - Вера Иосифовна уже было поднялась, но тут я подала голос.
Ободренная тем, что я все-таки не «шмара» какая-нибудь, а уже «девочка», я решила, что могу выразить свое мнение.
- Вера Иосифовна, можно всю пижаму синькой покрасить, - пропищала я.
- Точно, ма! – обрадовался Ромка.
- Точно, ма! – задорно подхватил папа Элькин.
- Хм… Странно, что я сама не вспомнила об этом, - Вера Иосифовна внимательно посмотрела на меня. Похоже, никто из прежних спутниц ее сыновей не решался давать ей советы. – Правда, я никогда не красила ничего синькой…
- Я могу вам помочь, - я чувствовала, что мой голос крепнет.
- Хорошо, пойдем, синька у меня в погребе.
Остаток вечера мы с Верой Иосифовной представляли собой очень гармоничную пару, практически мать и дочь, которые в свободный вечер решили покрасить папину пижаму. Тихая наша беседа об особенностях окраски тканей синькой, о Ромочкиных детских болезнях, о том, как долго строился дом, стоила мне, наверное, половины всех нервных клеток и нечеловеческого напряжения. Мне приходилось не только согласно кивать, но и следить за ходом беседы и за малейшими движениями бровей веры Иосифовны, чтобы не спровоцировать неожиданный гнев. Я боялась эту женщину до колик в животе, но должна была идти вперед ради своего самого лучшего на свете мальчика, который без меня, я знала, не способен был противостоять своей матери. Слава Богу, Рома периодически приходил меня ободрять, а папа Элькин феерично появлялся в дверном проеме и исполнял что-нибудь из своего громадного оперного репертуара. Не скажу, что фурия совсем оттаяла, но немного растопить лед во время совместной покраски пижамы мне все же удалось.
Домой я вернулась совершенно вымотанная. После долгих размышлений перед сном на тему «на кой мне все это надо», я все-таки решила, что если так сильно люблю своего Ромку, то нужно научиться как-то сосуществовать рядом с его мамой, будь она хоть сама медуза Горгона. И через некоторое время, после долгой неравной борьбы, через пот и кровь, враг все-таки был повержен, и я почти стала принцессой, только сбежала из дворца за два месяца до свадьбы. Но это уже совсем другая история.
?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив