Фильм Алексея Учителя "Край" – еще одно предательство Победы
vorontsova_nvu — 07.03.2011 Начало здесьЧАСТЬ 3.
Ну вот мы и подобрались наконец к постельной сцене. К самому сложному, как мы помним из признания режиссера, моменту во всем фильме, потребовавшему от Алексея Учителя напряженной моральной ответственности. Ведь снимать пошло, по его утверждению, он не умеет, ему нужна правдивость. Правдивость прежде всего.
Девушка Софья влюбляется в Игната с первого взгляда. И с первого же слова объясняет ему, что она "не лагерная":
– Тебя как звать?
– Игнатом.
– Красивое имя. А меня Софи. Так хозяева звали. Я в работницах жила, недалеко от Потсдама. Я ж не лагерная, вишь, номера нет.
Ну вот видите, с каким удовольствием называет она себя не Софьей, как родители звали, а так, как иностранным хозяевам было привычней – Софи. И зрителю сразу становится понятно, как хорошо ей жилось в работницах у иностранных захватчиков, с какой любовью и теплотой вспоминает простая славянская девушка своих иноземных хозяев.
А вот родину свою девушка Софья вспоминает с грустью. Было ей семнадцать лет, строила она свинарник, да и застудилась на этом свинарнике так, что детей иметь больше не могла. "А свиней так и не завезли", – безысходно закончила Софи свой рассказ. И все-таки в омраченной свинарником жизни девушки блеснул-таки солнечный лучик – благодаря фашистской Германии застуженная своей родиной Софи все-таки смогла испытать счастье материнства, вовремя подобрав мальчика, чья мать погибла во время обстрела русской армией мирных немецких жителей, – именно так камера Алексея Учителя и показывает нам эту историю.
*
Этой же ночью меж Игнатом и Софи случается секс. Да еще как случается! Правда, сначала дело не пошло. Нетипично для простой русской бабы пристроившаяся над Игнатом Софи в простой исподней рубахе жарко его целовала. Игнат реагировал вяло, при этом нисколько не удивляясь такой невесть откуда взявшейся прыти Софи. "Давно у тебя, видать, бабы не было" – опять-таки с неестественным для простой русской женщины опытом сообразила Софи. "Давно", – соглашается Игнат. "Ну ничего, – жарко шепчет Софья, – это ничего". После чего скидывает с себя рубаху и наависает над Игнатом голыми сиськами.
И если такой непривычный для всякого простого европейского мужика сексапильный пассаж простому русскому мужику еще можно было вытерпеть, то следующий смелый шаг Софьи просто обязан был повергнуть героя-любовника в глубокий ступор – если, конечно, следовать исторической правдивости. Потому что следующий финт, который выкинула Софья, должен был оказаться и вовсе за пределом исторического разума простого русского мужика, хотя, повторюсь, и не только русского, – прелестная Софии мало того что нависает над Игнатом белыми девичьими грудями, так еще и жарко, но при этом отчетливо шепчет ну прямо-таки совершенно разнузданные слова: " Трогай, трогай… целуй… Вот так. Вот так… Давай, соси их, соси".
Мало того! Когда наконец-то возбудившийся Игнат приступил к исполнению своих прямых мужских обязанностей, вошедшая в раж Софья требовательно бормотала ему аккурат между фрикций: "Посмотри на меня… Смотри…" И уж это-то бормотание, следуя исторической правдивости, о которой так беспокоился режиссер, должно было стать окончательным сексуальным гвоздем, забитым в крышку морали и нравственности тех лет.
Но и это еще не все. Чуть позже Софи покажет еще один удивительный для девушек того времени мастер-класс, когда впавшему в очередное половое бессилие Игнату снова понадобится скорая сексуальная помощь – и мы все сможем с интересом проследить траекторию движения руки Софьи, привычно юркнувшей под одеяло. И уж после такого запредельно нетипичного поведения простой русской бабы – что должен был сделать простой русский мужик? Правильно. Дать ей в морду за "разврат" и потом долго орать на весь поселок: а ну говори, где нахваталась, паскуда!!!
И чтобы это понять, достаточно посмотреть фильмы той эпохи и прочесть книги того времени – сексуальная скудость 1930-1940-х и частично 1950-х была повсеместным явлением в Европе и в России. Разумеется, за полным исключением биографических особенностей кинозвезд, певиц и прочих представительниц богемы тех лет. Осколки же российских сексуальных свобод двадцатых годов окончательно растворились к середине 1930-х. А уже к началу 1940-х о теории "стакана воды" флагмана российского секса Александры Коллонтай, пропагандирующей революционную сексуальную свободу, когда переход от одного любовника к другому объявлялся таким же простым делом, как выпивание стакана воды, – об этих экстравагантных, на тот период, теориях к началу сороковых в широких общественных массах успели полностью забыть.
Остаточные очажки этих чрезвычайных телесных свобод еще гнездились в незначительной среде околотворческой интеллигенции, но в рабочих и крестьянских слоях осталось лишь смутное воспоминание об отдельных революционных попытках на местах сделать всех жен общими, – на этой незатейливой мысли сексуальный общественный искус и заканчивался.
Та же самая удручающая картина скудости постельных утех наличествовала, повторяю для особо одаренных, по всей Европе. Точно такое же положение имело место и в Америке. Именно благодаря своей повсеместности такое пуританское отношение к сексу прочно вошло в искусство и литературу того периода. Так что не знать об этом попросту невозможно.
Да что там! Еще живо целое поколение тех, кто родился в 1930-1940-х и, успев впитать в себя семейные основы сексуальной безыскусности, пронес их через всю свою сексуальную жизнь. Еще живы носители этой удивительной ныне сексуальной незамысловатости, основанной на повсеместном воспитании женской сексуальной строгости до брака и интимной целомудренности после – как неотъемлемого признака "честной женщины".
Именно такими и были женщины и тридцатых, и сороковых, и даже пятидесятых годов прошлого века – что в России, что в Германии. Были они такими и еще раньше – до всяких революционных потрясений, так что короткий период сексуальных диковин 1920-х исчез из воспоминаний легко и безболезненно.
Тем удивительней столь раскованное поведение в постели Софии. Объяснить такую сексуальную просвещенность и смелость простой русской бабы середины сороковых никак невозможно. Даже если допустить, что она оказалась из тех сексуальных самородков, которые пусть и редко, но все-таки встречались на Руси. Однако шанс попасть на такого же сексуально раскованного партнера – такое уникальное совпадение представляется мне уж совсем фантастическим. В любом случае такое совпадение должно было несказанно удивить Игната и Софью и найти свое кинематографическое отражение. Чего в фильме не наблюдается – любовники ведут себя в постели крайне нетипично для морали тех лет и при этом нисколько этому не удивляются. Вот если бы Софи получила такую выучку в германском борделе, тогда другое дело. Но ведь, по заявлению режиссера, она была там в работницах, а не в проститутках… Хм.
*
На следующее утро после такого неповторимого секса Игнат проснулся… нет, не другим человеком. Он проснулся все тем же Игнатом, только окончательно потерявшим всякую совесть и страх. И первое, что он делает, – пускает паровоз с груженой платформой по встречке. Никакой необходимости в этом нет, просто Игнат, видите ли, не желает ждать, когда другой паровоз освободит путь.
Ездить по встречке – это преступление. Тем более когда паровоз один на весь поселок и его надо беречь как зеницу ока. Тем более что в стране еще сохраняется военное положение – и суд губителю народного имущества предстоит по законам военного времени. Но Игната все эти лишние мысли не останавливают. Да его и вообще никто не останавливает. Все бабы, прекрасно знающие, что путь сейчас занят и езда по встречке может обернуться для них столкновением и смертью, спокойно садятся на платформу к Игнату и едут.
Больше того! Увидев параллельно идущий паровоз Саркисяна, Игнат устраивает с ним гонки. Но и этого мало! Кочегар Игната хватает увесистое полено и швыряет его… прямо в голову Саркисяну, ведущему паровоз. Что и говорить, прекрасная забава на дороге.
Получив чурку таким же макаром обратно, возмущенный кочегар поворачивается к Саркисяну спиной, снимает портки и показывает зрителям голую задницу.
Ну что тут сказать. Голая жопа в проеме транспортного средства – это сделано не для нас. Это сделано для американских киноакадемиков и с дальним прицелом на массового американского зрителя, ибо по странному стечению обстоятельств оба фильма с присутствием в них голой задницы – "Утомленные солнцем-2" Никиты Михалкова и "Край" Алексея Учителя – пытались номинироваться на "Оскара", национальную премию американской киноакадемии. Потому что именно американский зритель обожает посмотреть кино про голую жопу и про все, что с ней связано. Это их культура. И я вовсе не пытаюсь никого сейчас высмеять, я говорю совершенно очевидные и давно известные вещи. Хотите привлечь внимание американского зрителя? Хотите ему понравиться или его рассмешить? Покажите ему кадр про голую жопу или издайте пукающий звук. Успех будет вам обеспечен.
Но вернемся к преступным гонках на паровозах. Результатом этого безобразия стало падение с платформы одной женщины, выпадением из паровоза кочегара и самого Игната, а также поломка Игнатом очередного паровоза. Напомню: единственного паровоза на весь поселок.
"Ты понимаешь что теперь тюрьма? Фишман приедет и тебя посадит" – грозно вопрошает Колыванов. – В стране нехватка всего. Военное положение на транспорте, план! Столько людей этот паровоз до ума доводило, а ты! По встречке 50 км! Вредитель ты наш контуженный".
Вопрос №12. Что должен сделать представитель власти с таким работником, как Игнат? Правильно: по меньшей мере отстранить от работы. Чтобы и близко к паровозам не подходил. Потому что в противном случае Фишман спросит не только с Игната, но и с представителя власти: как же ты, власть, спросит Фишман, допустил, чтобы после такого крайне безответственного поведения, порчи госимущества и травмирования людей этот больной на всю голову Игнат снова оказался в паровозе?
*
Видать, режиссер тоже почувствовал, что с тошнотным самоуправством киноперсонажа переборщил. Потому заставил Колыванова немножко пожурить Игната: "Если ты фронтовик, то тебе все можно! Нет, шалишь, ничего тебе нельзя". Но это так и остались пустые слова, и Игнат – теперь уже вопреки даже самой элементарной логике – снова оказался на паровозе. Правда, кочегаром, а не машинистом. И это Игната сильно расстраивало.
Так бы он и печалился до конца фильма, как вдруг однажды – о чудо! – от местного коренного жителя Вовки он узнает, что где-то в тайге есть всеми забытый паровоз. Обрадованный Игнат вообще тогда бросает работу и отправляется в тайгу на поиски этого паровоза. И ничто не может его остановить!
Вот такая вот как бы бесшабашная как бы русская удаль молодецкая, а по совместительству еще один забавный местный колорит – как бы невинно радуется автор кинематографического "шедевра": хочу – еду по встречке, хочу – калечу людей и паровозы, хочу – бросаю работу и ухожу в тайгу, вот такой я неуправляемый брутальный придурошный русский мачо. Как бы восторгается режиссер. А нас от этого странного героя-победителя уже тошнит.
Нас – тошнит, а режиссера – нет. Нам от такого героя противно, а режиссер ему радуется. Как будто дал нам вместо дорогой шоколадной конфетки пустой никчемный фантик и уверен, что это хорошая шутка. "Дядя Петя, ты дурак?"
Не понимает он, что ли?..
*
Я не буду подробно останавливаться на том, как вместе с паровозом Игнат находит и Эльзу, ту самую дочь инженера-мостостроителя, всю войну просидевшую в одиночестве в тайге и выжившую там исключительно благодаря кудеснику-режиссеру да еще открывшемуся в немке таланту воровства.
Скажу только, что местоположение оставшегося на острове паровоза было окутано такой тайной, что о нем не знал никто – ни местная власть, ни начальники депо, к которому паровоз был прикреплен, ни местные партийные органы. Никто, кроме аборигена Вовки, случайно наткнувшегося на паровоз в тайге.
Вопрос №13. А как такое вообще могло случиться? Вот немцы построили мост. По этому мосту на остров по графику прошел паровоз. Загрузился лесом, ушел. Снова пришел и снова ушел. А вот на десятый или двадцатый раз уйти с острова не успел – мост рухнул, и паровоз остался на острове. Кто знал о том, что паровоз на острове? Да все. А если даже все внезапно забыли, то на такой случай в путевых листах обозначен пункт прибытия – достаточно глянуть, чтобы память освежить. Все-таки имущество не просто дорогое, а крайне ценное, буквально стратегической важности вещь – и в условиях довоенного времени, и во время войны, и в послевоенный восстановительный период. Паровозов в стране не хватало, чтобы вот так ими разбрасываться и о них забывать.
Вопрос №14. Если этот мост на остров строили – значит, это было важно. Мост разрушился – а его так и не восстановили. Зачем же тогда строили? А ведь при Сталине таких глупостей по разбазариванию средств себе давно уже не позволяли…
Вопрос №15. Хотелось бы все-таки услышать эти душераздирающие и тщательно умалчиваемые режиссером подробности о том, каким все-таки образом нежная городская девушка в туфельках и крылатке выжила в тайге?
Вопрос №16. Каким образом этой самой обычной девушке, не обладающей навыками спецназа по выживанию в экстремальных условиях, удалось с первого раза научиться идеально и при этом неоднократно красть у аборигена Вовки соль, спички и ружье? Тем более что таежные жители с детства умеют чуять подкрадывающегося зверя и дыхание вора – как же аборигену Вовке так ни разу и не удалось поймать воровку за руку? Ни за что не поверю, что свалившаяся в тайгу утонченная немецкая интеллигентка могла оказаться хитрей и проворней этого самого Вовки, для которого тайга – дом родной, а таежные опасности – привычное дело.
*
Также я пропущу душераздирающие подробности того, как сказочной немецкой богатырке Эльзе и ее подручному Игнату удалось протянуть практически в одиночку две неподъемные километровые рельсы, срубить высоченные сосны количеством аж восемь штук – и все эти восемь мачтовых сосен вертикально установить в реке, вкопав их в дно и обложив валунами. Меня интересует вот что:
Вопрос №17. Почему немка не могла вернуться в поселок раньше? Да хоть с тем же аборигеном Вовкой? Почему ей надо было обязательно проторчать в этой тайге как можно дольше? Боялась вернуться туда, где убили ее отца и Густава и где ее хотели арестовать? Хорошо, согласна. Но тогда почему с появлением Игната она вдруг перестала этого бояться?
Вопрос №18. Ну хорошо, ладно. Вот она боялась-боялась вернуться, да вдруг по необъяснимой причине и перестала бояться. Но почему именно с паровозом она связывала свою надежду на возвращение? Без паровоза разве нельзя было вернуться? Почему она шепчет в спину Игнату: "Может, и правда, он сумеет вывести нас отсюда"? Как будто она сама не могла не найти дорогу к людям. А ведь дорогу в поселок даже и искать не надо было – рельсы-то как были проложены, так там и лежали. За исключением отрезка на мосту, который, как мы помним, развалился сразу же после того, как его построили великие немецкие специалисты. Достаточно было перейти вброд этот небольшой отрезок и далее все время идти по рельсам. И не надо было ждать никакого Игната. Которого, кстати сказать, она и не ждала, а собиралась убить – но увидев, что он разбирается в паровозах, в друг решила надорвать пупок на рельсах и вернуться с паровозом к людям, где ее могли снова арестовать, из-за чего она и жила все эти годы в страшной тайге и боялась.
*
Вернувшись к людям, Эльза первым делом пытается вырвать из рук Софи свою кастрюльку, а из руки Колыванова портфельчик Густава. Ничего не боясь, она смело кидается на расхитителей своего имущества, всем своим видом демонстрируя недовольство славянскими варварами, которые растащили бесхозное чужое добро.
А тут и мальчик, приемный сын Софьи, услышав знакомую немецкую речь, начинает весело смеяться. Вот оно как. Жизнь с приемной славянской матерью была явно невеселой, как бы намекает нам режиссер, бедный ребенок за все это время даже ни разу не улыбнулся, но стоило появиться немецкой тете…
Вопрос №19. Кстати о детях. А почему во всем поселке ни у кого нет детей? Охраны нет, образ жизни свободный, мужчины в наличии имеются. А детей нет. Почему в поселке Край не рождается славянское потомство? Что это за место такое странное, где есть только один представитель подрастающего поколения – немчик?..
© Copyright: Наталья Воронцова-Юрьева
Продолжение следует.
|
</> |