Европеизм – бледная и убогая политическая религия, которая очень быстро иссякла

Но когда ее нет – какие ценности ставить во главу угла, кроме тех безликих универсальных прав, что фигурируют в Хартии ООН ? Как говорил писатель-антиколониалист Эмэ Сезэр, есть два способа потерять себя: полностью замкнувшись на себе или растворившись в универсальном... Очевидно, Европа выбрала второй способ". Режис Дебрэ "Европа-призрак".

ТГ Неколлективный Запад. Общие ценности европейцев - это единое рыночное пространство и юрисдикция. Но ни то, ни другое не в состоянии создать чувство принадлежности, заменить общий язык, легенды, память о предках. Европейский «конституционный» патриотизм (теоретизированный Хабермасом) сух и безвкусен. Место святыни не смогли занять «общечеловеческие ценности» и разного рода международные хартии о правах человека. "Цемент" из этих рыночно-конституционных ценностей получился неважный - единства между европейцами не больше, а меньше, чем в минувшие века :
«Европейского единства было больше в эпоху моныстырей, когда ирландец Колумбан создавал свои монастыри и школы по всей Европе. Его было больше в битве при Лепанто, когда генуэзцы, римляне, савойцы, венецианцы и испанцы вместе выступили против Великой Порты. Его было больше в эпоху Просвещения когда Вольтер приезжал в Сан-Суси беседовать с Фредериком Вторым, а Дидро – в Санкт-Петербург к Екатерине II, которая финансировала издание его Энциклопедии. Его было больше когда немецкая коммунистка Клара Цеткин обращалась с пламенными речами к французским рабочим, а лидер французского социалистического движения Жан Жорес выступал на конгрессах немецких социалистов», писал французский философ в 2019.
Неудивительно, что события февраля 2022 были восприняты в некоторых европейских кругах с большим энтузиазмом – как долгожданный укол адреналина ЕС. Для этих кругов конструирование Врага - Врага экзистенциального, абсолютного - это способ выстраивания себя, обретения Евросоюзом некоторой внутренней цельности и единства. Последний опрос Евробарометра показывает, что больше всего евро-оптимистов в тех странах ЕС, которые оказывают наиболее активное противодействие России.
Наталья Руткевич. Конфликт на Украине – это война за европейские ценности: таков лейтмотив выступлений большинства европейских политиков. Проиграть России, по их словам, всё равно что предать эти ценности.
Любопытно, что сам термин «ценности» стал важным элементом официального европейского нарратива сравнительно недавно, в 2000-е гг., примерно в то время, когда Европа отказалась от упоминания в проекте конституции своих христианских корней. Как бы то ни было, защита европейских ценностей – это, по словам руководителей ЕС, то, что оправдывает жёсткость их военного вмешательства (хотя и в формате прокси), максимально суровые санкции против России и отказ от переговоров во имя необходимости покарать Врага. Воинственность Европы удивляет не только противников, но и некоторых союзников (Вашингтону порой приходится призывать партнёров к спокойствию), а также многих внутренних наблюдателей. Она тем более удивительна, что ЕС, который создавался с целью сохранения мира на континенте, давно считается мягким «подбрюшьем» Запада – безвольным, несамостоятельным формированием, стратегически полностью зависимым от США и забывшим, что значит воевать.
«Европа забыла, что войн, подобных конфликту на Украине, в её истории было великое множество… Она как будто не помнит свою тысячелетнюю историю, делая вид, что война – это что-то немыслимое, невозможное», – пишет опытный французский дипломат Жерар Аро.
«Европейцы искренне считают, что, оставив в прошлом войну и сопутствующие ей ужасы, они вправе низвести противника до статуса преступника и применить к нему полицейские меры. Война стала чем-то вроде полицейской операции… Меня поражает общественная поддержка идеи мести Врагу, стремление его “ликвидировать”. Мы забываем о принципах, которые лежат в основе нашей культуры: habeas corpus, уважение к противнику. Армия не может быть орудием мести “злодею”, назначенному на эту роль общественным мнением», – считает генерал Франсуа Лекуантр.
«Война за ценности – это совсем не наше европейское видение, а скорее американское. Для европейцев, войны – нечто естественное. Противник не демонизируется, ведь понятно, что после одной войны, возможно, будет другая, когда нынешний противник станет союзником в борьбе с новым противником. Более того, Европа имела и “противоестественные” антиидеологические альянсы, как, например, франко-османский, заключённый Франциском I в 1536 году. Даже после чудовищной Второй мировой войны лидер свободной Франции Шарль де Голль не жаждал краха немецкой нации. У нас никогда не были запрещены немецкие произведения, будь то музыка, литература, философия…», – недоумевает бывший советник Франсуа Миттерана Бертран Ренувен.
Почему же сегодняшняя Европа (вернее, большая часть её руководителей) отказалась от этого традиционного видения войны? Тому есть несколько причин. Война перестала быть «продолжением политики другими средствами», решение о начале которой (или вмешательстве в которую) принимается правителями. Сегодня такое решение – результат сложного взаимодействия различных околополитических игроков. Особую роль играют «общественные мнения», подогреваемые разного рода медийными интеллектуалами. Вспомним легендарного BHL – Бернара-Анри Леви, который активно содействовал вмешательству французского правительства в различные международные конфликты на стороне тех, кого он считал «силами прогресса». В 2018 г., комментируя гражданские беспорядки в Ливии, разгоревшиеся после западной операции и убийства Муаммара Каддафи, BHL с гордостью говорил о своей причастности к этому.
Но BHL – лишь самый заметный представитель мощного военно-интеллектуального комплекса (термин Пьера Конеса), широкой группы неоконсервативных мыслителей, экспертов, учёных, правозащитников, консультантов, политиков, общественных активистов, журналистов и – в последнее время – отставных солдат, которые, постоянно присутствуя в СМИ, играют ключевую роль в провоцировании современных конфликтов.
Распространение видения войны непременно как схватки Добра со Злом значительно облегчается «голливудизацией» коллективного сознания и возникновением совершенно особой постисторической, постнациональной ментальности. Американская «миссионерская» концепция войны “Manifest Destiny”, которая в истории международных отношений США конкурировала с изоляционизмом доктрины Монро, вышла на первый план после 1945 г. и закрепилась в сознании значительной части человечества благодаря несравненной soft power «Империи свободы».
Собственно, для самих Соединённых Штатов война с Другим всегда была способом сохранить внутреннее единство. Историк-американист Иван Курилла напоминает, что «слиться в единую нацию – это, вообще, основная проблема, которую американское общество пытается решить столько, сколько существует. Для американцев единство всё время проблематизируется, а борьба за это единение постоянно порождает Другого, противоположного или враждебного, необходимого для выстраивания себя».
Этой потребностью, вероятно, отчасти и объясняется значительное число войн, которые США вели за относительно короткое время существования. По оценкам проекта Military Intervention Project, американцы осуществили более 400 военных интервенций между 1776 и 2023 годами. Половина из них пришлась на период после 1945-го, и четверть – на период после окончания холодной войны. Военная активность особенно возрастает после 1991 г., и здесь объяснение тоже можно искать в возникшей необходимости «заменить» исчезнувшего главного Врага – Советский Союз.
Похоже, в сегодняшней Европе такая необходимость ощущается ещё сильнее, чем в США. Кризис государства-нации и гражданской сплочённости сопровождается во многих странах Европы и острым кризисом «Единой Европы», чьё единство выглядит все сомнительнее. Вступление российско-украинского конфликта в жёсткую фазу в 2022 г. воспринято некоторыми проевропейскими кругами с нескрываемым энтузиазмом – как долгожданный укол адреналина ЕС, о котором многие внутренние наблюдатели всё чаще говорили как о формировании, губительном для европейской культуры, европейской солидарности, благосостояния европейских народов.
В десятилетие, предшествовавшее конфликту, крупнейшие европейские политологи, экономисты, философы, неоднократно, в тех или иных вариациях, повторяли нечто подобное: «Мы живём в Европейском союзе, который не “европейский”, и не “союз”, а скорее объединённое под патронатом США рыночное пространство, чьи участники находятся в состоянии жёсткой конкуренции и интересуются друг другом меньше, чем когда-либо. Европеизм – бледная и убогая политическая религия, которая очень быстро иссякла. Стремление присоединиться к ЕС связано исключительно с поиском выгоды и материальных бонусов. Европейские ценности – безликие шаблоны, абстракции, общие слова, в которых растворилось Европа, отказавшаяся от какой-либо идентичности». Так что очевидно, что Враг был нужен Брюсселю как никогда.
Вероятно, вся избирательная кампания перед выборами в Европарламент будет сфокусирована на теме объединения для предотвращения нависшей угрозы. Нагнетание страха и изобличение Врага станут главным аргументом европейских ультра-центристов (консенсуальных проевропейских движений, будь они левыми, правыми или и теми, и другими одновременно, как макронизм) в пользу усиления «единства Европы», то есть власти Комиссии и других европейских органов, для защиты «европейских ценностей». Этим движениям противостоят суверенистские, которые выступают за сохранение национального суверенитета, европейских корней и культур, ратуют за «Европу наций», а также требуют некоторой независимости от США, выступают за Bruxit и сокращение прерогатив брюссельской бюрократии. Им свойственно видение текущего конфликта как одного из множества конфликтов за влияние, интересы, территории, безопасность. Как конфликта, которому нужно как можно скорее положить конец, поскольку это соответствует интересам европейских народов.
Обычно европейские избирательные кампании довольно скучны и вызывают мало интереса у избирателей. Возможно, эта станет исключением. Есть риск, что она углубит раскол между двумя Европами – «Европой ценностей» и «Европой наций» – и изменит расстановку сил между ними.

Ваша модель "реальности", созданная с использованием этой аксиомы, как одной из базовых, несовместима с, как вы выразились, "пропутинским дискурсом" исходно, по базовым постулатам — поэтому никакие аргументы не будут для вас выглядеть весомыми. Разве что накопится настолько большая масса примеров, которые опровергают эту аксиому, что вам придется пересмотреть и ее, и проистекающую из нее модель "реальности". А до того — не вижу вариантов.
Что же до претензий к несоблюдению конституции, упк и прочего, международных договоров и несамостоятельности судебной системы (это отдельно забавно, на фоне актуальных новостей) — прошу прощения, если опечалю, но подобным занимаются примерно все. Где-то — демократически избираются прокуроры, получающие деньги на избирательную кампанию от крупного бизнеса, и потом проводящие его интересы, где-то с той или иной степенью демонстративности нарушаются международные договора, где-то во имя высоких, а то и высочайших целей ограничиваются конституционные права людей (видео с людьми, которым с помощью водомета внушают понимание необходимости соблюдения ковидного карантина уже забылось?)...
Возможно, где-то есть государство, которое работает как часы, и внутри, и снаружи, но я о нем не знаю. Возможно, потому что его слишком легко просчитать и использовать?


Так и здесь, начинается именно с враждебности, то есть категорического неприятия духа и менталитета, присущих основной массе народа России, и желания изменить его так, чтобы приспособить к менталитету, господствующему на новой родине локации, которая по каким-то причинам показалась близкой. Кстати, последствия примерно те же – "пошла по рукам".


Фашизм (Джузеппе Гарибальди в 1860-1870-х) и нацизм (пастор Фридрих Науман в 1890-х) начали формироваться вскоре после буржуазной революции 1848 г в Европе, продолжавшей идеи 1789, особенно в объединенных к 1871 г Германии и Италии и в Австро-Венгрии, ставших на путь ускоренного развития индустриального общества, но опоздавших к разделу мира и лишенных доступа к необходимым для промышленности мировой торговли с рынками сырья, раб.силы и сбыта, но оформление получили после их поражения в Первой мировой войне, в 1919-1922 гг (марксист Бенито Муссолини и философ Джовани Джентили в Италии, немецкие национальные социалисты в Германии), они капитал ставили на службу государству и обществу, а не наоборот. Расизм там вторичный продукт от успешных колониальных Британии и Франции.
Леонид Блехер. Русский — это в русском менталитете не этническая принадлежность, а положительное отношение к государству, армии и церкви, т.е. к трём главным организациям России на протяжении всего времени её существования.

Простота — это аристократическая, крестьянская ценность, о чём Набоков и упоминает. А США основаны на совсем других принципах. Отец Набокова был либералом, который поучаствовал в разрушении Российской империи. Никакой другой городская Россия быть не могла, как и Европа, которая после 45-го под всё большим американским влиянием.

И именно на реалистической модели человека, которому свойственно, прибирать к рукам все, что не прибито гвоздями, выстроены основные институты современного западного общества. Это политика с конкуренцией политиков и разделением властей. Это экономика с живительной силой конкуренции. Это право с состязательным процессом, процессуальным равенством сторон и возможностями обжаловать решения судов. Это наука со свободой научной критики, публичностью научного знания, процедурой защиты диссертаций и так далее.
Все эти институты не верят в добродетель человека самого по себе, они ставят ограничения (сдерживают) естественные пороки человека и направляют его по пути, где он может добыть славу и богатство не в ущерб обществу в целом.
MAD как технология - это плод именно этого же направления мысли. Как и в экономической конкуренции, при взаимном гарантированном уничтожении абсолютно наплевать, кто из сторон плох, а кто хорош. Сдерживать надо всех, вопрос лишь в том, можешь ли ты уничтожить противника, который нанес первый удар.

Исайя Берлин. «Пролетариат у Маркса выступает абстрактной категорией. Маркс был далек от конкретных, индивидуальных пролетариев и не имел с ними никакой психологической близости. [...] Его пролетариат – группа людей без всяких национальных привязанностей; совершенно лишенных средств существования (кроме разве самых скудных); людей, настолько лишенных всего, что у них почти нет индивидуальных нужд; представляющих корм для машин и ничего более. Марксовы пролетарии – голодающие, доведенные до животного состояния, едва удерживающиеся на уровне минимального выживания люди. Это представление о рабочих даже в тяжелом XIX веке, даже сегодня в тех странах, где условия еще остаются ужасными, – абстракция. Когда Маркс говорит о пролетариате, он говорит не о реальных рабочих, но [...] о своем негодующем “Я”».
«Пролетариат Маркса представляет класс [...] сооруженный, сочиненный по составленным Марксом чертежам как сосуд, должный вместить его личный праведный гнев . [...]»
«Позвольте мне повторить мое утверждение. Когда Маркс выступает от имени пролетариата, в особенности когда он переписывает историю социализма (и человечества), заявляя, что у пролетариата и капиталистов нет общих интересов, и поэтому нет возможности примирения; когда он настаивает, что нет никакой общей почвы и потому возможности убеждения оппонентов посредством апелляции к общим принципам справедливости, общепринятого здравого смысла и общего желания счастья, ибо ничего подобного – общего – нет; когда, подобным же образом, он осуждает призывы, апеллирующие к человечности или чувству долга буржуазии, разоблачая их как патетические иллюзии жертв; когда Маркс объявляет войну на уничтожение против капитализма и пророчествует о триумфе пролетариата как неизбежном вердикте самой истории, пророчествует о победе человеческого рассудка над человеческой иррациональностью – когда он говорит все это (а он первым в истории говорит это, ибо пуритане и якобинцы по крайней мере в теории признавали возможность убеждения, ведущего к согласию), нельзя не думать что мы слышим голос гордого и дерзкого парии, который не столько друг пролетариата, сколько член отверженной и униженной расы».

Вы просто не понимаете природу идеологии, ее истоки, в каком типе общества она возникает и какие функции выполняет.
в архаике и традиционном обществе, включая всю Азию до прихода новоевропейцев в 19 веке, идеологий не было, а высокая культура и развитая цивилизация были.
в общем, идеология - это комплекс идей, дающих представление о должном в смысле желанном, противостоящего действительному, исходя из необходимого и возможного.
Идея (ПИЕ < *wid- "видеть") - умо-зрительное представление о сущности некоторого рода сущего, т.е. как оно должно и может со-существовать в мире с другими родами сущих.
стало быть комплекс идей придает вид для ума некоторой области бытия в ее действительности и возможности.
однако не всякий комплекс идей есть идеология, но только такой, который придает вид желанному-для-нас, которого или еще нет, но нам желанно чтобы было, или оно еще есть, но стремиться не быть и нам желанно его удержать, причем такой комплекс идей должен охватывать достаточно широкий круг адептов и передаваться из поколения в поколение.
В первом случае имеем идеологию проектирования и создания, например, техники или готических соборов, цеха строителей которых с 12 века были замкнутыми сообществами, из которых через включение в их иерархию аристократии с 17 века выросли масонские ложи, занявшиеся проектированием и пересозданием уже самого человечества и сыгравших зловещею роль в формировании идеологии Просвещения, Прогресса, в т.ч. социальной Революции, перешедших в марксизм и либерализм.
Т.е. идеологии возникают в протобуржуазном и буржуазном классовом обществе и полезны только в сфере техники и градостроительства, но в собственно социокультурных областях они более чем вредны, ибо навязывают органическому чуждое ему техническое (как упомянутый здесь Докинз).
|
</> |