Евангелие от Марка (Богдан Шумячин (Смоленск))

Они познакомились в Третьяковке. Сидели спинами друг к другу – так лучше дышится интровертам. Он всматривался в сплетенные пальцы «Христа в пустыне». Она, всхлипывая, роняла слезы на свои новые туфли. Ее бросил жених - откупился обувью вместо генетического анализа. А старый писатель, следопыт Любви, уже и не надеялся разгадать тайну всех тайн.
Они встретились случайно не случайно в точке пересечения земного меридиана Любви с орбитой Любви галактической. На этом месте, благодаря кармической гравитации, оказалось творение великого передвижника. Оба были на распутье, опечаленные бессмысленностью жизни, и думали о самоубийстве. Слово за слово, разговорились, отвлеклись от смертной темы и условились встретиться. Так и повелось, по средам. Он в основном молчал, давая выговориться ее неуемной обиде.
Он был гениальным слушателем и очагом, в котором она сжигала омертвелые струны своей души. Струны не простые, выделанные из человеческой кожи в вековом чане с горючими слезами с привкусом крови. Собеседники не замечали разницу в возрасте, усугубленную разнополостью. Они не искали общую тему в массе межличностных противоречий. Ее не удивляло его уныние на пике славы. Его не интриговал хронический пессимизм ее молодости. Им незачем было встречаться. Так они и не встречались. Они приходили к сыну плотника, чтобы бросить лепту на строительство храма Любви. Бросить последнюю лепту – копилка была переполнена. И переполнена очень давно, со времен Сотворения Мира, а места для храма так и не нашлось на Земле.
Она, молодая, была стара, как мир женских иллюзий счастья. Он, поживший, был молод в бесконечном откатывании назад к месту старта в погоне за Любовью. И они «терли спину друг другу», ища доказательств правильности своего решения расстаться с жизнью. Они даже словом не обмолвились о своем намерении, но, идя на встречу, убеждали себя, что на этот раз все будет кончено.
Долгие беседы пролетали как пять минут, и каждый раз их «до встречи» не гарантировали смертельного исхода. По средам их ждал сын Иосифа из Назарета и их собеседования до закрытия музейных дверей не предвещали открытие райских.
Писатель посвятил Любви всю жизнь. Он вскрывал Ее загадку научным скальпелем. Среди мяса и костей нашел дух и эфирные тела души. В божьем подобии хранилище для Любви самой Любви не оказалось. Тогда он свернул в бараний рог кундалини и вместе со всеми чакрами, даньтянем и третьим глазом выбросил из головы весь этот словопаразитарный мусор. Выбросил через шанк-пракшалану. Он искал в пробирках Ее формулу. И когда Она почти была в руках, заваливал ее тоннами книг по философии и эзотерике, но Она неизменно ускользала. Религия тоже не давала ответов и путано уводила в мир опиумных галлюцинаций.
Он засыпал над древними текстами, в то время пока его высшее Я расшифровывало давно забытые знаки. Он летал за пчелой к липовому цветку, чтобы усложнить себе задачу в астральных перевоплощениях. Он преломлял «тело» Бога и макал в вино, шагая по пролитой не земляками, а землянами крови, из которой росли любовные стихи. Он набивал рот пересоленным караваем и пел гимн свободы, забрасывая бумерангами любовные вопросы. Любовь была повсюду, и он целовал Ее следы, но увидеть Ее не удавалось.
Иногда ему казалось, что в сети озарения попалась Любовь. Но чуть разжав ладони, в силке находил в лучшем случае Любу из соседнего подъезда, а как правило, кукиш, вылепленный сообща мудрецами Земли обетованной.
Он был женат четыре раза, шесть детей, есть внуки. Сад посадил. Всех жен снабдил «шалашом» и себя не обделил. Казалось бы, все есть: достаток, слава, удовлетворение творческих амбиций. Но не было в последней части ощущения законченности эпилога. Четыре любимых женщины не раскрыли ему тайну Любви. Шесть раз счастье рождало ему дитя Любви. В облике младенца неразборчиво читался Ее образ. Но взрослея, ребенок уже не отражал лучей Ее многоликой мудрости.
Говорят, что внуков любят больше, чем детей. Во внуках писателя святая святых Истина проявилась с утроенной силой. Уже ощущалось сердцебиение Ее объятий и даже на миг почудилось Ее прикосновение, после которого писателя снова отбросило назад к его исследовательской антологии.
Он попытался снова, но все напрасно. Молитвенные погружения в сознание эгрегора планеты не увенчались успехом. Случайные женщины уводилили от таинства еще дальше. Маэстро дирижер, знаток женской души больше не мог воспроизводить женскую симфонию. Его ухо не слышало тонких звуков. Женские ноты не резонировали в его анализаторах.
Сегодня среда, а ее все не было. Может, больше и не придет. Ей вот-вот рожать. Может быть, уже в роддоме. Если не придет, то и тебе, старому дураку, здесь делать нечего – отпели соловьи, замолкли все фанфары.
Уже смотрители, до этого сонные, оживились – скоро закрытие музея. Носы знатоков уже пресытились залакированными запахами дней минувших и эпох. От картин повеяло сонливостью, и народ на полотнах тоже дремал. Царство живописи готовилось ко сну. А завтра ночную пыль с шедевров снова вынюхает очумелый восторг любителей.
Ее все не было. И вдруг, как биение кисти по свежему холсту, послышались шаги. Эхо знакомых каблучков отозвалось в давно остановившихся сердцах бесчисленных судеб, пытаясь воскресить прошедшие сюжеты давно забытых дней.
Пришла-таки. С ребенком… Сын плотника воткнул топор в порог построенного храма и вытер пот со лба. А если б не пришла, так и скитался бы этот рассказ среди звездных туманностей до Второго пришествия.
- Мальчик, - сказала она, как подобает женщине.
- Назовем его Марком, - ответил он, как подобает мужчине.

|
</> |