Этот барыжный мир
nik_rasov — 09.10.2022Что сейчас легче лёгкого, так это что-нибудь купить.
И заманят красивой рекламой в отделанное блестящей напольной
плиткой просторное нутро магазина, где даже на коротких подъёмах на
этажи бегут бесконечные ступенчатые ленты эскалаторов, где сверкают
россыпи огоньков и подсвечены стеклянные кубы витрин.
И помогут выбрать, и улыбнутся, и примерят, и дадут полюбоваться и
подержать. А после упакуют в коробочки, перевяжут ленточкой и
положат всё в красивый специальный пакетик, чтобы всем прохожим
потом видно было, что — вот! — ты побывал и приобрёл, и пусть они
завидуют, и бросают заботы, и тоже спешат туда, откуда пришёл ты, и
тоже покупают, покупают, покупают...
Если, конечно, денежка есть.
Да ещё пришлют на электронную почту или прямо в телефон, напомнят, что через приложение удобней, да отсыпят пригоршню бонусов, чтобы ты почувствовал себя состоятельным и любимым клиентом.
И не отцепятся, пока не поймут, что ты больше ничего не собираешься покупать, а просто разово дал слабинку и зашёл к ним.
Я как-то купил.
А затем подумал, что надо бы ещё и открытку.
Прямо представил — малюсенькую такую открыточку, на которой многого не напишешь.
Небольшую. Чтобы не оставлять пустое, незаполненное место.
А много писать и не собирался, так как в голове у меня всё же опилки, длинные слова меня расстраивают, и меня вполне бы устроило что-нибудь короткое.
Вроде как: «Поздравляю! Пух.»
Ну я и встал на улице лицом к киоску «Союзпечать».
Значит, за спиной у меня, на холме, белеет штаб Черноморского
флота, а под ним сквер и Екатерина II задумчиво стоит на
постаменте.
По левую руку — музей Черноморского флота с носами кораблей на
стенах и зелёной крышей, и ещё дорога к Минной стенке, а въезд
стерегут улыбчивые мины с рожками на круглых гладких головах.
А по правую руку — банк.
Раньше там был книжный магазин, а потом стал банк.
Я как-то раз заглянул туда. В кармане у меня мялась бумажка с
цифрами, которую я хотел оплатить и по своей дремучести посчитал,
что если банк, а там ещё и касса, то легко смогу это сделать. Но в
кассе мне сказали, что так просто это дело не провернёшь — нужно
вначале подождать, пока освободится специалист и снизойдёт до
разговора со мной.
Я не понял — зачем?
Вот, думаю, я, вот — касса, вот мятая бумажка с цифрами, а вот — в
кулачке, — деньги. Чего огород городить?
И не стал ни с кем разговаривать и ушёл. А то, думаю, ещё нечаянно
кредит тут у них возьму с разговорами всякими.
И ушёл совсем.
А книжным магазином там даже уже и не пахло.
Но это было до того, как я очутился лицом к «Союзпечати» и задом
к тому, про что уже написал.
И про то, что слева и справа было, уже написал.
А снизу — асфальт, а вверху — ветки с листьями колышутся и в них
путаются кусочки синего неба.
Всё, вроде.
А от «Союзпечати» ещё веяло чем-то прошедшем и тут уж, решил я,
открыточку мне непременно продадут.
Внутри этого аквариума сидела севастопольская пожилая матрона с
внешностью доброго носорога, и от неё тоже веяло чем-то
ушедшим.
Так и представлялось, будто сидит она давно-давно, а перед
прилавком вьётся малышня, словно мальки вокруг хлебной корки,
брошенной с пристани в воду, а она смотрит на них и, если
расшалятся, важно тогда произносит: «Ша, медуз-зы!»
И те затихают на секундочку.
Или кто спрашивает про журналы, а она изрекает, что не подвезли
ещё, а ей говорят, мол, сама бы сходила и получила, а она тогда
говорит: «Щас! Только с Малахова кургана разбег возьму, ага»,
Словом, ей бы ещё папиросу «Сальве» в угол рта, и был бы полный, так сказать, комплект.
Ну я и говорю:
— Дайте открытку.
А она:
— Открыток нет.
А потом:
— Есть подарочные конверты. Для денег.
Что ж, спрашиваю, если человеку приспичило написать другому
парочку добрых слов, то уж и нельзя, выходит?
Только деньги дарить можно?
Матрона прислушалась к чему-то, неслышному мне, и сказала:
— Да.
А потом:
— Барыжные времена.
Тогда я, разочаровавшись в «Союзпечати» и временах сразу, ушёл.
Пересёк проезжую часть.
А там тоже дома и один — Ахматовский.
Улица раньше называлась Екатерининской и там построил дом дедушка
Анны Ахматовой. Только фамилия у него была Горенко и ему дали тут
участок под строительство за то, что он защищал Севастополь в
первую оборону, а внучка — поэт Ахматова, тут у него и жила
когда-некогда.
Ну вот и там ещё небольшой магазинчик я заметил, где должны были бы торговать открытками. Маленький совсем магазинчик, как жилетный кармашек.
Я вошёл, спросил, и снова услышал про конверты для денег.
И ещё, сказали, могут продать набор открыток с видами
Севастополя.
А я — не надо!
Я и без открыток всё это прекрасно давно разглядел.
И поэтому, говорю, дайте-ка мне большую карту России.
А то я, бывает, путаюсь — уж очень большая страна. А теперь повешу
её на стену, стану разглядывать и говорить: «О, Урал!».
Или: «О! А эти-то за полярный круг оказывается забрались!»
Купил карту.
Восемьсот пять рублей, между прочим. И подумал — а к чему эти ещё
«пять»?
Потом решил, что за Перекопский перешеек.
Краски потратили — нарисовали красненьким границу, вот на пять
рублей дороже и встало им, чем раньше.
А сейчас, думаю, надо бы им карты вместе с красными маркерами сразу продавать. А то границы меняются, смотрю.
Пусть уж граждане сами дорисовывают потом.