Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение-4

В дополнение к тому, что я написала о степи, хочу привести цитату из поста, написанного несколько лет назад о совершенно изумительном зрелище, таянии снега в казахстанской степи.

«К сожалению, я не пейзажист, ни в живописи, ни в литературе. Но мне так хочется показать вам один пейзаж, что я рискну и попробую.

Мы живем в маленьком поселке среди безбрежной снежной степи. Зима подошла к концу. Вот есть выражения - «весна дружная» и «весна недружная». Здесь так не бывает. Весна всегда дружная. Это удивительно. Вечером мы ложимся спать среди снежной равнины, а утром, глянув в окно, видим, что мы не на суше, а на воде. В окно, сколько видно до горизонта, водная гладь. Так как мы смотрим сбоку, а не сверху, то нам кажется, что вода глубокая, а там стаяло, может быть, 20 сантиметров снега. На воде низенькие волны, ведь там всегда ветер. Под водой нерастаявший лед, который придает воде особую хрустальность, а ниже снег. Небо ясное, и по нему быстро-быстро бегут белые и розовые, подсвеченные солнцем, перистые облака и отражаются в воде. Причем непонятно, что в чем отражается, где верх, где низ. Горизонта нет, мы как бы внутри сферы. Все волнится, все летит, все сверкает, и среди всего этого только ты один, стоишь как черный пень, и портишь своей обыкновенностью немыслимую красоту этого царства Снежной королевы.

В поселке нет такой ровности, как в степи. Там на улицах образуются ванны талой воды, и весь поселок высыпает стирать. Мыла у нас нет, но вода такая мягкая, растворит любую грязь. Если потереть хорошенько (стираем мы в талой воде голыми руками) и повесить на плетень, вещи будут белоснежные.

Вскоре снег весь стаивает, впитывается в землю, и вокруг нас черное поле.»
В комментариях меня спросили, если я правильно поняла вопрос, был ли в Приуральном антисемитизм. Вы удивитесь, но однозначного ответа на этот вопрос у меня нет. Давайте попробуем разобраться. До приезда эвакуированных евреев в Приуральном не знали. Слово это знали, но не представляли себе, что оно значит. Когда нас поселили у Снетковых (это фамилия Прасковьи Ореховны), наша хозяйка, выйдя во двор, сказала проходившей мимо соседке: «А к нам постояльцев определили». Соседка спросила: «Евреев?!». В голосе её был прямо-таки суеверный ужас. Очевидно, она представляла себе, что евреи – это непонятные существа, может быть, даже с рогами и копытами. Но молодёжи всё новое интересно, и психологи знают такой феномен - «реакция на новизну». Новое интересно и даже привлекательно просто потому, что это новое. Приуральская молодёжь быстро познакомилась с эвакуированной молодёжью. В Приуральном оказались эвакуированные преимущественно из Бессарабии, из региона, который к Советскому Союзу присоединили только в 1939 году. Но по-русски они говорили. Все они были фермеры и в сельском хозяйстве разбирались. Но для меня эти несоветские люди были более чужими, чем приуральские жители. Кстати, от этих фермеров мы узнали, что в 1931-32 году, когда на Украине был голодомор, бессарабские фермеры разорились, потому что Советский Союз выбросил на мировой рынок огромное количество зерна, которое продавали по демпинговым ценам. Мы с мамой этим рассказам не сразу поверили. Считалось, что у нас голодомор, потому что был неурожай, а не потому, что всё зерно забрали у колхозов и продали за рубеж.

Но я про молодёжь. Приуральские ребята стали ухаживать за эвакуированными девушками. Говорили: «Вы другие, не такие, как наши. Наши девки издаля подол задирают». Это, признаться, мне не совсем понятно. Если, действительно, издаля подол задирали, то почему не беременели. А случая, чтобы забеременели, я не помню. Противозачаточных средств никаких не было. Как они ухитрялись защититься от беременности? Значит, как-то они это умели. Эвакуированных называли по фамилии хозяев, у которых они жили. Были Рогачёвские, Скориковские, Холецкие, мы были Снетковские. Как-то к нашим хозяевам зашла по делу женщина, которую они назвали Слесаренчиха. Я спросила у неё: «Вы Гришина мама?». Она радостно ответила: «Да, Гришина мама, Гришина мама». Моя мама спросила меня: «А ты знакома с Гришей?». Слесаренчиха сказала: «Знакома-знакома, мой Гриша говорит, что Снетковская – самая хорошая». Но я было начала про антисемитизм. По отношению к себе я этого никогда не замечала. Я, правда, внешне не похожа на еврейку, никто никогда во мне еврейки не угадывал. Я уже говорила, что похожа на отца, и что у моего отца было не просто русское лицо, а лицо русского крестьянина. Венка как-то сказал: «Как хорошо, что тебя зовут Лина». Значит, если бы меня звали Сара или Фира, то общаться со мной ему было бы менее комфортно. А когда узнали, что моё полное имя Энгелина, то пришли в полный восторг. Имя Энгелина показалось очень красивым, и это почему-то имело большое значение. За эвакуированными девушками можно было не только ухаживать, с ними можно было общаться, как с ребятами. Первый день, что я приехала в тракторную бригаду, меня спросили, где я хочу спать. Тогда в тракторном вагончике даже нар не было. Спали на полу на сене. И я сказала, что хотела бы спать вон в том углу. Венка сказал: «Это наш с Ванюшкой угол. Ваня, принеси свежего сена». Ваня был лучшим другом Венки, но в этой дружбе Венка командовал. А Ваня радостно подчинялся. Ваня принёс свежего сена, и мы легли спать. Ваня у стенки, я посерёдке, а Венка справа от меня. Всю ночь напролёт мы разговаривали. Не помню конкретно, о чём мы говорили, но о чём-то очень важном, о жизни. У нас был разный жизненный опыт, и нам было чем друг с другом поделиться, друг друга удивить. Венка потом говорил, что эта ночь для него всё решила. Я думаю, важно было не столько, о чём мы говорили, сколько то, что мне было интересно говорить, а прикасаться у меня не было ни малейшего желания, мне это даже в голову не приходило. Что касается откровенных антисемитских высказываний, то этим отличался парнишка лет пятнадцати, который жил в доме, соседнем с нашим. Например, он говорил: «Праздник кончился, начался бал-маскарад. Бьют жидов, я этому очень рад». Мою маму это почему-то очень забавляло. Она смеялась, говорила, что рифма кажется ей очень приличной.

Понятно, что в Приуральном нам приходилось делать то, чего мы раньше никогда не делали и даже представить себе этого не могли. Пшеницу, которую не удалось смолоть на мельнице, мы мололи на ручных жерновах. На столе лежали, один на другом, два жернова. В центре верхнего жернова было небольшое круглое отверстие, в которое понемножку, горстями, ссыпали пшеницу. На верхнем жернове была ручка, за которую его вращали. Делать это было очень трудно. За вечер мне удавалось смолоть меньше стакана, причём у наших хозяев ручных жерновов не было, и мы просили разрешения смолоть у тех, у кого такие жернова были. Они разрешали неохотно. Ещё вручную обрушивали просо. У наших хозяев была большая деревянная ступа, примерно метр высотой. В ступу насыпали просо, ставили ступу между ног и обрушивали просо с помощью пестика. Пестик был деревянный, на каком-то уровне пестик был раздвоен, так, что его было удобно брать двумя руками. Нижний конец пестика, его рабочая поверхность, был из рифлёного металла. Толочь просо в ступе приходилось очень долго. Толчёшь, толчёшь, заглядываешь в ступу, видишь красное просо. Наконец, в красном начинают появляться жёлтые пшенинки. Когда их становится много, содержимое ступы пересыпают в ведро. Выходят с ведром во двор и, подняв ведро как можно выше, медленно высыпают его содержимое на подстеленный кусок мешковины. Ветер уносит полову, и на мешковине образуется кучка проса и пшена. Всё это пересыпают обратно в ступу и продолжают толочь. И так несколько раз. Работа тяжёлая, и требует большого терпения. Конечно, и обрушивание проса, и помол пшеницы на ручных жерновах – это зимние занятия. В полевой сезон работают в поле.

На берегу Коржины (Коржина – это старица Урала, старое русло реки) длинное озеро, не соединяющееся с Уралом. Так вот, на берегу Коржины нарезали участки для огородов, для местных жителей и для эвакуированных. У местных жителей были приусадебные участки, но от огородов на Коржине они тоже не отказывались. Огородом у нас занимался Феликс. Мы с мамой работали в поле. У нас в колхозе поля, занятые овощами, называли почему-то плантацией, и Феликса, который занимался огородом, мы с мамой называли плантатором. Наш участок огорода был рядом со Снетковским, и Прасковья Ореховна объясняла и показывала Феликсу, что и как он должен делать. Феликс на огороде вырастил, в частности, три огромных тыквы. Огород от посёлка был примерно в 7-8 километрах, и доставить тыкву домой было непросто. Феликс катил одну тыкву примерно километр, потом возвращался за второй тыквой, докатывал её до первой, потом возвращался за третьей тыквой. Так он доставил домой все три тыквы. Ещё на огороде он посадил картошку, но картошка в Казахстане не родит. Наши хозяйки, которые блюли украинские традиции, сажали всё, что сажают на Украине, на своём приусадебном участке картошку сажали и с большим трудом её выращивали. Но на такой подвиг были способны немногие. Поэтому картошка в Приуральном ценилась больше, чем пшеница. Ореховны уже по возрасту в колхозе не работали, зерно на трудодни не получали и выращенную ими картошку меняли на зерно. За килограмм картошки им давали два килограмма пшеницы. Феликс вырастил картошку, но очень меленькую, величиной чуть больше грецкого ореха. Мы её варили в мундире и ели с кожурой. Вообще картошку тогда не чистили, а если чистили, то очистки использовали. Даже оладьи делали из очи
сток. Ещё Феликс вырастил два арбуза. Бахчевые там хорошо росли, в отличие от картошки.

Продолжение следует.

Предыдущие записи блогера :

27.05.2021 — Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение-3

23.05.2021 — Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение-2

18.05.2021 — Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение

16.05.2021 — Ещё о моей жизни во время войны

Архив записей в блогах:

Песни вольного племени

"Коней!" — с этой фразы предлагает начать пост одно из заданий чеклиста марафона #этолето . Ну коней так коней, тем более эту тему я давно хотел раскрыть. На мой взгляд, лошади — ...

Шары

Красота зажглась у озера. Шары были разных цветов, даже в форме Георгиевской ленточки. А знаете, как шары зажигаются под музыку? Есть один секрет. На празднике Всего было семь аэростатов. В виде символов Ставрополья, красного, радужного и др. цветов. Это уже ХVIII фестиваль ...

Когда опухоль становится сюрпризом: размышления патологоанатома

Как патологоанатом с достаточно многолетним опытом, я давно перестал удивляться тому, что в моей профессии может показаться шокирующим для других. Недавняя новость из Улан-Удэ об удалении огромной опухоли у пожилой женщины не стала исключением. Зачастую, читая такие истории, я не могу ...

Разные наблюдения по Сирии

Ну что, Россия продолжает успешно набирать очки по всем фронтам - от рекламы оружия до информационной войны. 1) Наземное наступление не идет конечно так гладко и быстро как хотелось бы, но это не от нас зависит. В любом случае сирийские войска продвигаются сразу по нескольким важным напра ...

Три возраста, или :"А сколько вам лет"?

Когда у меня спрашивают: «Сколько тебе лет?» В голове чаще всего крутятся две цифры «26» и «35». 35 лет - это мой календарный возраст. 26 лет – это возраст, когда я родила Семена. С этого момента, я живу с ощущением, что каждый год мне 26. Понятие возраста, само по себе, очень любопытно. Б ...

Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение-4

Ещё о моей жизни во время войны. Продолжение-4

Оставить комментарий

Популярные посты: