Эротические приключения
bezobraznaja_el — 19.12.2011 — Лытдыбр «Эротические приключения» , - озаглавила безнадежно пустой новый документ журналистка Собакова и посмотрела на календарь. Это не был календарь с соответствующими фотографиями, будоражащими воображение, это был календарь с видами какого-то банка, врученный Собаковой вместе с дешевой картой виза. На карту перечислялась ее зарплата. На календаре болтались часы-луковица, показывая критическое для Собаковой время.Эротические приключения! – сказала она часам. Твою мать, - сказала она монитору, закусила губу и написала: «Эн, надолго выпавшая из поля зрения общей компании, отвечала на встревоженные вопросы товарищей с легкой улыбкой: небольшое эротическое приключение, понимаете. Товарищи понимали».
Ага, - вслух не согласилась с собой журналистка Собакова, - понимали они, как же. Ржали, как кони. Рыдали прямо от смеха. Какое, говорили, мать-моржиха, у тебя эротическое приключение? Наверное, ты опять лоб утюгом для волос обожгла? Или пестуешь любовно новую фобию человекобоязни? Идиоты.
«Как любое приключение, эротическое приключение Эн завязалось внезапно. Она ехала в маршрутном такси, поездка была рабочей, по этому поводу Эн грустила, морщила лоб. Она устала от работы и хотела домой, читать книгу, пить чай, чистить мандарины и болтать по телефону, можно – по скайпу. За проезд передайте, - ощутимо стукнули Эн сзади по плечу. Она сдвинула брови и обернулась, яростно готовая оспаривать невежливое к ней отношение. Не смогла произнести ни слова. На Эн карими круглыми глазами смотрел чернокожий мужчина. Он улыбался и протягивал ей мятый полтинник. Рука на обороте была темно-розовой. Главное, не назвать его – негр, вспомнила Эн».
Собакова поставила подбородок на стол, ужасно перегнувшись при этом, как буквально женщина-змея. Времени у нее оставалось крайне мало. Не меняя положения, она подтянула клавиатуру ближе и бодро продолжила.
«Эн бдительно следила за движениями чернокожего. Как только он пересел ближе к двери, она сгруппировалась и приготовилась к выходу, крепко прижимая локтем сумку и пакет. Спрыгнула следом, шваркнула дверью, поторопилась скрыться от водительских проклятий. Чернокожий мужчина шел неторопливо, на ходу раскручивая провод с наушниками. Смелость, смелость, смелость, подумала Эн, и сказала ему в спину: молодой человек! Он обернулся».
У журналистки Собаковой зазвонил телефон. Она неохотно взяла трубку. Трубка рявкнула голосом главного редактора. Голос главного редактора как бы намекал, что Собакова глубоко неправа, и статью пора бы уже сдать. Эту мысль редактор облек в слова, а попрощался так: учти, у тебя пятнадцать минут. Он всегда так прощался с людьми, один раз сказал жене: учти, у тебя три года, Собакова удивленно уставилась, редактор пояснил – имел в виду, что ребенок к поступлению в детский сад должен быть уже порядочно воспитан.
Пятнадцать минут на сундук мертвеца! – хрипло спела Собакова, - йо-хо-хо, и бутылка рому. Рома бы сейчас было не вредно выпить, признала Собакова, хорошего, выдержанного, жаль, нету рома. Главный редактор подбодрил бы бутылку: учти, у тебя двенадцать лет!
«Меня зовут Эн, - смело произнесла Эн, - а как ваше имя? Миша, - сказал мужчина без лишнего удивления. Вечерело, смеркалось, и его глянцевая кожа пыталась слиться с уличными сумерками. Отлично, Миша, сказала Эн. Отлично, Эн, сказал Миша. Это вышло смешно, и они рассмеялись. Мне нравится, заметил Миша, что вы не выражаете восторга по поводу отсутствия у меня акцента. А что, надо выражать, спросила Эн, а то я могу. Не надо, сказал Миша, не надо, может, погуляем? Холодно гулять, сказала внезапно распутная Эн, я вот интересуюсь, вы, к примеру, не проживаете ли где-то здесь, недалеко? Она закашлялась. Проживаю, ответил Миша, именно что где-то здесь, недалеко».
Телефон зазвонил снова. Вы мне работать мешаете, сказала Собакова редактору, только сосредоточусь, а тут – вы. Это я тебе мешаю работать? – проорал редактор? – я? это я тебе четыре дня не давал возможности приступить к этой чертовой статье? Я?
Ну, не сдавалась Собакова, три дня, может, не вы, а сейчас – вы. Пять минут! – крикнул редактор и отсоединился в гневе. Психопат, сказала Собакова.
«Миша провел ее несколькими кривыми переулками, Эн и не знала, что в ее городе есть такие: старые дома, закрытые калитки, заборы из темных досок и палисадники под снегом. Брехали бродячие псы, подбегали и крутились под ногами, домашние псы на цепях рвались в бой и отлетали назад к будкам, уносимые собственным лаем. Безротые старухи кормили голубей пшенной кашей, оранжево сияла размолотая тыква, голуби жадно клевали, воробьи, почти невидимые в тени, определялись по сдержанному чириканью. Когда Эн заговорила, ее слова прозвучали по-птичьи, клекотом: мы долго идем, так долго идем. Уже пришли, сказал Миша, отворяя входную дверь в сумраке арки, фонарь на отшибе не добрасывал сюда желтого светового луча, и Эн уцепилась за Мишин локоть под рукавом куртки – чтобы не упасть и просто так. Осторожно, сказал Миша, высокий порог, а потом сразу – лестница вниз. Ага, выдохнула Эн, удивляясь, почему соседи не выскакивают из квартир с воплями: кто здесь нафиг барабанит ночь полночь вечер белый день ни отдохнуть ни голову приклонить!», потому что ее сердце колотилось оглушительно, ужасный стук – ты-дым-ты-дым-ты-дым! - но никто не вышел. На третьей ступени, когда вдруг ее голова оказалась на уровне Мишиной, он положил ладонь ей на щеку – щека была холодна, ладонь горяча, и тогда она потянулась к ладони губами, и тогда он поцеловал ее губы, ты-ты- ты-дым, сбилось сердце, ты-ты-ты-дым, и еще раз сбой».
Журналистка Собакова, игнорируя завывающий телефон, быстро дописала две тысячи знаков с пробелами в вордовской статистике о бархате кожи, обращающемся шелк, точности пальцев, нежности лодыжек и податливости груди, о прекрасных видениях, остающихся перед глазами надолго, даже если веки приподнимались не всякий раз. О прозорливости тела, замешательстве ума, вдохновении колен и путаницы ресниц – тщательно удлиненных тушью максфактор и прямых, частоколом торчащих вперед и вниз. О нарастании возбуждения – по спирали, по концентрическим окружностям, имеющим центром солнечное сплетение. Сплетение солнца. О лунном свете, бьющем через окно вровень с землей, о снежинках, танцующих сиртаки под низким потолком.
Да, - вальяжно ответила Собакова редактору, - вы получили материал? Редактор выкрикнул, что он ничего не получал, и что если сейчас, открыв почту, он не обнаружит входящих от Собаковой, она может считать себя трупом. Это тоже было одно из любимых его выражений – считай себя трупом. Он часто сообщал это людям и неодушевленным предметам, как-то посулил смерти ноутбуку и ровно через тридцать секунд разбил его бронзовой статуэткой Ивана-царевича на сером волке.
Получил, ворчливо сказал редактор, читаю. Оставайся на связи... Бля, негра-то зачем? Негр тебе чего сдался?
Нельзя говорить: негр, поправила Собакова, и вообще, это – расизм, апартеид и геноцид. А мы боремся с ним.
С кем, переспросил редактор. С расизмом, сказала Собакова. Ну, и с апартеидом тоже, добавила после крошечной паузы.
Так, я не понял? А главное где? Про конкурс-то где? – негодовал редактор.
Ой, встрепенулась Собакова, и вправду! Про конкурс-то я и забыла!
А я так и знал, - удовлетворенно подытожил редактор.
Собакова открыла файл, и мгновенно набрала следующее: «Дорогие друзья, наверняка и в вашей жизни случались эротические приключения. Редакция еженедельника «Веселый досуг» с удовольствием объявляет конкурс «Вулкан страстей», и приглашает вас принять участие».
Главный приз – ночь любви с главным редактором и старшим кассиром, проворковала, отправляя письмо.
Собакова! – взревел в трубке главный редактор! Собакова, ты меня достала! Можешь считать себя трупом! Блядский потрох, где этот гребаный текст? Я не вижу! Я потерял! У меня тридцать долбаных девять в минуту новых сообщений! Как пишется твой тупический электронный адрес?!
Очень простой адрес, качнула Собакова плечом, диктую по буквам: эн-эн-эн, восемнадцать восемьдесят один, собака, яндекс, точка, ру.
По жанру это очевидная рождественская история, а в конкурсе желающие могут принять участие.
|
</> |