Эмиграция по Быкову.

Карина Кокрэлл // "The Business Курьер", 10 сентября 2016 года
12 сентября, 14:49


ДМИТРИЙ БЫКОВ как ЗЕРКАЛО русской "оставации"))

То, что лекция Дмитрия Быкова об эмиграции недавно проходила именно на крыше (лекторий "Дождя" "На крыше"), показалось очень уместным метафорически.

Ведь по своему психотипу эмигрант это существо "фелинное" (в отличие от кинического психотипа патриота): кошка в своих передвижениях не дает никому отчета; цепь, поводок и тому подобные орудия пространственного контроля абсолютно несовместимы с кошачьей природой, она "сама по себе" уйдет от вас по крышам куда захочет.

В анонсе лекции интригующе заявлено: расскажут о русском эмигранте как психологическом типе и том, какими ТРЕМЯ чертами обладает ЛЮБОЙ русский эмигрант. Вот сейчас все про себя и узнаем!

За окном моего кабинета — чудесный английский август, уже 25-й английский август в моей жизни…

Тема русской эмиграции отмечает в 2017-м сто лет своей немеркнущей актуальности!

С тех самых пор, когда Россия в 1917 году размножилась весьма непростым делением на две: эмиграция и "оставация", перед умами практически каждого поколения вставала очень русская версия "гамлетовской" дилеммы, в которой глагол to be замещался глаголом "уезжать" (или его более точной современной версии — "валить" — корень "вал", семантически ощущается как означающий массовость и необратимость перемещения).

При всем несогласии с некоторыми выводами и трактовками Дмитрия Быкова, считаю его непревзойденным просветителем, интересным литературоведом и выдающимся учителем, который сделал достаточно, чтобы остаться в истории русской культуры конца ХХ — начала ХХI в.в. навсегда, которая если и умрет (простите черный юмор!), то только вместе с ним!

Быков правомерно определяет историю России ХХ века по волнам эмиграции, коих примерно было пять, и справедливо отмечает: последнюю определить как "волну" невозможно, ибо "дальше пошло цунами, оно, как известно, волнами не измеряется", что ясно хотя бы по прошлогодним цифрам (приведенным ДБ).

В общем, продолжая жидкостную метафору, мы, господа эмигранты, уже не "капля крови, взятая на анализ" (Мария Розанова), а целый гематологический банк на крупной донорской станции!))

Итак, Дмитрий Львович предпринимает эдакую "линневскую" классификацию эмигранта, очень интересную еще и потому, что она хорошо показывает все заблуждения "оставанта" ("термин" совершенно нейтральный, придуманный исключительно для краткости обозначения, и никакого обидного смысла не несущий!).

Проблема в том, что противопоставление "эмигрант"-"оставант" в России содержит исторический антагонизм. У других народов нет такого набора негативных определений: "предатель Родины", "крыса, бегущая с тонущего корабля", "гдехорошотамиРодина", и т.д., потому что англичанин или американец, переехавший жить в Испанию, Францию или Италию, не вызывает у оставшихся ни осуждения, ни страстного желания, если и гибнуть, то только задушив в объятиях задумавшего побег соотечественника: ну уехал и уехал, дело частное — думает англичанин и продолжает себе потягивать pimms или lager, не дуя в ус.

И не пишет гневных писем, допустим, в "Таймс", отставной Британский Полковник о презренных "экспатах", покинувших родной, великий Альбион в поисках менее дождливого климата или меньших налогов, не ругают их последними словами в постах и комментах на фейсбуке, и, конечно же, ведущие мастера британской культуры не читают лекций об их психологии и типологии на лондонских крышах. А все потому, что у них вернуться или уехать, и опять вернуться можно было всегда (исключение — если вас сослали в 19 веке в Австралию).

И почему-то кажется: современные мастера российской культуры, не нюхавшие эмигрантского пороха ("порох" внутреннего эмигранта по сравнению с этим — порох все же фейерверковый!) говорят об эмиграции, ее тяжелых проблемах и неизбывной эмигрантской травме тем чаще, чем непонятнее очередное "светлое будущее" на Родине, и чем больше им "и хочется, и колется, и мамка не велит". И словно делают это для того, чтобы быть разуверенными: да что вы, ребята, не бойтесь, все у нас нормально, "и вас вылечат!" И можно будет лезть на антресоли за чемоданами.

Итак, чудесный августовский вечер 2016 года на московской крыше. Аудитория молода (от примерно 22 до 30, изредка попадаются и старше) и прекрасна: в глазах и на челах — ум, востребованные квалификации, свободное владение иностранными языками и компьютерными технологиями, и та особая, тщательная небрежность в одежде, которая роднит креативный, образованный класс от Лондона до Сан-Паулу.

Во многих юных глазах также немой вопрос выбора жизненного пути: а это не больно — эмиграция?

Дмитрий Львович начинает издалека, с излюбленных учителями литературы "типичных представителей": кирпичнолицый Британский Полковник, про которого "нам все известно", Французский Любовник, Немецкий Философ-солдат, типа Гегеля, по которому "жители Кенигсберга сверяли часы" (кстати, тут Быков явно перепутал Гегеля с Иммануилом Кантом, жителем Кенисберга: Гегель в Кенисберге и не бывал!)…Ну, и конечно главный предмет лекции, Русский Эмигрант, список психологических характеристик которого небогат: презрение к "туземцам", пристрастие к склокам в эмигрантской среде, рыдания от острой ностальгии, уронив голову в салат на клетчатом столике парижского бистро, и драки.

Вскоре понимаешь, что лекцию-то надо было назвать "Образ русского эмигранта в литературе", и, несмотря на все эти заявленные "пять категорий" и "девять типов" (или наоборот) со всех сторон рассматривается, если честно, только ОДИН "психологический тип" эмигранта, имеющий крайне мало общего с собравшимися, по молодым, внимательным лицам которых бродит камера.

Ознакомившись вкратце с биографией Дмитрия Львовича, выясняем: источников познаний на эту тему у Дмитрия Львовича два. Первый и главный, конечно, литература. Второй — наблюдение за эмигрантами в их новом ареале обитания во время его более или менее длительных миклухо-маклайских полевых экспедиций и более или менее тесного общения с изучаемыми особями.

Пересказывать лекцию не буду, скажу только о том, что особенно впечатлило. Вот, например эта блестящая желудочно-кишечная аналогия!

"Я хочу подчеркнуть сразу же, что такое огромное количество эмиграции наводит на мысль о том, что как-то русская эмиграция — это важный процесс в русском общественном организме, это что-то вроде, простите, выведения известных физиологических жидкостей или масс из организма по ходу его развития. Для того, чтобы Россия существовала в своем статуарном, неизбежном виде, проходя одни и те же четыре стадии в своем календарном веке, проходя через революцию, заморозок, оттепель, застой в одной и той же неизменной последовательности, для этого, естественно, Россия должна оставаться константой и в отношении своей социальной структуры."

Как же это здорово, какая сразу картина перед юным воображением: благополучно пройдя тонкий и толстый кишечник Отчизны, эмигрант благополучно выводится через прямую кишку, тем самым обеспечивая "жизнедеятельность" Великого Организма! Они же, на крыше, умненькие дети, они поймут, что эта аналогия регулярного, обильного выведения "продуктов жизнедеятельности" напрямую связана с сетованиями Дмитрия Львовича на то, что качество образованности российских правителей (от Николая Первого до наших дней) описывает плавную нисходящую кривую…

Может, тут не желудочно-кишечная аналогия уместна, а гинекологическая? Постоянные маточные кровотечения Родины после каждого мертворожденного политического младенца, подтачивающие и ослабляющие ее организм?

Слушаем Дмитрия Львовича дальше.

И постепенно вырисовывается из его виртуозно сочетающихся слов "типичный представитель" Русского Эмигранта, он таков:

Это мужчина средних лет, выпускник советского вуза, родившийся (и полностью сформировавшйся как личность в СССР!), с каким-то знанием языков, не без успеха занимающийся своей профессией на русском языке, и потом плавно сделавший свою внутреннюю "виртуальную" эмиграцию реальной: вытесненный из страны либо правительством, либо неблагоприятными обстоятельствами.

Политические его взгляды могут быть самыми разными: советскими, антисоветскими, "крымнашевскими, "намкрышевскими" — не играет роли!

Но это всегда человек уязвленный, творческий, невротический, с обостренным самолюбием, склочный по отношению к своим, не вписывающийся никуда, относящийся к туземцам со смесью ненависти, зависти и презрения, одержимый целью достичь процветания и профессионального Олимпа в стране чужого языка, и намерен свой успех "оставантам" однажды доказать! Если он и уехал по своей воле, то вскоре свою ошибку осознал , но поздно.

"Вы не можете выйти из эмигрантского состояния, как вы не можете перестать быть млекопитающим. Есть вещи необратимые."

То есть это несомненно внутренний аутсайдер (не обязательно внешне) в состоянии тяжелейшей психотравмы. "Когда он оглядывается на Родину, у него, к сожалению, доминирует ощущение «чем хуже, тем лучше (…), потому, что он искренне считает свою нынешнюю Родину средоточием зла, раз ему нет там места. И, соответственно, чем там хуже, тем лучше. Он не радуется победам своей олимпийской сборной, ему грустно, когда растут в цене сырьевые и прочие резервы, ему противно, когда вдруг вместо инфляции начинается дефляция".

А Родина для Русского Эмигранта — это никогда и никуда не исчезающий, вечный, огромный "слон в комнате", о котором постоянно думают и все свои движения с ним соизмеряют, и терпят страдания, но не упоминают и притворяются, что его нет.

Конечно, автор встречал нескольких таких эмигрантов. Скажем больше: автор наблюдал несколько случаев тяжелого диссонанса, когда иммигрант, страстно ненавидя весь уклад и обычаи новой страны обитания, и, плюнув на реформаторские попытки эту явно заблудшую страну совершенно изменить (о возвращении на Родину даже и вопрос никогда не стоял и не стоит!), утешился тем, что (в свете последних политических трендов) к своему комплексу неполноценности, добавил радостный комплекс "вставших с колен" и "всехнагнувших"! И тем почти утешился перед экраном родного телевидения.

Но сводить все сложное и многоцветное многообразие эмигрантской типологии к этому одному, мазохистически — травмированному — это очень сильно упростить и проигнорировать все остальные типы.

Но слушаем дальше. А чем дальше, тем страшнее.

Профессия…

В общем, второе рождение на чужой планете: одиноким, немолодым, голым, съежившимся, безъязыким, уязвимым, травмированным, вырванным с корнем, без прошлого, без опыта, без профессии.

"Эмигрант лишен профессии, в этом его главная драма. Он либо должен ее подтверждать с помощью бесконечных тестов, либо менять ее до неузнаваемости, как меняет ее, например, российский психолог на американскую школу психоанализа. Либо он должен просто с нуля обретать профессию гораздо более низкого статуса. Профессию земледельца в Кибуце в Израиле, профессию таксиста в Нью-Йорке, профессию какого-нибудь переводчика, как случилось, например, с Михаилом Шишкиным в Швейцарии."

И заявлению этому придается статус универсальной аксиомы. Тут мне вспоминается разговор с обаятельнейшим Михаилом Шишкиным (автор "Письмовника", "Урока каллиграфии", "Венерина волоса") недавно в Лондоне. Трудно встретить более жизнерадостного человека. Живет он в альпийской деревне, пишет пишет на русском и немецком, лауреат многочисленных, в том числе и международных, литературных премий, критики сравнивают его уникальный, виртуозный стиль с набоковским; у него прекрасная, многочисленная семья — дети, внуки — мал мала меньше, которых он обожает.

Возможно, именно благодаря опыту эмиграции он и стал именно таким писателем. Эмиграция сродни олимпийскому испытанию: вдруг подключаются такие внутренние способности и ресурсы, о которых он в себе и не подозревал! Заметим, стать "каким-нибудь переводчиком" в Швейцарии у Михаил Шишкина "случилось" после того, как на Родине, в 90-х, он работал учителем немецкого в московской школе — почему этот статус должен считаться выше статуса цюрихского переводчика?

Или вот, например, замечательная пара из Эдинбурга, "родом из СССР". Она — прекрасный экскурсовод, влюбленный в свой Эдинбург; он — изобретатель, химик, много лет разрабатывавший революционную технологию переработки мусора в энергию. Терпевший неудачи, несколько раз все терявший и начинавший все с начала, наконец — успех! Его технологией заинтересовались серьезные компании в Эдинбурге. Сейчас у него лаборатория, любимая работа, у них замечательный, гостеприимный дом, сад, огромный белый пес, похожий на полярного медведя, и любовь к Шотландии…!

Я несколько лет играю в прекрасном своей творческой, дружеской атмосферой самодеятельном русском театре Кембриджа, и мне не хватит никакого пространства статьи, чтобы даже очень кратко рассказать об опыте тех, кто состоялся, не только реализовался, воспитал прекрасных детей, но и, судя по всему, счастлив (состояние, впрочем, непостоянное везде, где бы человек ни жил!).

Впрочем, стоп. Кто же в это поверит? Мы же знаем: эмигрант не может быть счастлив без Родины по определению. Возможно, все они просто научились прятать страшную тоску под маской притворного счастья?

В одном Быков прав: почивать на лаврах раз и навсегда полученной квалификации — такой роскоши эмиграция не позволяет. С моей русской филологией (приехала я в Британию в 27 лет) в английской глубинке мне пришлось работать переводчиком, финансовым консультантом, досконально осваивать компьютер, подтверждать диплом педагога. Зато в результате получила востребованную, хорошо оплачиваемую и интересную работу преподавателя информатики в старших классах. Правда, хлестать свою тоску по Родине чайными стаканами, на манер незабвенного Васисуалия Лоханкина и постоянно расковыривать ногтями свои травмы адаптации, было совершенно некогда: муж тоже доучивался, сдавал экзамены, воспитывали маленьких дочек. А когда досуг появился, обнаружила, что Моей Страной уже стала Англия. Есть Родина (это одна эмоциональная связь) и есть Моя Страна — это совершенно иная, очень мощная эмоциональная связь: там, где новый Дом, новый опыт, любимые, дети. Со временем одна эмоциональная связь ослабевает, вторая — крепнет. Я не понимаю, от чего тут убиваться. Совершенно необязательно, чтобы Родина и Моя Страна совпадали. Обе они совмещаются, у каждой — свое место. Я не о политике правительства или ура-патриотическом официозе, я о той внутренней Родине, которая наше детство, наша юность. В ответ на избитую метафору Родины-матери, много ли найдется людей, которые всю свою жизнь живут с матерями? Главное, чтобы всегда можно было увидеться, и чтобы эмиграция не стала бы вновь сопряжена со страшным словом никогда. И в последние 25 лет все ведь так и было: нормально.

Но почему-то Дмитрий Львович ясно видит только одно: эмигранты находятся в состоянии травмы, или нет, лучше так: Эмигрантской Травмы. При этом он забывает упомянуть (или не в курсе), что все, связанное с адаптацией, новой профессией, языком в гигантской степени зависит от того, в каком возрасте человек уехал. Полная адаптация уехавших на Запад до 30 лет, с хорошим знанием языка, занимает в среднем лет пять-семь. И "психотравма" минимальна, особенно, если человек счастлив в новых отношениях, в новой семье.

Однако, мы замечтались. Не верьте: даже те, кто на вид совершенно благополучен или счастлив, и насвистывает какой-то там мотивчик, проезжая на велосипеде в погожий выходной улочками Кембриджа, или Сентрал Парком, просто этот лучше других умеет скрывать неизбывную Боль, ибо эмигранту свойственна масочность поведения.

Эмигрант никогда не бывает самим собой. У него отняли возможность быть собой, он уехал. Приехала маска, оболочка. Эта маска должна изображать для иностранцев русские традиционные добродетели, чтобы не разрушать их клише, она должна демонстрировать другим согражданам, что все окей. Она должна оставшимся показывать, что выбор сделан правильный, эмигрант ни секунды не может позволить себе быть собой. Если же случаются такие счастливые люди, он вдруг не испытывает тоски по Родине, то чтобы его не сочли бездушным, он должен эмитировать эту тоску, иначе он выпадает из образа.

Запомнили?

Выпадет из образа, и все: на велосипеде продолжит свой скорбный путь Пустота. :-)

Дети-кентавры…

С детьми эмигрантов это вообще гоголевский "оррёр, оррёр, оррёр"! Вы думаете, что ваша четырнадцатилетняя Танечка громко рыдает, запершись в ванной, потому что на нее за всю вечеринку ни разу даже не взглянул very cool одноклассник Джейми с прекрасными ярко-зелеными волосами в самых модных "конверсах" с желтыми шнурками? Вы ошибаетесь! Проблема гораздо глубже. Это "русская генетическая память"!

Вы думаете, что ваш сынок, увлеченный комиксами "Марвел" и решивший вдруг со вчерашнего дня разговаривать как гангстер с Бронкса, стал раздражительным и дерзким, потому что на носу у него, помимо выдувшего прыща, еще и экзамены, а он весь семестр валял дурака? Как бы не так: это его разрывает "русская кровь" и "гибридность" (как будто есть вообще где-то в природе тинейджеры, которых не рвут эмоционально на части их гормоны!)

"Черта, тесно связанная с ностальгией, это катастрофическое отсутствие образа будущего, хотя у большинства сегодняшних эмигрантов есть дети, и дети эти прекрасно вписываются в Америку. Проблема в том, что они плохо говорят по-русски. С родителями все чаще переходят на английский, хотя родители настаивают на употреблении русского языка. Знаете, в чем здесь проблема? С одной стороны, эта ассимиляция прекрасна, и все мы должны радоваться, что наши дети так легко вписываются в новый мир. Но проблема-то в том, что наши дети — кентавры, у которых русская кровь, русские гены, русская генетическая память, и в этом новом мире они не бывают так уж совсем счастливы. Я очень мало знаю эмигрантских детей, которые при абсолютной интегрированности в американскую культуру, при брекетах на зубах, постоянном чтении ужастиков и графических романов, при хорошей осведомленности в голливудском кино и т.д., которые бы все-таки стали американцами. Они не американцы. Они именно гибриды, метисы, и этого не вытравишь. Очень немногие из них счастливы, более того, очень многие из них ненавидят родителей за то, что они без их воли навязали им вот это мучительное двойственное состояние. Поэтому образ будущего для большинства эмигрантов темен и туманен."

Эх, забыла спросить у Дмитрия Львовича недавно, когда он опять на пару дней приезжал в Лондон, почему "стать американцем" он считает единственным эквивалентом счастья для подростка и как измеряет показатель счастья и "американскости", а также, скольких он сам воспитал в америках-британиях таких "кентавров в брекетах" (блестящий образ, хихи, теперь не отвяжется!). Я — двоих, не считая любимой племянницы и множество других "кентавров", по месту работы в колледже. Рапортую то, что известно каждому педагогу: подростковые экзистенциально-гормональные кризисы приходят в норму)). Их в разной степени проходит все, включая ни минуты не иммигрантов, как и стадию подростковой "ненависти к родителям" — обычнейшая реакция на расставание с детством, желание самоутверждения, поиск себя, своего я, непременная часть взросления и развития независимости. Это естественно.

Я не говорю, что не бывает детей, увезенных с Родины в относительно взрослом возрасте, тоскующих по оставленным друзьям, школе, бабушкам и дедушкам но, по моим обширным наблюдениям в течение более двух декад — это успешно преодолевается (да и всегда ведь можно поехать на каникулы, повидаться), и "кентавры в брекетах" годам к 18 становятся по менталитету абсолютными американцами, британцами, французами итд, но с русскими корнями (о которых вспоминают все реже) и с той или иной степенью владения русским языком — так что Дмитрий Львович, мне кажется, меняет местами правило и исключение.

Будущее…

И тут самое время обратиться к образу будущего несчастного эмигранта. "Нет повести печальнее на свете". Будущего тоже нет. Как пива в ларьке на Патриарших.

"Поэтому образ будущего для большинства эмигрантов темен и туманен."

"Но все это не отметает его (наших — КК) главных черт — помеси зависти и ненависти в отношении туземцев, ненависти и ностальгии в отношении Родины и полного отсутствия будущего, хотя у многих о нем чрезвычайно четкие представления. Представления есть, а реального будущего нет. Хотя многие, конечно, хотят мне возразить и будут возражать тем сильнее, чем больше у них зарплата в Силиконовой долине."

"Родина может быть неправа. И озираться на нее с некоторым злорадством, еще раз говорю, это нормальная эмигрантская черта. Может ли такое общество построить счастливое будущее — нет, конечно, не может."

Прочитав последнюю цитату, я не поверила своим глазам и перечитала опять: пахнуло учебником истмата.

Ах, как давно я не слышала ни в каком контексте это словосочетание "построить счастливое будущее"! Я даже, честно говоря, немного подзабыла, как это делается. А, может, это троллинг, стеб? Ничего не понимаю: это о внутренних эмигрантах? Какое общество? Кто должен строить? Как? Водрузив на плечо кирки и лопаты? Стоп. Это Оруэлл. Мир так прочно уже отказался от счастьестроительной методики "проекта СССР", что даже значение словосочетания звучит диким анахронизмом, вроде окон РОСТа. Коллективного счастья "общества" не бывает. Оно строго индивидуально. Поэтому здесь применяют иную методику "построения счастья", гораздо более проверенную и более человеческую!

Замечательный Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин сказал в 19 веке: "Если в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли". Перефразируя его, скажу: если где-то кто-то начинает говорить о построении ясного счастливого будущего обществом, значит где-то кто-то уже начал строить нео-гулаг light.

Я знаю: образ будущего моего темен, туманен и не виден мне, в отличие, полагаю, от тех, кто остался на Родине.

Но я скажу, как я вижу свое, эмигрантское счастье, оно очень простое, и его не надо строить скопом, непримиримо, с вытаращенными от идеологических догм глазами, я сама строю его всю жизнь вместе с теми, кого люблю, оно очень простое: это хороший, добротный дом с большими окнами, и сад, и терраса, и лето, может, это где-то у моря (а может и нет), и длинный стол на террасе, и солнечные пятна сквозь листву вишен и яблонь на белой скатерти. Много еды, фруктов, вина, много оживленных голосов на разных языках, много детского смеха. География мало что значит, главное все мы здесь — все здоровы, все в безопасности, все спасены, все счастливы, все со мной. И за одним, общим столом: и прощенные и непрошеные, и видимые и те, кто уже невидим! И музыка: кто-то берет аккорд на пианино, двери растворены в сад. И ты садишься посреди всего этого на дощатый пол террасы, пахнущий солнцем и недавним ливнем, и закрываешь глаза, и слушаешь, впитываешь каждый звук. Счастье не когда-то там, когда его построят какие-то общества и "массы масс", а сейчас, сию минуту.

Простите, я сбивчиво…

Я понимаю Быкова, когда он говорит:

"Понимаете, можно везде стать чужим — это нормально, но стать где-нибудь своим эмигрант не может, он свой на Родине, но это, понимаете, как этот запах, как эти ветки уже жесткие, листья эти уже августовские, как этот московский закат с землей, с асфальтом, отдающим тепло…"

Я знаю: это неправда, то есть не моя правда, чужая.

Я искала свой Дом долго и, наконец, нашла. И мое странствие того стоило.

Самая точная метафора эмиграции для меня — Зазеркалье Алисы, где нет ничего определенного, и все ново и неожиданно, и может таить и опасности, и упоения, но это такое место, где слово EVIL (зло — собственные страхи и отсутствие любви), вдруг превращается в свой перевертыш, свою противоположность: LIVE — "Живи"!

Со всей полнотой, "со всех ног")) и изо всех сил!

П.С. В сухом остатке - зависть и ничего более. Ну кому нужен Быков за рубежом? Никому,кроме десятка двух эмигрантов с Брайтон-Бич, пришедших на его "лекцию" для " убить время". А тут такая хлебная тема.
И спасибо другу -отказнику за ссылку.