"Свидомый" поэт Артем Подежаха с юных лет поддержал "незалэжнисть" "Нэньки", был искренним сторонником её евроинтеграции,  которая сулила каждому "гидному" "садочок биля хатынци та крипакив-москвынив". Он верил, что "нэзалэжна  Нэнька" движется прямиком в Европу, а война с "сепарами" – это защита независимости.
    Один раз ему пришлось оставить все дела в Харькове и поехать к родителям - "к батьку та нэньци". Позвонила мать, она причитала и плакала, говорила, что приходили пьяные нацгвардейцы, забрали всех кур, обидели самым извращенным способом отца, после чего пенсионер хотел наложить на себя руки.  А "надежда Киева и Львова", юный поэт "Нэньки" отвечал матери: "ВСУшники - цэ наши захисныкы! Св`яти люды..."  На "москвыньський собачёи мови" он не разговаривал "из принципа". Артем подумал, что мать, как обычно, всё перепутала: "Воно старэ та дурнэ..." Однако к родителям все-таки поехал для очистки совести.
    То, что он увидел в родном доме, показалось ему страшным сном: "батько" -  совсем седой мужчина с серым лицом - трясущимися руками подвешивал к яблоне веревку с петлёй, чтобы повеситься. Он ходил под себя и перемещался по дому ползком. Вместо слов его черные уста издавали стоны. В этой груде чего-то серого и зловонного ничего человеческого, как показалось Артему, не осталось. Мать вполголоса объяснила: пьяные бандеровцы поиздевались над отцом семейства из-за того, что старик попытался защитить своих кур.  Он кричал нацистам, что куры - единственное средство для пропитания. Бандеровцы обвинили старика в том, что он приберег кур для "кацапив". Старик ответил: "Да щоб воны здохлы ци кляти москали". Нацисты не поверили и с усмешкой "запыталы" отца "гения": "Тэбэ пивнив нэ выстачае?" Нелюди поймали отца Артема Подежахи и ради куража с гиком и криком оскопили его. Атошники были из-под Львова... Так отец семейства лишился самоуважения, веры в политику бандеровского правительства. Раньше он говорил: "Надо же во что-то верить..." Теперь же, после оскопления, он почти неслышно вопрошал неизвестно кого: "За что? За что?" Он не понимал, что бандеровцы его унизили не за что-то, а для удовлетворения своих маниакальных потребностей. Он, видимо, так и не понял, что ДРУГИХ БАНДЕРОВЦЕВ НЕ БЫВАЕТ.
    Услышав эту дикую историю, Артем Подежаха хотел написать заявление в полицию, но мать отговорила. Она, как раз, ВСЁ ПОНЯЛА. Сказала: «Мы боимся! Нежить придёт снова. Нелюди пожалеют о  том, что не вырезали всё село! Уже пропало полсела! Нелюди увозят селян с собой, и они не возвращаются... Ведь они всех нас считают недочеловеками».  Людей бандеровские выродки увозили для того, чтобы, вдоволь наиздевавшись над ними, закопать живыми в землю.
    Подежаха вернулся в Харьков. Он всё время своей жизни считал, что Харьков находится на границе Европы и Азии.  Он свято верил в то. что Харьков защищает Европу от "вонючих азиатских орд", от "диких обезьяноподобных вогулов", от "мокселей". А что теперь он должен думать? Его сознание отказывалось воспринимать окружающий мир. Он понял, что в Киеве к власти пришли преступники, война на Донбассе ведется не против "Москвынии", а против своего народа. Он вспомнил, что поддерживал "майдан", вспомнил, как  слагал на кухонном столе "вирши", в которых прославлял  Порошенко, Турчинова, Тягнибока и Яценюка. Неужели, чтобы понять то, что происходит у тебя на родине, надо, чтобы твоего отца кастрировали?  Неужели ни о чем не говорят 30 000  убитых, умерших от голода, раненых и контуженных  мирных жителей Донбасса?
    Артем Подежаха - натура творческая и легко ранимая - не знал, как бороться с нацизмом. Всё тело его ныло после бессонных ночей, проведённых вместе с такими же, как он, "креативными личностями". Он утратил сон, его знобило, но даже ватник не спасал от холода. Ему казалось, что он должен быть таким же, как и его "батько".  Это доставляло ему удовольствие...  Странная сладость разливалась по его телу...  "Пусть все знают, пусть все поймут, что я тоже жертва, что я страдаю ради Нэньки!" - думал он.  И он, подобно своему отцу,  ползал по квартире и ходил под себя. Однажды ночью, как ему показалось, к нему явилась "Нэнька" в виде  брюнетки с миндалевидными огромными глазами и сказала ему:  "Йды до мэнэ. Захысты мэнэ, мий ридный". Она делала зазывающие движения своими руками и одновременно удалялась куда-то к полной луне, стоящей над городом, что, по мнению Артёма, находился на границе Европы и Азии...  Артём, словно сомнамбула, открыл окно и стал на подоконник. "Я иду к тебе, Нэнько!" -  вскричал юный поэт и сделал ДВА ШАГА ВПЕРЁД...
    ...Он лежал на асфальте под окнами дома своего до того времени, пока соседи не споткнулись об него, отправляясь "на работу" - подслушивать разговоры "недовольных". Старый пёс с "гидною" кличкой Сирко осторожно подошел к нему и принюхался: от Артема исходило страшное зловоние. Старый СБУшник, который начинал службу ещё в КГБ, вызвал «скорую помощь». Ещё бы! Ведь он за время своей жизни ДАЛ ЦЕЛЫХ ДВЕ ПРИСЯГИ! Поэта отвезли "в шпыталь". Старый СБУшник доходчиво и терпеливо объяснил своим агентам-соседям, что теперь так называется больница.
      Поэт сильно ударился головой об асфальт. А изменилось ли что-либо после этого в его жизни? Почитатели его русофобского таланта решили, что "цэ кацапы познущалыся над патрыотом ридного краю". Его всё равно считают надеждою "Нэньки" и упиваются чтением его "бессмертных" произведений.  А ведь Подежаху считали равным Т. Шевченко!..  Правда, только те, кто не читал Шевченко, а почитывал Подежаху.  Но, если бы кто-нибудь из них после ознакомления с "шедеврами" Подежахи прочел что-нибудь из  Шевченко, то мнение его бы не поменялось... Киевляне и львовяне, например, искренне считали, что поэт Подежаха для "Нэньки" -  больше, чем поэт, ведь он любил "Нэньку" "всею грудью, хребтом", читал на площадях свои стихи про "белые украинские снеги".
— Лучше быть дурнем, лучше идти под оконья, чем  понимать, какой кошмар творится в родном краю, — сказала шепотом мать Артема Подежахи. – Я рада, что сын теперь "у шпыталю".
    Неужели для того, чтобы бороться с нацистами, нужно, доверяясь своим больным фантазиям, выбрасываться из окна?