Эхо Москвы 23 февраля

diak-kuraev — 24.02.2015 Теги: Кураев И.Воробьева ― Здравствуйте, добрый вечер! Это программа "Особое мнение". Меня зовут Ирина Воробьева, и здесь сегодня в студии наш гость со своим особым мнением дьякон отец Кураев. Очень много вопросов к вам приходит про разного рода праздники и традиции. Давайте начнем не с сегодняшнего, не с начала Великого поста, а вот у вас спрашивают про масленицу. Спрашивают, насколько, например, сжигание чучела – это языческая история совсем. Насколько церковь это одобряет и это можно делать на самом деле?
А.Кураев― Знаете, есть такая формула: миф умирает в сказке. То, что когда-то было очень серьезным, становится игрой. А серьезно - что? Рубеж зимы и весны. По человеческому опыту тяжелая болезнь приводит к тому, что человек выходит из нее в ослабленном состоянии. Вот так же и солнышко наше. Оно всю зиму болело, оно неизвестно, где было. Какой крокодил его скушал, мы не знаем. И вот надо ему помочь – помочь растопить снега, помочь победить снежную королеву. Как помочь? Поделиться с ним нашей энергией. Для этого подходит идеальный шашлык из какого-нибудь мальчика или девочки.

И.Воробьева― Как?
А.Кураев― Как ни странно, очень странный закон есть в истории религий. Именно культ бога Солнца, бога света является самым мрачным. То есть человеческие жертвы приносились чаще Солнцу, чем какому-нибудь владыке ада.
текст
И.Воробьева― Ничего себе.
А.Кураев― И в частности, эти прыжки через костер – помните, как Снегурочка сгорела? – это форма снять с себя ответственность за выбор жертвы. Когда не старейшина племени говорит: «Вот эту девчонку принесем в жертву». А давайте так: «детишки, вы сами попрыгайте, а кто не долетит – ну, кто не спрятался, я не виноват». В Ветхом Завете это называется «Иегова-ире» – «Бог усмотрит», найдет себе жертву.
Потом это стало просто народной забавой, игрой. Сегодня, тем более, это даже не просто народная игра, а игра ролевиков, профессиональных массовиков-затейников из муниципалитетов. Так что религиозного смысла в этом уже нет. А что есть? Религиозный смысл масленице придают только православные люди. Почему масленица это уже не языческий ритуал? Масленица привязана сегодня не к синоптической весне, не календарной весне, а к дате начала православного Великого поста. То есть послушно следует за днем Пасхи, а Пасха у нас по календарю смещается все время.
И смысл вполне понятный: во-первых, мягкое вхождение в пост. Масленица – когда масло едим, рыбу едим, сметану едим, но мясо уже не едим. Второе – это подготовка к прощению. Не случайно народное название пятницы - это тещины посиделки. Потому что, как сказано в одной старой мудрой книге – Евангелие называется – «враги человеку домашние его». И вот, прежде чем по интернету рассылать веерную рассылку «простите все» или просить у всех незнакомых радиослушателей «простите меня», хорошо бы с тещей встретиться глаза в глаза и сказать: «Слушай, старая дура, прости меня!».

И.Воробьева― Слушайте, но это же пятница, а прощенное воскресенье – в воскресенье.
А.Кураев― В субботу, соответственно, к золовке на посиделки.

И.Воробьева― То есть можно начинать уже в пятницу.
А.Кураев― Да. Вообще, просить прощения никогда не рано и не поздно. Но, понимаете, прощенное воскресенье сегодня это и есть день фарисея. Некая имитация прощения. Просить прощение – это трудно у того, перед кем ты действительно виноват. А очень легко прийти в полуэлитарный клуб, каким является московский приход. Там люди, которые ничего плохого тебе не сделали и ты им тоже, потому что у вас не было общих интересов. Взаимную помощь друг другу оказывали – свечки передавали. И вот перед этими людьми сказать: «Простите, братья и сестры!» и затем уйти затем с чувством собственного духовного усовершенствования – это все-таки имитация труда покаяния. А хотя бы позвонить человеку, с которым были действительно непростые терки в течение прошедшего года – это настоящий труд. И вот, как мы говорим про целителей – они, может быть, сами по себе не вредны, но если человек уверяет себя, что Кашпировский его рак заговорил и поэтому к врачу онкологу обращаться не надо – вот это уже вредно. Вредна замена реального труда на имитацию бурной деятельности. Но все же и эта массовость кому-то полезна. Буквально вчера мне прислала покаянную эсэмэску моя родственница, от которой я никогда этого не ожидал. Она самая нерелигиозная в нашей семье была, со вкусом жизни и так далее. И вдруг вот…

И.Воробьева― То есть это не каждый год бывает, именно в этом году?
А.Кураев― Да, именно. Никогда раньше такого не было. Она уже пожилой человек. Понимаете, люди разные. Есть люди, которые, как Высоцкий, выбираются только своей колеей. А есть люди, которых если не взять за руку, они не сдвинутся. Но вместе с общим потоком готовы идти. И они не воспринимают это как насилие над собой. И поэтому, когда в дискуссиях, в том числе, на "Эхо Москвы" я слышу, что там и там не стоит церкви навязываться, я говорю: подождите, не говорите за всех. Да, есть люди, у которых аллергия, когда церковь какие-то массовые акции устраивает, да еще в союзе с административными кругами. Но есть люди, для которых появление храма рядом с домом или появление православной службы на телевидении – это возможность наконец не стесняясь сделать что-то религиозно значимое. Им вместе со всеми дали такую возможность, что называется, в шаговой доступности. Так что разные есть люди. Есть люди, которые радуются, что они ведомые.

И.Воробьева― Я как раз примерно об это же хотела спросить, потому что я, например, в воскресенье наблюдала, что многие молодые люди у себя в социальных сетях писали: «простите меня», и это такой был флэш-моб. С одной стороны, вы правы, это ничего не значит. С другой стороны, они, по крайней мере, знают, что в этот день надо просить прощение.
А.Кураев― Скажем так: лучше пусть такая мода, чем мода, скажем, на скандирование лозунга: «Не забудем, не простим!»

И.Воробьева― Об этом тоже, кстати, спрашивают. Буквально накануне прощенного воскресенья в Москве такой марш прошел, с таким лозунгом. Как это, вообще, расценивать?
А.Кураев― По этому можно судить о степени церковности реальной наших политических лидеров. В канун прощеного воскресенья устраивать митинг под названием: «Не забудем, не простим!» - это гениально, это нарочно не придумаешь.

И.Воробьева― Слушайте, подождите, а по поводу сжигания-то чучела мы с вами так и не договорились. Можно или нельзя.
А.Кураев― Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

И.Воробьева― То есть ничего страшного.
А.Кураев― Если для вас это просто игра – ну что мы, детский театр, что ли, будем запрещать? Другое дело, как это нередко бывает, если игра перестает себя… Ну, скажем, есть сказка про Гарри Поттера – замечательная сказка…

И.Воробьева― Вы ее читали, да?
А.Кураев― Да, с удовольствием. А есть реально рерихнутая учительница, которая приходит и говорит: «Дети, вы читали «Гарри Поттера»? Вам понравилось? А теперь давайте займемся магией по-настоящему».

И.Воробьева – О―у!
А.Кураев― Да, детей рассаживает в классе по гороскопу, какой знак с каким совместим и так далее. Но не сказка же в этом виновата. Так же и здесь. Здесь тоже более чем ролевики. Мы видим на примере того же Стрелкова-Гиркина, что границы между реальностью и ролевиком бывают вдруг неожиданно стерты. Вот так же и здесь. Одно дело - человек играет деда Мороза, древнего волхва, или князя Олега с черепом его коня. Ну играется и играется. А тут приходит какой-то его друг и говорит: «Слушай, все это всерьез. А давай воззовем к нашему прадеду Перуну. Свергнем это жидовско-христианское иго. Поклонимся нашим древним пням и корням». И есть – мы это видим – уже достаточно заметное течение такой субкультуры, где все это уже всерьез.

И.Воробьева― Да, периодически это пугает на самом деле особенно в некоторых публичных акциях. У меня было недавно совсем после некоторых эфиров некоторое затруднение. Мне всегда казалось, когда власти несколько антирелигиозны, это намного честнее. А, когда они говорят о вере, одним, скажем, в одну сторону говорят о вере, а в другую сторону – ломают людям жизни, врут, воруют и так далее – это, вообще, какая-то совсем неприятная история. На самом деле у меня правильное ощущение, или лучше пусть будут религиозные и говорят о вере - может быть, тогда кто-нибудь станет добрее?
А.Кураев― У меня нет однозначного ответа. Лучше, может быть, просто нейтралитет: и не гонение и не поощрение, и не примазывание. Это началось с 4-го столетия. Все, наверное, знают историю, как император Константин стал христианином, увидев некое знамение с неба: «Сим победиши!» в решающей битве гражданской войны. Так Константин стал христианином помимо церкви. То есть не прочитав евангелие, не переболев им, не побеседовав с каким-нибудь из множества тогдашних исповедников, выживших еще в мученичестве – это еще эпоха мучеников была – люди, которые жизнью своей, болью своей засвидетельствовали веру в Христа. Все это прошло мимо него. Для него Христос изначально выступает как амулет и гарант имперского могущества, как еще один козырь в борьбе с оппонентами за звание императора всей Римской империи. И получилось, что Римская империя въехала в христианский период своей история вот так, без особых раздумий, на автомате, не заметив какого-то выбора. Не было мучительных ночей или, может быть, лет размышлений, рефлексий о том, что значит христианин во власти.

И.Воробьева― Я прошу прощения, а это все обязательно нужно пройти, чтобы быть по-настоящему верующим?
А.Кураев― Мы тогда этого не прошли, поэтому мы до сих пор болеем этим, все западное общество болеет этим, в конце концов. И однозначного ответа нет. Конечно, много и плюсов было от этого обращения императора Константина. Но и проблем, как оказалось, это породило огромное количество. И главная из проблем то, что государство – это действительно аппарат насилия и понуждения. И поэтому государство не может быть прописано в евангелии. Его прописка – мир Ветхого завета, закон талиона: око за око, зуб за зуб – закон воздаяния. Но, тем не менее, оно называется христианским сплошь и рядом. И поэтому возникает огромнейшее недоумение. И оно касается не только нынешних правителей, но и даже святых правителей прошлого, будь то император Константин или князь Владимир, Александр Невский или Юстиниан. Когда внимательно изучаешь весь массив их биографий, то порой волосы встают дыбом: как христианин и якобы святой вот такое делает?

И.Воробьева― Получается, что честнее, когда правители антирелигиозны и идут гонения на церковь – это честнее.
А.Кураев― Советская практика показывает – нет, потому что там есть своя альтернатива евангелию, своя провозглашаемая вера, с ценностями и заповедями которой они одинаково лицемерно обращаются. Что, они реально были верными ленинцами, что ли? Тоже не так.

И.Воробьева― Меня просят задать вам вопросы по поводу сегодняшнего праздника Дня защитника Отечества. Ведь сейчас растет количество россиян, которые высказываются за призывную армию. По призыву быть защитником – это на самом деле правильно?
А.Кураев― Только с большого перепоя можно ополченцев Троцкого называть защитниками отечества. И меня это удивляет. Сегодня по сети бродит точна фраза: «меня не пугает министр культуры – меня пугает культура министра». Вот сколько раз уже серьезные историки показывают – 23 февраля, как день создания Красной Армии – это фейк. Не было никакой победы над немцами. 24 февраля немцы силами велосипедного взвода заняли Псков. То есть там линии фронта просто не было. Эти ополченцы Троцкого под командованием Дыбенко единственное, что сделали – отступая, они штурмом взяли цистерну со спиртом на одной из станций. Перепились так, что потом Дыбенко убежал от немцев и от своего же суда аж за Волгу - в Самару. В самарский губком была послана телеграмма за подписью Бонч-Бруевича с требованием немедленного задержания П. Дыбенко и препровождения его в Москву за самовольное оставление боевых позиций. П. Дыбенко был задержан, отправлен в Москву, уволен со всех постов, осужден Ревтрибуналом, и исключен из партии (восстановлен в 1922 году).
Не было там никаких побед. Ленин 23 февраля пишет статью «Трудный, но необходимый урок» с такими словами: «Под Нарвой целые полки и батальоны бежали, оставляя позиции». Это вечер 23 февраля. Какая там победа? Что тут праздновать? Хуже того – это самый страшный и позорный день в военной истории России, потому что в этот день Малый Совнарком принял решение принять условия Брестского мира. Это день капитуляции России в Первой мировой войне. И, кстати, это день образования Украины, потому что границы, отрезющие малороссийские губернии от Российской Федерации, определялись именно условиями Брестского мира. В немецком генштабе решили, что вот это Украина, а это - нет.

И.Воробьева― Это еще и день депортации кавказских народов.
А.Кураев― Но это спустя много-много лет. А я говорю о событиях 18-го года, 23 февраля 18-го года, только этот день. День принятия Брестского мира как день защитника отечества? И сегодня, включая теленовости на государственных каналах, вижу ровно ту же пропаганду времен Троцкого-Сталина: «23 февраля Красная Армия разбила немцев под Псковом и Нарвой». Ничему не учатся. Удивительная вещь.

И.Воробьева― Про праздник понятно. Про призывную армию, тем не менее. Вот смотрите, у меня, например, семья военных. Все призывные. У меня папа офицер. И я вижу по своей семье, что это действительно офицеры, которые настоящие военные, настоящие мужчины. Ну чем плохо-то?
А.Кураев― Был такой крайне непопулярный политик в недавнем прошлом – Янукович его звали – вот он отменил призыв в армию Украины.

И.Воробьева― И о чем это говорит.
А.Кураев― А крайне популярный, говорят, ныне политик на Украине Порошенко восстановил призыв в армию.

И.Воробьева― Но у нас-то призыв не отменяли. У нас как был, так и есть. И в общем, молодые люди… Чем плохо? Чем по подъездам сидеть, лучше дисциплине поучиться.
А.Кураев― Может быть. Понимаете, здесь все те же вопросы, которые касаются и нашей общегосударственной стратегии. Ради чего? Я за то, чтобы Россия была великой страной, очень влиятельной и так далее. Но я бы хотел, чтобы наше влияние было гуманитарным, чтобы люди со всех соседних стран, регионов видели бы: здорово в России живут, там прекрасные законы, там прекрасное здравоохранение. Человеку хорошо в России и климат замечательный.

И.Воробьева― Это сложно. С климатом сложно.
А.Кураев― С климатом у нас все хорошо. На прошлой неделе, на масленице я пробовал потрясающее вино из Ростова-на-Дону. Итальянец приехал туда, говорит: «У вас уникальная почва. Только в одном регионе Италии есть такие же почвы». Он привез лозу. И вышло действительно потрясающее вино. Марку, наверное, не имею права называть.

И.Воробьева― Не стоит, да.
А.Кураев― Так что русская земля богата и обильна, но порядка в ней уже тысячу лет как нету. Я бы очень хотел, чтобы Россия культурно, влиятельно приходя в разные регионы, в том числе, трансграничные, влюбляла в себя людей. Пока слышно нечто обратное даже из Крыма. Когда там некоторые наши московские порядки устанавливаются –вот уже даже крымчане начинают попискивать. Так вот точно так же с армией. С одной стороны, армия – это в некотором смысле, последний шанс для общества что-то очень важное вложить в этих ребят. Год они в инкубаторе. Страна, ты зачем их собрала? Понятно, что не для войны. Мы же не собираемся воевать. Так зачем вы их обрекаете на год информационного голода, на определенную аскезу? Ради чего, что вы хотите им привить? И вот именно этого я ни в советские годы, ни в 90-е не видел. Какая сверхцель? Да, одно время было важно ребятишкам из колхоза дать какую-то городскую профессию. Но уже в 70-е годы это было не очень актуально, когда в селе тоже индустриализация началась, и в селе тоже можно было не выходя из села, стать трактористом, и овладеть рабочей специальностью овладеть.

И.Воробьева― Но в любом случае, это дисциплина, это некое преодоление себя. Это не те домашние условия, а какое-то преодоление.
А.Кураев― Если бы при этом те же солдаты всюду в частях видели торжество закона и устава.

И.Воробьева― Это другой вопрос, к сожалению.
А.Кураев― Потому что дисциплина – это прекрасно. Как в церкви тоже. Это хорошо, когда есть принцип послушания, иерархия и так далее. Вопрос в том, что на бумаге это хорошо… Но все-таки одно дело слушаться Сергия Радонежского, а другое – какого-то его антипода, хотя у него больше звезд на погонах или крест на пузе побольше.

И.Воробьева―Продолжается программа "Особое мнение". Дьякон Андрей Кураев здесь, в студии. Очень много вопросов про «Левиафан». Как известно, не получил российский фильм премию Оскара. Но спрашивают… вы же смотрели фильм «Левиафан»?
А.Кураев― Я не берусь оценивать с кинематографической точки зрения. Честно говоря, те отрывки, которые из фильма «Ида» мне показались кинематографически более интересными. Так что не оспариваю решение американской киноакадемии. Но я считаю, что после событий минувшей субботы фильм Звягинцева пропагандистски слишком оптимистичен и обеляющ.

И.Воробьева― Вы имеете в виду шествие «Антимайдана» в Москве.
А.Кураев― Да, потому что в фильме все-таки такая классическая просветительская и народническая картина. Там есть плохая власть. И под этой плохой властью, в общем, хороший народ. Пусть пьющий, пусть гулящий, но при этом даже способный на какую-то взаимовыручку. В общем - хорошие люди. А беда в том, что Левиафан единосущен со своим народом. Минувшая суббота это очень хорошо показала.

И.Воробьева― Что вас так сильно расстроило в минувшей субботе? Вы уже не первый раз возвращаетесь к этому событию. Что именно? Ну шествие и шествие.
А.Кураев― Я увидел, какими нас хочет видеть власть.

И.Воробьева― Какими?
А.Кураев― Вот такими: стройными рядами с транспарантами ненависти: «Сотрем Америку с лица земли!» Их свезли сюда аккуратненько автобусами. Но были энтузиасты и местные, московские. От них рождалось ощущение, что это в значительной степени люди, которых злит, что у других что-то удалось лучше, чем у них. И наша историческая миссия – не в том, чтобы самим лучше жить, а в том, чтобы нагадить соседям.

И.Воробьева― То есть нет правды в том, что соседи – я не говорю про ближайших соседей, я вообще, говорю про другие страны – они как бы нас тоже не сильно любят и не слишком дружественные.
А.Кураев― Почитайте лозунги этого митинга – что там любить-то? Будь я хоть эстонцем преклонных годов, я бы испугался.

И.Воробьева― А вот, кстати говоря, мы с вами до перерыва разговаривали. Вы сказали о том, что вы хотели, чтобы Россию любили и хотели бы здесь жить, чтобы здесь было хорошо. Но это же не признаки сильной страны. Сильная страна – это которая готова за себя постоять. А если люди, которым нравится Россия – вот такая она хорошая, приятно жить – решат, что это…
А.Кураев― В законодательстве древнего Израиля, в том, что называется Ветхий Завет – были удивительные законы. Например, даже в случае войны нельзя было брать в армию молодого человека, если он только что женился. Он должен был минимум год прожить с молодой женой. Второе: нельзя было брать в армию человека даже в случае войны, если он только что построил новый дом, у него новоселье, и он должен год насладиться новым домом. Третье: нельзя брать в армию молодого человека, не важно, какого возраста, если он насадил новый виноградник и не попробовал вина с новой лозы. То есть, понимаете, сначала опыт радости у человека, опыт семейной жизни, отцовства, домовладения: вот это мне удалось, это моя земля - и я понимаю, что мне есть, что защищать. А уже потом – меч в руки и вперед. А вот пролетарская самозащита – она в этом смысле бывает опасна. Ибо пролетариату нечего терять кроме своих цепей. И значит, непонятно, что его победа принесет, если он начинает не защищаться, а распространять свое влияние.

И.Воробьева― Ну вот не хотела я с вами про оппозицию говорить, но, тем не менее. А вот оппозиция, которая тоже собирается марш проводить?
А.Кураев― Оппозиция – она тоже очень разная. Яя так сформирован, воспитан, что я не люблю никаких маршей. Для меня стилистически одинаковы плюющиеся слюни Кургиняна и Навального на зимнем митинге в феврале 12-года. Обоих этих персонажей не люблю за то, что я вижу, как они пробуют заводить толпу – манипулируют ею. Простите, я ни того ни другого не вижу своим пастырем.

И.Воробьева― Кстати, про пастыря. Тут Наталья спрашивает из Москвы, на сайте задала вопрос: «У каждого священника свой приход. По аналогии священник – политик. Его паства – члены его партии. Почему у нас священников больше, чем политиков, и при этом какой-то церковного, условно, марша за мир в связи с событиями на Украине еще пока не было. И, что происходит: не могут объединиться или что?» Почему так.
А.Кураев― В этом рассуждении слишком много произвольный отождествлений. Пастырь - политик только в древнегреческом смысле этого слова, когда «политика» – некая городская жизнь, в отличие от «экономики» - которое «домоводство», домашняя жизнь, то, что у меня в доме, oikos – дом. И надо заметить, что и древней Греции, как и в Риме, дворики были внутри домов, и окна не на улицу смотрели, а именно внутрь дома, в этот внутренний садик. Да, и поэтому «мой дом – моя крепость». А политика – это все, что вовне. В этом смысле, конечно, любая коммуникация двух людей, которые не связаны родственными узами – это некая политика. Но важнейшее условие пастырской политики в том, чтобы никакая другая политика в эти наши отношения не вошла. Священник не должен расспрашивать человека о том, «как ты голосовал, кого поддерживаешь, кому симпатизируешь». И поэтому в наши приходы очень разные люди приходят, в том числе, и те люди, которые считаются лидерами оппозиции. И, тем не менее, они тоже ходят в наши храмы к нашим священникам.

И.Воробьева― И священники, соответственно, разные, да, если я правильно понимаю?
А.Кураев― Священник имеет право иметь личную политическую позицию. Он не имеет права выдавать ее за позицию церкви, и не может выдавать свои политические симпатии за императив христианской мысли: мол все христиане обязаны думать так же, как я по этому вопросу. Понимаете, это всегда очень сложное искусство - проекция вечных заповедей на сегодняшний калейдоскоп нашей жизни.

И.Воробьева― Тогда поведение, заявления РПЦ, лидеров РПЦ, священнослужителей, которые выступают публично – вот они, на ваш взгляд, призывают людей голосовать за тех или иных политиков?
А.Кураев― В ряде случаев это есть, да.

И.Воробьева― И как на это нужно реагировать? Надо как-то возмущаться и запрещать или, что делать?
А.Кураев― Он же памятник – кто ж ему запретит?

И.Воробьева― То есть все вот до такой степени? То есть и царь и все… Я понимаю. Тут Григорий из Москвы спрашивает. Видимо, в прошлом, может быть, эфире или где-то в блогах вы обещали посмотреть фильм «Цари и Боги. Исход» и высказать свое мнение. Вы посмотрели?
А.Кураев― Посмотрел. Сейчас надо долго и нудно вспоминать. Понятно, что это неинтересное дело – сопоставлять кино с Библией или пробовать вызывать египтологов в консультанты. Но как повод, пробуждающий интерес к этой библейской истории, это важно. И, кстати, хочу напомнить ту историю, которая напрочь отрицается в этом фильме. Этой истории нет в Библии, но это из Талмуда. Когда евреи подошли к Красному морю и уже слышен грохот колесниц фараона, который преследует их, вопреки ожиданию евреев море не расступилось. И тогда один из старейшин Израиля – он все-таки верил Моисею – бросился в море. Море не расступилось. Он входит по колено – море на месте. По пояс, по грудь - и море не расступается. Только, когда волны стали заливать ему ноздри, произошло чудо. И вот еврейские мудрецы говорят: «Такова история нашего народа: когда уже нет оснований для надежды, и все, казалось бы, очень плохо – вот тогда Бог приходит на помощь».

И.Воробьева― Мне кажется, это у многих людей так, нет?
А.Кураев― Конечно, в данном случае этот урок я рассказал на еврейском этнографическом материале, но я думаю, что он имеет наднациональное значение.

И.Воробьева― Александр из Санкт-Петербурга спрашивает про Великий пост. Он говорит: «Поскольку руководством для христианина является Библия, расскажите, как в ней описывается пост». Потому что вот он не понимает… Я могу прочитать все сообщение, просто оно очень длинное. Он говорит о том, что там есть некие противоречия, скажем так.
А.Кураев― В Библии наш Великий пост никак не описывается хотя бы по той причине, что Великий пост установлен в честь событий, описанных в Библии. То есть он вторичен, собственно, к самой библейской истории. Грубо говоря, в работах Ленина вы не найдете описания Мавзолея Ленина. Точно так же сейчас соотносится Великий пост и жизнь Христа. Великий пост – это нажитки. Потому что христианин не может быть пленником даже одной книги, даже такой великой, как Библии. Есть опыт народов и тысячелетий. И вот этот опыт показал, что пост – а пост это общерелигиозная практика, она упоминается и в Ветхом Завете и в Новом Завете – пост не может быть однодневным. В древности христиане постились так, как постятся мусульмане сегодня в Рамадан, то есть весь день ничего: от зари до зари ни капли воды, ничего. Но затем стало понятно, что если я пощусь весь день, а вечером наелся – казан плова навернул, - то в общем-то, накопления какого-то моего изменения не происходит. Да, сила воли укрепляется, конечно. Тяжело выдержать световой день, тем более, в жарком климате. Но от поста потребовалось еще что-то другое. Назначение поста, главное назначение поста – это посадить на цепь альфа-самца во мне самом. И оказывается, что качество и содержание моих снов зависит от того, что я скушал на ужин.

И.Воробьева― Но это биологическая история.
А.Кураев― Да, биологическая история, совершенно верно. Появление дисциплины постов связано с появлением монашества. А затем и другие люди заметили, что в этом есть смысл. Пост это умение быть разным. Хотя в некотором смысле появление постов в церкви – это признак катастрофы, неудачи.

И.Воробьева― Почему?
А.Кураев― Потому что это означает, что нам не удалось стать всегдашними нормальными христианами. И хотя бы одну десятую часть года мы делаем лихорадочную попытку стать чуть лучше, чем обычно. Точно так же можно сказать о появлении храмов, праздников, святынь. Христианство рождается как идея мистической анархии: Бог везде и всюду в каждую секунду с нами, и ты помни о Боге каждую секунду. А оказалось, что только единицы могут понести такое переживание Бога - каждую секунду в каждом человеке видеть Христа, образ Божий.

И.Воробьева― Но это же невозможно, особенно, когда вы видите убийцу, маньяка.
А.Кураев― Возможно, возможно. Но таких людей мы называем святыми, иногда – юродивыми. Поскольку не все святые, поэтому для нас с вами церковь пошла на компромисс. Давайте хотя бы иногда вот хотя бы в храм без оружия входить.

И.Воробьева― У нас полминуты, но, тем не менее, я вижу, как становится это просто модной, диетой. Нет?
А.Кураев― Пусть лучше такая мода, чем наоборот. Ну а дальше, я надеюсь, что люди, может быть, хоть как-то услышат, узнают, что у поста есть и более интересные измерения. Понимаете, в Третьяковскую галерею иногда люди тоже идут из моды: Как же так? Я сам москвич, а в Третьяковке ни разу не бывал, перед томскими родственниками неудобно – поэтому пойду еще до их приезда…

И.Воробьева― Ну хоть увидит.
А.Кураев― Хоть увидит, а потом, может быть, и с томскими родственниками зайдет и после них, а не просто в анкете своей поставит галочку – «бывал».
И.Воробьева― Спасибо большое! "Особое мнение". Дьякон Андрей Кураев был в этой студии. До встречи!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив