Два с плюсом. Плюс два. Марик и море

iz_antverpena — 08.07.2010 Сначала Марик думает, что море – это картинки в книжке, которую ему купили незадолго до путешествия. Приливы и отливы, чайки, медузы, рыбка камбала, прячущаяся в песке, и маяк, указывающий путь кораблям. Купить книги про море и аэропорт – было Олиным советом и отличной идеей. Марк с удовольствием открывал окошки, изучал, где у самолета двигатель и закрылки, кто приносит чай, и в каких домиках-клетках путешествуют собаки. Но на наш с Альбертом вопрос «А Марик тоже полетит на самолете на море?» отвечал: «Не полетит». Убежденный консерватор, он по-прежнему не любит новшества.

Но на море, конечно, летит.

То, чего я боюсь больше всего – перелета, закладывания детских ушей, плача – проходит на ура. На взлете и посадке Марик сосет чупа-чупс (этот веселящий наших друзей «потопчусь»), играет со шторкой иллюминатора, украшает альбом наклейками, слушает сказки про Вомбатика, обедает булочкой с маслом и время от времени высовывается из-за спинки кресел – кто там еще летит в самолете.

Первые отпускные дни насыщенны, полны встреч, развиртуализаций, вкусной еды, вина, разговоров, заканчивающихся под утро, да еще и смены часового пояса на четыре часа. Марик устает, и к нашему удивлению несколько вечеров засыпает у папы на руках. Складывается ритуал: они расстилают плед на балконном кресле, садятся смотреть огни города Петровац, разговаривают, и на какой-то минуте мальчик затихает. Остается лишь перенести его в кровать. Через три вечера Марик привыкает к новому режиму, и сказка на ночь от мамы возвращается в традицию вечернего укладывания.

Маленький ручной сурикат, в течение всего черногорского отдыха он не слезает с рук. Иногда соглашается сесть на шею к папе, чтобы сказать, что он выше всех. Но с удовольствием возвращается обратно на руки, усаживается, довольный, обозревает окрестности, командует, куда пойти, кричит про бесчисленные вентиляторы. Только ради догонялок может спуститься на землю, да и то, первая же веселая беготня заканчивается обидным падением. К вечеру у Марика синеет и распухает мизинец. Переждав ночь, мы вызываем доктора, но с пальцем все оказывается в порядке, простой, хотя и разноцветный, ушиб.

Как и некоторые другие двухлетки, встреченные нами на пляже, Марик боится воды. По фотографиям можно проследить путь раздевания нашего сына. В первый день он в штанах и футболке. В следующий раз футболка снимается и Марик соглашается взять в руки лейку. Затем он остается в одних плавках, а после даже и без плавок. Через неделю он пробует залезть в надувной бассейн. Не сразу, но соглашается сесть в него и переливать воду из лейки в ведерко. Затем Альберт обливает его теплой водой. У Марика перехватывает дыхание, но он не плачет, как в последние несколько месяцев при купании в ванной. Потому что папа все делает весело и смешно. Наконец, через десять дней после приезда мы втроем идем в море, и Марик первый раз в жизни окунается в Адриатику.

Петровац – это детский мир. Там везде в главных ролях дети. На родительских руках, в колясках под зонтиками, босиком по набережной, голышом, в трогательных маленьких одеждах. Их целуют в живот, купают в море, кормят пончиками в шоколаде, пиццей и бананами. Они облизывают тающее мороженое с пальцев, перебирают камни, закапывают ноги в песок, капризничают, смеются, легко знакомятся, возводят песочные замки, плещутся в надувных бассейнах. Те, что постарше, играют в футбол, сверкая загорелыми ногами, ловят морских ежей и крабов сачками, стреляют из водных пистолетов в знакомых и незнакомых людей. А тех, что помладше, родители водят вдоль берега, и песочная кромка усыпана дорожками маленьких пяток. Волна набегает и уносит следы, но дорожки рисуются снова и снова.

Марику на море очень хорошо. В «Медине», пока мы ждем заказ, он танцует под Энрике Иглесиаса и Адриано Челентано, стоя на скамейке. Увлеченный наклейками (как знали, взяли с собой четыре тематических альбома с наклейками), он устает клеить их в альбом и начинает оставлять по всему городу свои разноцветные знаки. Клеит смайлик на меню (Марик называет смайлики колобками), официант улыбается и приносит персиковый сок с соломинкой – «Это для Смайли». Приходим на Лучицу, где загорали пару дней назад, а там на камушке еще один желтый смайлик и фиолетовый жук – первые Маркушины секреты. На набережной долго залезает и слезает со скамейки, сербская женщина садится рядом и гладит его по вновь отросшим шелковым завиткам: «Добре, добре». Официантка в пиццерии «Kiss», куда мы часто приходим, приветствует его и прощается не иначе, как «Чао, Марчелло». Марчелло учится смущенно опускать глаза и хлопать ресницами.

А еще Марик уверен в том, что если что-то вкусное и любимое попадает к нему в руки – мороженое в вафельном рожке, вишневые слойки или овощной салат в кафе – то это подарок. Он так и говорит, закладывая в рот лакомство: «Тетя подарила». Или, когда официант – мужчина: «Дядя подарил». Назначение касс в супермаркете, вообще, не совсем понятно. В магазине весело катать тележку и брать с полок яркое и нужное, а зачем стоять в очереди, доставать из кошелька монеты – неизвестно. Поэтому первым на кассе пробивается законный «Milky way», раскрывается и съедается на месте с широкой, довольной улыбкой. Не замутненное рыночными отношениями детское сознание, все блага – в подарок.

«Поразговариваем» – говорит он мне. Забирается на руки, сам выбирает тему и я начинаю ему что-нибудь рассказывать. А он поправляет или отвечает на вопросы. У нас теперь столько тем для разговоров. Поезда, самолеты, корабли, море, пляж, кафе, имена наших новых друзей, которые Марик прекрасно запоминает. В последний день отпуска за обедом в «Сан Марко» официантка Катя, с которой мы подружились, садится за свободный столик и за пару минут делает из бумаги голубя. «Папа с мамой полетят на самолете, а Марик на голубе» – говорит Катя, и Марик вновь смущенно хлопает ресницами. Мы улыбаемся и нежно треплем мальчишескую макушку. Все, что делают дети, мило и смешно. Так и обмениваемся друг с другом бесценными моментами. Мы дарим им события – первые моря, первые полеты, новые знакомства и большие впечатления. Они дарят нам смех, и нежность, и любовь, эту вечную ноющую занозу в сердце, которую никогда в жизни не захочется вынимать.