Два пути побега

Сергей Шервинский — сын профессорской элиты, его папа как основоположник российско-советской эндокринологии неплохо существовал при обоих режимах и обеспечивал себе и детям какие-то базовые гарантии безопасности от нагрявшего хама. Однако сынулька его водился с очень плохой кампанией — Пастернаком, Эфроном, Лозинским, Шершеневичем, Ахматовой. (Но что характерно — все они, ну кроме Эфрона, тоже смогли более-менее благополучно пережить годы террора, как-то вписавшись в окружающий строящийся «мы наш, мы новый мир».)
Шервинский выбрал свой «путь жыдая» (если чо, папа его был шляхтич, хучь убогий) — не отсвечивать. Он притулился в двух местах — во МХАТе педагогом актерской речи, а также стихопереводчиком в издательствах разнообразной «классики и современники». Также написал роман (одна штука) и пьесу (одну штуку — в соавторстве). И так благополучно дожил до 1991 года, когда и умер. И всё это время писал стихи — писал и складывал в стол, ибо что-то из этого (что не успел до 1924-го) публиковать стал только с 1984 года, когда уже за такие дела не расстреливали. Да и за что было там стрелять? ПейзажЫ Крыма и Армении, воспоминания о прогулках в Коктебеле, «рецепция классики», разнообразные посвящения всяким знакомым Мэ и Жо.
Версусы в сборнике «Стихи. Избранное» по форме безупречные — ритм, стиль, лексика, всё очень отшлифовано, каждый можно вставлять в учебники по русскому стихосложению. И в каждом, как родник — не бьет, а струится чувство не пойми по чему ностальгии… Но на самом деле понятно, что по хрусту французской булки и посиделкам в поместье, которое отняли (зато дали дачу). Красивый культурный классический эскапизм в рифму, «эпилог к Серебряному веку»…
Пат Инголдзби — ирландец, «пролетарского происхождения» уроженец некоего ПГТ, получивший таки образование, трудившийся на Даблинском радио и ТВ (став кумиром подрастающих шинфейнеров), но в какой-то момент 1980-х понявший, что всё это тлен, и опустившийся на самое социальное дно. Причем сознательно, как идейный дауншифтер, а не тупо обычный бомж — в его стихах постоянно упоминается дом с котами, так что спал он не под забором и не на скамейках.
И, видимо, был какой-то доход, ибо за дом в буржуинских странах принято было плОтить, а коты (каковых то ли сразу, то ли всё-таки по очереди упоминается пять штук) — они любят что-нибудь кушать. Но дни Пат проводил на улице, делая вид, что продает свои самиздатовские книги — по крайней мере, из его творчества следует, что особо он на этом не наваривался. Зато сумасшедшие прохожие, нищие побирушки, стражники из Гарды (местный аналог полиции), уличные дети, пьяные Мэ и Жо самых разных социальных слоев присутствуют в его стихах в изобилии.
По сути это зарисовки — какой-то уличный случай, или внезапно накатившее на автора ощущение «чевой-та», воспоминания из детства и всякие прочие «нечты». Жывотное нестерильно — Инголдзби активно использует «внецензурный прань», имитируя жаргон бомжей. Именно имитируя — в отличие от каких-нито, простихоспидя, «членистоного-пивобрюхих митькоФФ», творящих в стиле «сексуально-алкогольно-озабоченный псевдонаифф», стихи Инголдзби из сборника «В Дублине скажут и не такое» — это стихи прекрасно образованного человека, который сознательно «ушел на дно», чтобы послать всё на — свой детский полиомиелит, более 50 лет не дающий ему полноценно жить, пребывание в психушке (в какой-то не уточненный момент его жизни, но оставившее очень яркие воспоминания) и пр. Такой голубь, улетевший из цирка на улицу грызть семечки, которые кидают ему там сердобольные бабушки…
Ну что ж, чем бы ни были вызваны культурный эскапизм Шервинского и сознательный дауншифтинг Инголдзби, скажем им таки спасибо — в итоге они породили прекрасные стихи, которыми вполне можно заполнять свой собственный культурный досуг.


|
</> |