Два художника в шестеренках времени (2)

vad_nes — 05.03.2024

(продолжение, начало здесь — https://vad-nes.livejournal.com/778926.html)

Ну я возвращаюсь к двум художникам, чью жизнь нечаянно переломали шестеренки этого мутного дела.

Константина Ротова отправили отбывать наказание в Усольский исправительно-трудовой лагерь - это в городе Соликамске. Масштабы своей популярности он узнает еще на этапе, когда его раз за разом спрашивали: "Что, правда это ты нарисовал драку на кухне?".

Речь идет о невероятно популярной карикатуре 1927 года под длинным названием «Будни общежития. Маленькие разногласия на общей кухне по поводу исчезновения одной иголки для прочистки примуса».

Поэтому нет ничего удивительного в том, что и в заключении Константин Ротов работал по специальности - профессионалами такого уровня даже в Гулаге не разбрасывались. Его назначили руководителем оформительской бригады Усольлага, которая славилась на весь Урал и занималась не только наглядной агитацией. К примеру, Ротов очень много сделал для оформления Солекамского краеведческого музея, где до сих пор в фондах множество его работ.

Вот, например, ротовская реплика портрета Ивана Грозного из "Царского Титулярника".

А это - одно из наглядных пособий по истории человечества:

В оформительской бригаде Ротова, кстати, трудился и осужденный по 58-й Михаил Танхилевич, который после войны учился в Ростове на архитектурном факультете и потому неплохо рисовал.

Правда, прославится он совсем на другом поприще - как поэт-песенник Михаил Танич, автор множества советских шлягеров и создатель группы "Лесоповал".

Во время войны друзья Ротова - художники Кукрыниксы, М. Черемных, Б. Ефимов, Л. Ленч, поэты B. Лебедев-Кумач и C. Маршак, писатели М.Зощенко и В. Катаев - дважды писали в высокие инстанции ходатайства о пересмотре дела художника:

"Мы знаем тов. Ротова и как человека, и как художника по его многолетней работе в ЦО "Правда", в журнале "Крокодил", в Детиздате и др. И в своей работе, и в своей личной жизни Константин Ротов всегда был вполне советским человеком, искренне любящим свою Родину и отдающим ей все свои силы своего незаурядного таланта. Все это дает нам полное основание просить Вас о пересмотре дела Константина Ротова. Сознавая всю ответственность возбуждаемого нами ходатайства, мы просим Вас затребовать дело Ротова в порядке надзора и по результатам рассмотрения принять решение о его возможном освобождении".

Не помогло. Свой восьмилетний срок Ротов отсидел от звонка до звонка.

Незадолго до окончания срока он писал в письме: «Говорят, раненый не сразу чувствует свое ранение. Я был ранен семь лет тому назад. Прошел достаточный срок, чтобы почувствовать свою рану, но я до сих пор не могу разобраться, смертельна ли она или есть еще надежда на выздоровление. Я говорю, конечно, о моральном ранении. Думаю, что, если попаду в нормальную обстановку, я поправлюсь и смогу быть пригодным для дальнейшей жизни и работы, а следовательно, и физически буду здоров. <�…> Когда думаешь, что погублены лучшие годы жизни, годы, в которые человеку положено делать лучшее, — становится очень больно и обидно. <�…> Я настолько отвык от нормальной жизни, что вообще не представляю, как можно ездить в трамвае, как можно пользоваться вилкой, ножом».

Позже он много раз говорил, что его спасло только то, что его не лишили возможности рисовать - потому что не рисовать он не мог, это было необходимым условием существования. Вот его лагерные наброски.

И вот восемь лет истекли, срок отсижен, надо возвращаться к прежней жизни. Правда, возвращаться ему было особо некуда.

Жена, Екатерина Долбежева, ставшая за годы его отсидки детской писательницей, творившей под псевдонимом "Екатерина Борисова", от него ушла. Пока Ротов сидел, она оформила развод (в случае с осужденным это можно было сделать в одностороннем порядке) и вышла замуж за сценариста и литературоведа Н. А. Коварского. Хотя бывшего мужа продолжала поддерживать, и регулярно, вплоть до освобождения, отправляла ему в лагерь посылки. Вот Ротов с женой в молодости.

Дочь Ирина, которую он оставил ребенком, за время отсидки успела стать взрослой и тоже выйти замуж - за молодого актера Алексея Баталова.

Да и не смог бы он жить с семьей, даже если бы это было возможно, у Ротова было "минус 100" - освобожденному художнику было запрещено проживание в ста крупнейших городах СССР, в том числе и в Москве.

Поэтому он выбрал для проживания город Кимры в Калининской (ныне - Тверской) области. В основном - из-за близости к столице. В Кимрах он стал на учет, устроился на работу, не требующую полной занятости и принялся, нарушая режим, периодически ездить на поезде в Москву.

Мало-помалу жизнь налаживалась. Ротов восстановил какие-то профессиональные связи, не полностью, разумеется: «Откровенно говоря, не все стремились со мной встретиться. Ведь я еще не был реабилитирован». Пошли первые заказы, в том числе один большой и серьезный - на серию иллюстраций к собранию сочинений Анатоля Франса.

На удивление прекрасные отношения сложились с выросшей дочерью. С зятем они тоже нашли общий язык и даже стали друзьями. Константин Павлович даже использовал Алексея Баталова в качестве модели для иллюстраций к "Дяде Степе" Михалкова.

Но как только все стало более-менее хорошо, так сразу случилось "плохо". Ротов расслабился и начал иногда оставаться в Москве на ночь - все-таки в почти пятидесятилетнем возрасте так мотаться тяжело, электрички тогда еще не было, ее пустят только в 70-х.. И однажды, ночуя у старшего брата в "коммуналке", попал под проверку паспортного режима. Не то плановую, не то стуканул кто-то из соседей.

И вместо работы над Анатолем Франсом Константин Ротов, не прожив в Кимрах и года, в декабре 1948-го за нарушение режима был выслан на поселение в поселок Северо-Енисейский Красноярского края, где прожил до середины 50-х, работая художником в рабочем клубе.

После марта 1953-го, когда начались пересмотры дел репрессированных, Кукрыниксы в июле обратились с заявлением о реабилитации Ротова, а в ноябре написали о том же Ворошилову.

10 февраля 1954 года Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев дело Ротова К. П., исключает из обвинения две статьи. Отпали шпионаж и измена Родине. Но осталась статья 58–10, часть 1 — «пропаганда и агитация против Советской власти».

Та самая злополучная лошадь.

Проблема была в том, что рисунок не был приложен к делу и потому эксперты не смогли оценить степень "антисоветчины".

Ротов на допросах подробно рассказал о рисунке, даже нарисовал его копию.

Но слова к делу не пришьешь. Нужен был оригинал тридцатых годов.

Тогда Кукрыниксы - напомню, что это художники КУприянов, КРЫлов и НИКолай Соколов - перевернули верх дном всю редакцию "Крокодила", но все-таки нашли оригинал. Как выяснилось, карикатура не пошла в печать, и все эти годы так и валялась в какой-то из бесчисленных папок с рисунками "крокодильцев".

Экспертиза подтвердила, что ничего антисоветского в карикатуре нет: "Дополнительным расследованием установлено, что карикатура, которая рассматривалась как антисоветская, в действительности не является таковой. В настоящее время эта карикатура изъята из редакционного альбома и приобщена к делу".

Эти строки из постановления о реабилитации Ротова Константина Павловича.

Полностью оправданный художник в 1954-м вернулся в Москву. Лагерь и ссылка - даже при работе художником - это очень серьезное испытание для человека, но Ротова больше всего угнетал не диктат "блатных", не обязанность рисовать коврики и альбомы начальству, и даже не тяжелые условия жизни с постелью на нарах и ложкой в сапоге. Больше всего ему было жаль потерянных лет.

Он писал из Северо-Енисейска первой жене Кире (вот он с ней в молодости):

«На днях мне стукнет пятьдесят. Из этих лет нужно вычесть 20 лет щенячьего возраста (в начале) и двенадцать - собачьего (в конце). Итого только восемнадцать лет сознательной человеческой жизни! И сделано за это время так мало из возможного! Просто страшно обидно!»

Может быть, поэтому после реабилитации Ротов буквально горел на работе и менее чем за пять лет жизни, которые были отпущены ему после оправдания, создал огромное количество рисунков.

Его работы появляются практически в каждом номере "Крокодила", при этом художник создал немало карикатур, ставших маркерами хрущевских времен - в частности, знаменитую "корову из штата Айова" - догоним и перегоним Америку, ага.

С момента создания журнала "Веселые картинки" был одним из ведущих художников этого детского издания, признаваясь: "«Крокодил» - это мой долг, а «Весёлые картинки» - любовь". И обложку первого номера новорожденного журнала нарисовал тоже он:

Но больше всего Ротов работает в иллюстрации, причем именно в детской. Ведь он еще из лагеря писал:

«Что может быть лучше и прекрасней детской аудитории — искренней и правдивой».

Ротов переделывает свои рисунки к переписанному "Хоттабычу", иллюстрирует Чуковского и Маршака, создает свои знаменитые "Три поросенка" в переводе Михалкова.

В 1957-м все-таки выходит многострадальный "Дядя Степа". Одной из последних работ художника стали иллюстрации к книге одного из его заступников Валентина Катаева "Белеет парус одинокий".

А еще... Еще в его жизни вновь появился бывший друг Михаил Храпковский.

Тот тоже отсидел свой "восьмерик" от звонка до звонка, потом жил в ссылке на юге Казахстана.

Сотрудничал с Казгосиздатом, в основном рисовал агитплакаты на сельскохозяйственные темы. Но были и хорошие заказы - так, в 50-е Храпковский проиллюстрировал для "Казахского государственного издательства художественной литературы" дилогию Ильфа и Петрова. У меня в детстве была именно такая книга.

И еще - он учил детей рисовать. Судя по всему, учил хорошо, потому что эти дети, даже став взрослыми, часто его вспоминали. Вот что писал, например, Илья Жаканов, заслуженный деятель культуры Казахстана и Кыргызстана:

"В этой галерее я встретил своего давнего знакомого – Храпковского, учителя художественного кружка средней школы имени Сталина, что в городе Каратау Джамбульской области, где я и учился. Этот человек был знаменитым художником. Его сослали в наш городок по политическим мотивам. Эта встреча принесла мне много пользы. Храпковский пригласил меня в свою художественную студию, где я в течение 7-8 месяцев обучался работе с кистью и холстом. Однажды Храпковский провел персональную выставку, которая поразила всех и после, неожиданно, уехал в Москву. Меня среди его творений больше всего поразила картина «Карагачи». Я до сих пор помню этот пейзаж. И каждый раз, когда я вижу старые карагачи с опавшими листьями на берегу Жайыка, я вспоминаю ту картину".

После реабилитации Михаил Храпковский даже выпустил книгу «Письма начинающему художнику», своеобразный самоучитель по рисованию, в которой обобщил свой педагогический опыт.

В Москву, кстати, после реабилитации возвращаться не стал - остался в Казахстане, переехав в Алма-Ату. Но через несколько лет вольной жизни не выдержал и все-таки поехал в столицу.

Зашел по старой памяти в "Крокодил", принес свои рисунки. Просить Ротова о встрече не рискнул, но оставил бывшему подельнику большое письмо:

"Вспоминая вновь и вновь историю моей катастрофы, я все же прихожу к печальному выводу, что, если, не дай бог, со мною вторично случится то же самое, то я снова поступлю так, как поступил, ибо есть предел сил каждого человека. Я сопротивлялся столько, сколько у меня было сил, и сдался только после того, как этих сил не стало. Ведь мы попали в руки многоопытных палачей, которые искусно сочетали в своей работе мучения физические с моральными… Я прошу тебя быть снисходительным ко мне и, если можешь, простить мне все зло, которое я причинил тебе".

Но Ротов его не простил.

«Зла этому человеку не желаю, но видеть его не хочу, - признавался Константин Ротов друзьям. - Не могу... А теперь вот письмо. Снова просит прощения. Нечего мне ему ответить. Ничего я ему не напишу».

Вскоре после этого Константин Павлович слег. Парализовало правую руку. Тогда он попросил планшет, бумагу, карандаш и настойчиво стал учиться рисовать левой рукой. Не рисовать он не мог.

Переучится не успел - 16 января 1959 года художник Константин Павлович Ротов скончался и был похоронен на Введенском кладбище в Москве.

В "Крокодиле" долго думали, что делать с рисунками Храпковского, но когда Ротов заболел, решили отправить их обратно, чтобы не травмировать Константина Павловича.

Так случилось, что Михаил Борисович Храпковский получил бандероль с рисунками одновременно с известием о смерти Ротова. И этого удара человек со сломанной судьбой уже не перенес - с Храпковским случился инфаркт и через несколько дней, 17 февраля 1959 года, он скончался. Похоронен на Центральном кладбище Алма-Аты.

Бывшие друзья умерли с месячным интервалом.

Вот, в общем, и вся история двух художников, которых судьба затянула в шестеренки времени.

Извините, что получилось длинно.

Оставить комментарий

Популярные посты:

a_nalgin

О гарантиях безопасности Вот эта — лучшая?

obezzyann

Мы одних электронов. Фраза 10. Ответ

krasnaia_gotika

Мао лайкнул Иосифа. Новый формат публикации архивных документов

belash_family

Пятиминутка конспирологии с нотками ереси

v_strannik

Во дворец за молоком и маслом

antisemit_ru

Где-то война, а я в театр.

yadocent

Professor Jeffrey Burds

matsam

Финита ля трагедия

• Ранее
• Архив