Дом Пашкова

lemming809 — 19.05.2025 На вершине Ваганьковского холма, прямо напротив стен Московского Кремля возвышается настоящий дворец, названный именем своего первого хозяина - дом Пашкова


Главный южный фасад Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина по Моховой улице,1945
Автор:Су́хов Дми́трий Петро́вич
Источник:Альбом проектов "Русская архитектурная графика" Издание Академии Архитектуры, М.-Л. 1954г.

До удивления мало сведений о дворце, почти не осталось документов. Несмотря на пристальное к нему внимание, вопреки усилиям многих исследователей так точно и неизвестно время постройки и, что самое главное, осталось неизвестным имя автора этого истинного шедевра.


2025

Дворец был выстроен на месте ничем, казалось бы, не примечательной усадьбы, и ранняя история участка не выяснена в подробностях. Он находится на месте древнего и малоисследованного поселения, которое называлось Ваганьково, вероятно, потому, что здесь у брода через Москву-реку взималась «ваганная», весовая пошлина.

О Ваганькове говорится в документе 1472 г., где записано, что «место Ваганково да и двор на Ваганкове месте» были отданы великой княгиней Софьей Витовтовной (1371–1453) внуку дмитровскому князю Юрию Васильевичу, а бездетный князь отдал его брату Ивану III, «опрочь того места… что дал великому Николе в дом на Песноши» – то есть исключая часть, отданную в Николо-Песношский монастырь близ Дмитрова.


П. Чистяков. «Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного» (1861)

Но можно ли сказать, кто был первым известным владельцем села? Историк Л.В. Иванова в очерке «Пашков дом», напечатанном в сборнике «Встречи с историей», казалось бы, установила его: она предположила, что первым владельцем двора в Ваганькове был «верный слуга московского великого князя Василия II» некий Елизар Васильевич. Основанием этому послужили следующие слова в духовной Софьи Витовтовны: «А за городом дала есмь ему (внуку Юрию. – Авт.) Елизаровский двор и со всем, что к нему потягло…» Но из этого нельзя установить, где двор именно находился. Слова «за городом» означают, что он был расположен вне Кремля, следовательно, мог быть где угодно и, возможно, не в Ваганькове, так как об этом дворе записано не там, где в духовной пишется о завещании самого села, а в совсем другом месте. Думается, что на протяжении всей первоначальной истории Ваганькова оно все-таки оставалось в княжеском роде и только в конце XVII в. вышло из семьи московских князей.

Впервые на страницы летописей Ваганьково попадает сравнительно поздно, только в середине XV в. Так, в 1445 г. оно упоминается летописцем при сообщении об одном из многочисленных московских пожаров, который начался в том году ночью 14 июля. Мало того, что тогда ожидали нападения татар, да еще случился этот страшный пожар: сгорели не только все деревянные здания, но и «церкви каменые распадошяся и стены градные каменые падоша в многих местех». Немало народа, в панике перед татарским войском собравшегося под кремлевские стены, погибло, а также «казны же многи выгореша и безъсчислено товара всякого». Великая княгиня и дети ее вместе с боярами покинули Москву, с ними и многие другие хотели убежать, но простой народ взял в свои руки управление городом. На совете постановили остановить бегство, ослушников арестовывать, восстанавливать жилища, а также положили укреплять городские ворота и стены:«Чернь же, съвокупившеся, начяша врата граднаа преже делати, а хотящихъ из града преже бежати, начяша имати и бити и ковати; и тако уставися влънение».


Василий 2. Портрет из Царского титулярника.

Татары не подошли к Москве, и через несколько месяцев великий князь Василий II смог вернуться в нее, и, как рассказывает Карамзин, он «с горестию въехал в столицу, медленно возникающую из пепла; вместо улиц и зданий видел пустыри». Тогда великий князь остановился не в Кремле, а невдалеке от него, «ста на дворе матери своеа за городом на Ваганкове».


Василий III на французской гравюре Андре Теве

Его внук великий князь Василий III в Ваганькове построил каменную церковь – одну из тех одиннадцати церквей, что начал возводить итальянский зодчий Алевиз в 1514 г.: «Заложены быша церкви каменны делати. Тоя же весны благоверный и христолюбивый князь велики Василей Ивановичь всеа Руси, съ многым желанием и верою, повеле заложити и делати церкви каменныа и кирпичныа на Москве: …за Неглимною… на Ваганкове Благовещение святыа Богородица».


Церковь Благовещения в Старом Ваганькове

Тот же великий князь выстроил там обетную церковь, освященную во имя Усекновения главы Иоанна Крестителя. Обет был дан по случаю рождения наследника, будущего Грозного царя, отчего «бысть же в граде Москве радость велиа».

Только в начале XVII в. появляются известия о великокняжеских утехах в Ваганькове. В челобитной конных и пеших псарей, поданной царю Михаилу Федоровичу 22 января 1636 г., они пишут о том, что «велено ныне твоя Государева псарня строить на Старом Ваганкове», и для этого им было приказано перевозить их «дворишки» в Ваганьково. Этот «псаренный двор» был переведен в XVII в. далеко отсюда, к Пресне, где и было основано Новое Ваганьково, а село на берегу Неглинной стало называться Старым Ваганьковом.

Как перешло село из великокняжеских в другие руки – неизвестно, и также неизвестно, кто был первым владельцем после представителей московского княжеского рода. В переписи Москвы 1716 г. здесь записан двор братьев Николая и Василия Ивановых, получивших его от отца, думного дьяка Автонома Иванова (он упоминается еще в феврале 1703 г.). Автоном Иванов был одним из крупных государственных деятелей петровского времени, сделавшим неплохую чиновничью карьеру. Первые известия о нем – подьячий, межевавший в 1675 г. землю в некоторых уездах, через шесть лет он – дьяк Поместного приказа, а вскоре думный дьяк. В 1694 г. ему были поручены такие важные приказы, как Иноземский, Рейтарский и Пушкарский. Он был одним из самых богатых людей в России – ему принадлежало 16 тысяч крепостных. Как сообщается в статье «Русского биографического словаря», он был деятельным сотрудником Петра I, заседал в Сенате и пользовался большим доверием государя, сохранилось большое количество писем Петра I к нему.

Исследователи давно обратили внимание на то, что на

панораме Москвы, нарисованной Пикаром в 1714 г., видно большое здание, находящееся примерно на том месте, где позднее построили дом Пашкова. Оно, как было замечено Н.А. Янчуком, автором статьи об истории его, «совершенно выделяется из массы крыш и куполов и поражает как своей грандиозностью, так и характером архитектуры». Здание похоже на постройки Голландии или Германии, а в Москве прямой ему аналог – трапезная Симонова монастыря, возведенная в 80-х гг. XVII в.


Западный фасад трапезной с щипцовым фронтоном 1683-1685 гг. Фото начала XX века.

Именно Иванов с его богатством и влиянием и мог построить такое огромное здание в городе.

И.Е. Забелин в очерке об истории этих мест, опубликованном в 1904 г. в журнале «Русский архив», пишет: «необходимо предполагать», что двор у Автонома Иванова приобрел сподвижник Петра Великого Александр Данилович Меншиков, но вот почему «необходимо», почтенный автор не пояснил. В протоколах Верховного тайного совета, управлявшего страной при молодом императоре Петре II и занимавшегося делом арестованного Меншикова, нет никаких упоминаний о том, что тот владел домом, приобретенным у дьяка Иванова, и возможно, что Забелин перепутал этот дом с соседним, стоявшим в начале Волхонки, действительно купленным А.Д. Меншиковым в 1722 г.


Дом Пашкова
1827–1832
Иллюстрация к источнику
Источник:Архитектурный альбом. М., 1832 через PDF

Согласно опубликованному в 1934 г. документу, двор Автонома Иванова был продан сыном дьяка, «унтер-офицером флота» Николаем 30 июня 1730 г. царице Прасковье, племяннице Петра, дочери его брата царя Ивана V Алексеевича и Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой.


Прасковья Иоанновна

Не отличаясь отменным здоровьем, она прожила недолго – всего 37 лет. Всю жизнь свою она провела при требовательной и строгой матери, привыкла к беспрекословному послушанию, но после ее кончины почувствовала себя свободной и тут же обвенчалась с генералом Иваном Дмитриевым-Мамоновым, который вскоре скоропостижно скончался. Через полтора года, 8 октября 1731 г., умерла и Прасковья Ивановна.

После нее двором владел сын петровского любимца А.А. Меншиков – в протоколах Верховного тайного совета есть именной указ от 15 декабря 1731 г. о пожаловании ему оставшегося после царевны Прасковьи Иоанновны двора. На плане владения «лейб-гвардии Преображенского полка майора князя Александра Александровича Меншикова» показан главный каменный дом усадьбы, стоящий торцом к улице Знаменке, где и был расположен въезд в усадьбу. По Моховой вдоль кромки холма стоял длинный нежилой корпус, на месте которого был позднее построен Пашков дом.


П.Г.Племянников

Меншиков владел этим участком до своей кончины в 1764 г. Через два года его покупает Петр Григорьевич Племянников, которого его биограф относит «к числу лучших наших боевых генералов, прошедших долгую воинскую службу»: всю жизнь он провел в сражениях, кончив службу в чине генерал-аншефа. Племянников скончался в 1773 г., оставив много долгов, для уплаты которых вдове Екатерине Григорьевне, сестре московского генерал-губернатора З.Г. Чернышева, пришлось продать дом на Моховой. В марте 1784 г. в газете «Московские ведомости» появляется такое объявление: «…в Москве в 6 части на Знаменке каменной дом продается и отдается в наем, в оном каменная кузница и при ней каменный жилой покой, подле дома много пустых мест для торговли белым камнем и известью, в доме много кроме каменного строения деревянных особливо отдаваемых в наем жилых покоев; желающие все оное имение купить, или дом в наймы взять, о цене спросить могут у определенного со стороны ее превосходительства поверенного графа Захара Григорьевича Чернышева…»


Улица Моховая перед домом Пашкова в XVIII веке

Этот двор в 1784 г. приобрел лейб-гвардии капитан-поручик Петр Егорович Пашков, о котором сохранилось совсем немного сведений. Известно, что его отец, гвардии капитан Егор Иванович, денщик Петра I, разбогател в результате проводимых им дознаний по делу взяточника и лихоимца сибирского губернатора князя Гагарина. Как пишет автор книги о крупных русских состояниях Е.П. Карнович, «все имение князя Гагарина было конфисковано, а несколько тысяч из огромного числа принадлежавших ему крестьян Петр отдал производившему над Гагариным следствие Егору Ивановичу Пашкову, потомство которого, как мы увидим, заняло впоследствии видное место между самыми богатыми русскими фамилиями». Солидную долю получил Пашков и после проведенного им следствия над князем Кольцовым-Мосальским, разжившимся при управлении соляными промыслами.

Сын Егора Ивановича, Петр, тоже был не промах: он прибирал к рукам все, что плохо лежало. Мемуарист А.Т. Болотов писал о том, как П.Е. Пашков пытался забрать себе казенные степи недалеко от своего имения в Тамбовской губернии, а в Москве сутяжничал с соседней церковью, стараясь отсудить себе землю. По свидетельству документов, он занимался винными откупами и ростовщичеством.

На Моховой Пашков строит себе такой дворец, с которым ничто не могло сравниться в Москве, да и не только в ней – подобный с трудом можно было бы найти и во всей России.

Кто же был автором этого чуда архитектуры? Исследователи много лет пытаются дать ответ на этот вопрос, но… документов, где бы была написана фамилия архитектора, нет, или, лучше сказать, они еще не обнаружены. Совсем недавно найдены документы, несколько проясняющие этот вопрос, – о них пойдет речь впереди.

Однако во всех популярных книгах читатель находит одно и то же – без всяких околичностей пишется, что «автором Пашкова дома является архитектор Василий Иванович Баженов». Только в специальной литературе можно встретить более осторожные формулировки: «Автором проекта по традиции (или «по мнению многих исследователей». – Авт.) считается В.И. Баженов». Все дело в том, что отсутствие документов подменяется так называемым стилистическим анализом. Этот метод, однако, крайне ненадежен, зависит от знаний, персональных факторов, пристрастий и предубеждений. Есть множество примеров противоположных оценок одного и того же произведения архитектуры искусствоведами.


Н.Б.Юсупов

Серьезным подтверждением авторства Баженова могут служить слова тех, кто жил во времена не столь отдаленные от баженовских. Так, «Главноначальствующий Экспедиции Кремлевского строения» князь Николай Юсупов, получив в 1827 г. предписание из Петербурга подобрать дом для казенных надобностей, сообщил, что он смотрел «Пашкова дом на Моховой улице с бельведером, строенный архитектором Баженовым».


И.М.Снегирев

В 1840-х гг. об авторстве Баженова сообщил историк Москвы И.М. Снегирев, и на протяжении всего XIX в., как правило, сомнений в его авторстве не возникало, хотя П.И. Бартенев, крупнейший знаток документальных материалов екатерининского времени, прямо указывал, что имя зодчего неизвестно.


И.Э.Грабарь

Только в начале XX в. видный искусствовед И.Э. Грабарь приписал авторство Казакову, основываясь на «архивных изысканиях», а также на том, что он узнал «из различных рукописей современников». К сожалению, Грабарь не сообщил никаких тому подтверждений, так как «в надежде, что читатель поверит нам на слово», он решил «не запугивать его бесконечным цитированием оправдательных материалов». Историк архитектуры И.Е. Бондаренко отмечал, что ни в одной черте Пашкова дома не «сказывается» стиль Баженова, и также приписывал авторство Матвею Федоровичу Казакову, не исключая, однако, и авторство иностранного зодчего. По мнению крупного ученого Г. Гримма, как раз стилистический анализ «заставляет сомневаться в принадлежности» Баженову авторства дома Пашкова. С той же определенностью другие искусствоведы объявили, что во всех чертах дома Пашкова сказывается только баженовский стиль и автором может быть единственно он. Со временем эта точка зрения получила права «истины» в конечной инстанции.

Исследователь В.В. Тютин, работая в Центральном историческом архиве Москвы, обнаружил документы, напрямую относящиеся к строительству дома Пашкова. В них не названо имя зодчего, но сказано, что при закладке «оного строения был господин коллежский асессор и архитектор Матвей Федорович Казаков». Обычно именно автор присутствовал при закладке здания, созданного по его проекту. Значит, Казаков? Казалось бы, да, но есть, однако, определенные сомнения в его авторстве. Дело в том, что Казаков в начале XIX в. составил несколько альбомов фасадов и планов лучших частных, или, как тогда говорили, «партикулярных», строений Москвы, причем в первом из них были собраны его работы (за исключением работ трех его учеников). Альбом так и назывался: «Собрание чертежей прожектированных и построенных вновь также и исправленных старых партикулярных строений под смотрением архитектора, статского советника Матвея Казакова в Москве с 1770 году по 1796 год». Так вот, дома Пашкова в этом альбоме нет.

Можно предположить вслед за автором статьи об архивной находке М.Г. Лекомцевым, что здание могло строиться по проекту, присланному из-за границы, а Казаков сыграл решающую роль в приспособлении проекта к очень неудобному «угористому» месту. Баженов в то время не мог отвлекаться проектом такого большого сооружения, как дом Пашкова, ибо он был занят крупными придворными заказами. Возможно, что лишь после весьма чувствительного для зодчего отказа от строительства царицынской усадьбы его пригласили для окончательных работ на доме Пашкова и поэтому именно он запомнился современникам.

Есть основания предполагать, что проект был заказан за границей, а именно во Франции. В прошлом веке писали, что дом Пашкова «выделяется своей специфичностью», которую видели в особенностях, характерных для французской архитектуры XVIII в., – в сходстве отделки фасадов, богатстве и тонкости обработки стен, в планировке и членении объемов. Автор самой основательной работы о биографии и творчестве Баженова А.И. Михайлов, изданной в 1951 г., конечно, тогда не мог согласиться с этим, так как сие значило «преклоняться перед заграницей» и стать «космополитом», что было просто опасно. Поэтому ему пришлось написать, что «стремление доказать „французский характер“ дома Пашкова… представляет гипертрофированное выражение ненаучной (!) теории влияний и заимствований…».

Над проектом и строительством дома работал, как выяснилось, Казаков, а также, возможно, Баженов. Интересно отметить, что Грабарь упоминал, что в возведении дома принимали участие несколько архитекторов, ссылаясь на слова старого архитектора П.С. Максютина, работавшего в первой половине XIX в.

Итак, историю строительства этого здания можно реконструировать следующим образом. П.Е. Пашков, задумав его постройку, заказал за границей проект и занялся покупками земельных участков. Сначала он приобрел несколько небольших участков, в том числе под сносимыми «Тургеневскими» богадельнями, которые находились восточнее его будущего дворца. Самым большим купленным им участком была усадьба Е.Г. Племянниковой, которая, как мы знаем, 2 марта 1784 г. объявила в газете «Московские ведомости» о намерении продать ее. Однако купчая крепость с Пашковым была заключена только через полгода, 31 августа 1784 г., и, следовательно, тогда же новый хозяин, как можно предположить, стал готовить материалы для будущего строительства. Контракт на постройку он заключил 10 апреля 1785 г. Бригада владимирских мастеров обязалась выстроить «из ево материалов, своими работными людьми в Москве, на Большой Моховой улице каменной дом со всеми принадлежностями, поданным от его высокоблагородия планам, фасадам, профилям и по показанию Господина архитектора, совсем на отделку в одно лето сего 1785 года сентября к 20 числу сего ж года непременно». Удивительно в этом контракте не то, что не названо имя «Господина архитектора», – это была обычная практика того времени, а то, что такой огромный дворец предполагалось окончить «совсем на отделку» за один (!) строительный сезон.

Точной даты завершения строительства не установлено. Дворец еще строился в октябре 1786 г., и, возможно, в основном он был возведен в следующем году – на плане, составленном в 1788 г., уже были показаны все строения пашковской усадьбы. Однако весьма вероятно, что еще много времени ушло на окончательную отделку дома и устройство сада.

Архитектор Семен Карин, представляя план оконченного строительства в усадьбе, так описал сделанное там: «Как оные земли с ветхим богаделенным и прочим строением и засоренными угористыми местами, на таком публичном проезде бывшие, казали городу безобразие, то вследствие сего он, господин Пашков, будучи с намерением и получа оные места себе во владение, соединил с покупным у генеральши Племянниковой домом и потом, ветхие строения все сломав, построил в хорошем виде капитальное строение и пред домом по угору к улице Моховой вырегулировал сад с фонтанами, цветниками и железною решеткою в каменных столбах в хорошем же виде для тоя улицы Моховой».


Судя по всему, дворец, выросший на холме напротив Кремля на зависть и удивление всей Москвы, не принес владельцу счастья. Как писал Пашков, «в 1787 году последовал со мною параличный удар»; Петр Егорович выжил, но, будучи бездетным, почел за лучшее завещать все своему родственнику.

Вскоре же после возведения этот великолепный дворец становится достопримечательностью Москвы – появляются рисунки и описания его. Так, немецкий путешественник И. Рихтер в книге Moskwa, изданной в 1799 г. в Лейпциге, считал своим долгом описать дом Пашкова:

«В многолюдной части города, на Моховой, недалеко от Каменного моста, на значительной высоте высится этот волшебный замок. Сзади, из переулка, входишь через великолепный портал в просторный двор, расширяющийся мало-помалу от ворот. В глубине этого двора видишь дворец, в который ведут несколько ступеней. С одной стороны двора – конюшни, с другой – манеж – два прекрасных здания. Два входа ведут в дом. По ним достигаешь до верхнего помещения и на просторную вышку в куполе дома, откуда – прелестнейший вид на всю Москву. Самый дом состоит из главного здания и двух флигелей, соединенных галереями с главным зданием. В середине он имеет выступ с большими сводчатыми окнами и с двумя парадными выходами в сад.

Выступ этот в первом этаже образует балкон, покоящийся на тосканских колоннах. Высоко над этим балконом парит герб Пашкова, подпертый коринфскими колоннами… [что являет] образец равномерности и симметрии. На одной стороне балкона, украшенного между колоннами полною вкуса решеткою, стоит богиня Флора, на другой – Церера. Герб подперт двумя полулежащими фигурами. Вверху – купол, оканчивающийся бельведером, окруженным двойными колоннами. Флигеля украшены рядами колонн, и все – образец симметрии и эвритмии (то есть стройности. – Авт.). Еще стоят две колоссальные статуи перед домом, на самых высоких пунктах сада – Марс и Минерва, принадлежащие, как и прочие фигуры, к лучшим произведениям резца. Пройдя сквозь дом, придешь к романтическому виду на передней стороне дома на улице. По беспорядочно искривленным и змеящимся дорожкам сходишь вниз кустарником по склону горы, на которой стоит дом. Внизу два каменные бассейна, в середине коих находится фонтан, а от улицы все отделяется железной решеткой отличной работы. Сад и пруд кишат иноземными редкими птицами. Китайские гуси, разных пород попугаи, белые и пестрые павлины находятся здесь либо на свободе, либо висят в дорогих клетках. Ради этих редкостей и прекрасного вида по воскресеньям и праздничным дням собирается здесь множество народа. Сад, двор, дом, конюшни кишат людьми, и даже решетка с улицы усажена любопытными. Всюду вход открыт, двери не заперты, а там и сям поставленные слуги вежливо дают указания спрашивающим. Владелец и строитель этого волшебного замка – старый и разбитый параличом человек, по фамилии Пашков, которого уже много лет возят в кресле. Впечатление, производимое домом при освещении, неописуемо».

Другой немецкий путешественник, посетивший Москву в 1805 г., Райнбек, также оставил хвалебные отзывы о московских дворцах: «Что особенно поражает путешественников, так это то, как много в Москве домов, по красоте и великолепию подобных дворцам. Они принадлежат богатейшим и знатнейшим русским фамилиям». Далее же он продолжает: «Нигде не строят столько руин, которые бы стоили так чудовищно дорого. Некоторые уже построенные для знати здания не заселены, как, например, знаменитый Пашков дворец, в итальянском стиле, огромных размеров, стоивший миллионы. И по внутреннему, и по внешнему убранству он мог бы сделать честь королевской резиденции, но у него есть единственный недостаток: расположен он не в Италии».

Что удивительно, для нашего путешественника Пашков дом в то время, в 1805 г., когда он, судя по рисункам конца XVIII в., уже был давно отстроен, показался незаконченным: «Когда строили, думали обо всем, кроме того, что дворец должен быть жилым, и потому владелец вынужден ютиться в небольшом флигеле».

В Москве дворец вызвал живой интерес: как вспоминала одна из современниц, «…помню, когда дом Пашковых был во всем блеске, свежий и новый, как с иголочки. Пред домом били фонтаны; по саду расхаживали разные птицы: павлины, фазаны; было несколько пребольших сетчатых птичников из золоченой проволоки; иногда в саду играла их собственная крепостная музыка; у них бывали зачастую театры и праздники; ну и, конечно, в таком доме и с большим состоянием можно было хорошо и весело жить».

Итак, после первого владельца и строителя дом перешел к его троюродному брату Александру Ильичу Пашкову, женатому на баснословно богатой наследнице капиталов уральских заводчиков Дарье Мясниковой. Он, таким образом, стал владельцем двух огромных дворцов на Моховой улице (ему принадлежал и дом на углу Большой Никитской, позднее «новый» университет). А.И. Пашков поддерживал в порядке полученный в наследство дом. Любитель экзотических птиц, он приобретал новых, которые так привлекали внимание москвичей. С.П. Жихарев, пушкинский современник и его знакомый, записал в дневнике 2 мая 1806 г.: «Ренкевич (рязанский помещик, женатый на сестре А.И. Пашкова. – Авт.) сказывал, что тесть его, Пашков, великий охотник до разных редких птиц, получил недавно из Англии пару черных лебедей, которые в самой Англии считаются еще редкостью; они привезены чуть ли не из Австралии, а теперь плавают по садовому пруду против дома Пашкова на Моховой, где всякий день можно их видеть. Завтра непременно взгляну на них».




Дом Пашкова


В 1812 г. дворец значительно пострадал, но был восстановлен и продолжал считаться московской достопримечательностью. В 1818 г. в Москве ждали приезда тестя императора Александра I короля прусского Фридриха-Вильгельма III вместе с наследным принцем. Их 3 июня встретила в Кунцеве дочь, императрица Александра Федоровна, а на следующий день они торжественно въезжали в Москву через Дорогомиловскую заставу. Город, обычно пустынный летом, был наполнен народом, шумно приветствовавшим гостей. Одни за другим следовали балы, приемы, воинские парады, смотры, поездки по окрестностям. Уже перед отъездом 15 июня прусский король спросил, откуда можно было бы увидеть страшные развалины Москвы, и тогда его провели на бельведер Пашкова дома. По словам очевидца графа П.Д. Киселева, «только что мы все влезли туда и окинули взглядом этот ряд погорелых улиц и домов, как, к величайшему моему удивлению, старый король, этот деревянный человек, как его называли, стал на колени, приказал и сыновьям сделать то же. Отдав Москве три земных поклона, он со слезами на глазах несколько раз повторил: „вот наша спасительница“».

От Александра Ильича Пашкова дом перешел к его сыну Алексею. Тот перестал заботиться о нем, и когда-то пышный дворец пришел в упадок. Московский путеводитель издания 1831 г. сообщал: «Отлогость горы и улица образует прекрасный Английского вкуса сад. Здесь видите выстланный камнем пруд, тут боскет (группа подстриженных деревьев. – Авт.), там фонтан или грот, в ином месте дикая пещера. Некогда, запомнят старожилы, плавали по сему пруду лебеди, ходили журавли по дорожкам, павлины разных пород, бегали кролики и словом сказать, дом и сад Пашкова приносил удовольствие не только хозяину, но и всем жителям московским, толпами стекавшимся посмотреть на сад, на освещенный плошками дом и на редких птиц и зверей в саду находящихся. Почтенный читатель! не спешите ныне к сему дому, если не хотите, чтобы сердце ваше страдало: вы увидите тот же дом, тот же сад, тож отделяющую оной от улицы железную прекрасную решетку, но – все в самом жалком состоянии. Огромный 4-х этажный дом с двумя по бокам флигелями и белведером – образец прекраснейшей архитектуры – ныне только что не развалины; окошки забиты досками, сад порос мохом и густою травою, пруды пусты, и вместо прекрасных птиц все боскеты, гроты и пещеры служат убежищем галок и воробьев».

Для получения дохода усадебные строения сдавались заезжим артистам.

«Московские ведомости» сообщали в 1829 г.: «Приехавший в сию Столицу из Азиатских областей Бухарец Шакир Жанов сим извещает Почтеннейшую Публику, что он сего Января 20-го числа, то есть в Воскресенье, в первый раз представит в доме Г-на Пашкова, на Знаменке, удивительное зрелище, как-то: сын Шакир Жанова будет делать разные скачки на воздухе и потом сделает необыкновенный скачок, проломит на воздухе дны у нескольких бочек и опять явится в глазах зрителей… В заключение всего с горы Азрет-Мурата-Темор-Каукской приведенные верблюды Керашир и Кусанар будут травиться между собою, так что не только в Европе, но даже и в Азии почитается сие за редкость, а почему Шакир Жанов льстит себя надеждою, что Публика не оставит и впредь посещать сии зрелища, ибо он уверен, что в России всякия представления были видимы, но драки сих животных и зверства, которое они произведут между собою, никогда еще представлено не было».

Наконец, последняя владелица из пашковского рода, дочь Алексея Александровича Дарья Полтавцева продала дедовский дворец: 22 июня 1839 г. за 300 тысяч рублей его приобретает Московский дворянский институт, для которого по проекту архитектора Н.В. Никитина предпринимаются перестройки. В 1849 г. институт закрывается и в этом здании обосновывается 4-я московская гимназия, которая в 1861 г. переходит на Покровку, а в «дом Пашкова» из Петербурга переводится Румянцевский музей, для которого были сделаны существенные изменения интерьеров, полностью изменившие первоначальные.


Н.П.Румянцев

Коллекции музея собрал канцлер Николай Петрович Румянцев, выдающийся ревнитель русского просвещения. Знаменитый историк В.О. Ключевский писал о нем: «Сын екатерининского героя, министр коммерции и потом государственный канцлер Александра I после Тильзитского мира, проводник политики французского союза, образованный русский вельможа, воспитанный в духе просветительных космополитических идей XVIII века, граф Н.П. Румянцев на склоне жизни стал горячим поклонником национальной русской старины и неутомимым собирателем ее памятников… Из водоворота острых международных отношений наполеоновской эпохи он укрылся в обитель археологии и палеографии… собрал вокруг себя кружок лиц, силы которых умел объединить и направить к единой цели. Румянцев поддерживал их, снаряжал из них ученые экспедиции, тратил сотни тысяч на ученые предприятия и издания, заряжал той страстью, которую сам называл „алчностью к отечественным древностям“.


1895-1900

Граф Н.П. Румянцев принадлежал к любопытному типу любителей отечественных древностей, появившихся при Екатерине II, действовавшему при Александре I, и при этом сам неутомимо собирал и собрал коллекцию рукописей, составляющую лучшую часть рукописных сокровищ Румянцевского музея, в которой он сам видел свое настоящее богатство… Культ разума, в котором он был воспитан, превратился у него в почитание чужого ума, учености и таланта».




2025

После кончины Румянцева музей, не поддержанный средствами, влачил в Петербурге жалкое существование, а в Москве не было общедоступных государственных музеев и библиотек. На протяжении многих лет неоднократно являлись проекты таких общеполезных учреждений, пока усердием попечителя учебного округа генерала Н.В. Исакова дело не только сдвинулось, но и было доведено до успешного конца. В мае 1861 г. состоялось повеление о переводе музея в Москву, а через год он был открыт для публики, которую встречали сияющие буквы надписи «От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение».

Источник:"Сердце Москвы. От Кремля до Белого города "Сергей Романюк

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив