Долгая дорога домой

gistory — 13.07.2017 Ранее я писал о неизвестной широким массам, передаче британских граждан, оказавшихся на советской территории английским официальным лицам. Уважаемый labas любезно скопировал часть микрофильма, который раскрывает дополнительные подробности этой истории.

После капитуляции Франции в плен попало некоторое количество английских военных – кто-то сдался, будучи окруженными превосходящими силами, кто-то был захвачен раненым в госпитале. Британцев вывезли с территории Франции в Германию и Польшу (которая к тому времени стала частью Германии). Немного осмотревшись, наиболее сильные и авантюрные англичане решили бежать на восток и вернуться на родину через СССР. К сожалению, они не учли того, что на тот момент Великобритания рассматривалась в СССР как потенциальный противник. Даже услышав о начале войны 22 июня 1941, многие советские граждане не знали с кем именно она началась с Германией или Британией. После перехода советской границе англичане оказывались в тюрьмах и лагерях, без всякой надежды на возвращение на родину.

Но война с Германией, внезапно все изменила. После речи Черчилля начался этап резкого потепления отношения. Одним из результатов этого потепления стало освобождение 9 июля 1941  14 англичан из советских тюрем. Они были доставлены в посольство Великобритании на Софийской набережной, а позже, до отправки домой, размещены в Метрополе. Информация об их передаче была засекречена, посольство попросило иностранных корреспондентов не упоминать об этом случае. Такое же молчание хранили и советские газеты.
Позже выяснилось, что отдали не всех. Британский посол Стаффорд Криппс обратился 17 августа к Молотову с просьбой выяснить судьбу еще нескольких англичан: старшины (Petty Officer) Мориса Барнса (Maurice Barnes), младшего капрала (Lance Corporal[1]) Джеймса Аллена (James Allan), а также трех «добровольцев из Финляндии». Информация о них поступила как от освобожденных англичан, так и двух французских офицеров, которые добрались до Великобритании из СССР. В бумагах форин офиса находятся оригиналы на французском языке с описаниями того, как французы встречали англичан в Бутырской тюрьме, вплоть до указания номеров камер.



К сожалению, старшину Мориса Барнса, которого взяли в плен на сдавшейся подводной лодке HMS Seal[2] не нашли. Скорее всего он был убит или смертельно ранен при переходе границы 9 сентября 1940 года, недалеко от города Остров (вероятно Острув-Мазовецка на «Белостокском выступе). Он шел вместе с сержантом Бриггсом, их обстреляли пограничники, Бриггс видел, как Барнс упал и с тех пор о нем ничего не было известно. Его имя размещено на памятнике Chatham Naval Memorial, а датой смерти считается именно 9 сентября 1940 года.

На освобождение Аллена вероятно повлияло то, что ранее были возвращены младший капрал С. Грина (L/Cpl. Green S., R.A.S.C., 2 DIV.) и рядовой артиллерии Кларк (Gnr. Clark G.H., 209/53 A/TK Bty. R.A.), которые бежали из плена вместе с ним, но границу они переходили отдельно.

Также были освобождены как минимум двое из трех добровольцев, которые уехали в Финляндию воевать против СССР. Надо отметить, что до 5 декабря 1941 года Великобритания не объявляла войну Финляндии, а до этого как могла поддерживала ее во время «Зимней войны». Туда действительно отправилось небольшое число добровольцев. Трое из них, пытались на лодке уйти в Швецию, но их отнесло к Латвийскому побережью, и они были арестованы в Риге.

Их освобождение произошло позже, когда посольство Великобритании уже переехало в Куйбышев и «добровольцев» отправили домой через Персию. Об этом событии 10 ноября 1941 года отцу одного из добровольцев, эсквайру Гарольду Уоткинсу (Harold Watkins, Esq., 50 Cheltenham Street, Rochdale, Lancashire) сообщили специальным письмом.




Я возьму на себя смелость дать перевод совершенно секретного доклада, который был подготовлен при участии освобожденных англичан: Аллена, Грина и Кларка. Аллен, прослужил в военной полиции (C.M.P., 5L. of C.) 11 лет, и возможно, это послужило причиной жесткого отношения к нему со стороны НКВД – его посчитали особо опасными шпионом. По версии «ночного сторожа» посольства Великобритании Гарольда Элвина, автора книги «Кокни в Москве», Аллен сам был виноват в том, что произошло, первоначально выдав себя за английского агента заброшенного на территорию Германии. Так ли это, смогли бы прояснить архивы ФСБ, в которых наверняка хранится множество подробностей этой истории, но шансы их получить, близки к абсолютному нулю. Также в книге выведен младший капрал Грин, правда под фамилией Блэк. Вместе с ним автор оставил и Кларка, но судя по имеющимся документам Грин отплыл из Архангельска 1 сентября и 12 октября прибыл в порт Гринок, а в Москве остался Кларк.

В декабре 1941 года Аллен, Джеймс Снодграсс был награжден медалью «За выдающиеся заслуги на поле боя» (For Distinguished Conduct in the Field). Такую же награду получили Грин и Кларк

No. 877372 Gunner George Henry Clark, Royal Regiment of Artillery.
No. 4915273 Driver Stanley Green, Royal Army Service Corps.
No. 2693403 Lance-Corporal James Snodgrass Allan, Corps of Military Police.
The London Gazette, 2 декабря 1941

Про награждение остальных беглецов мне пока неизвестно.

По версии Гарольда Элвина освобождение произошло 14 июля и британцев привезли из района Серебряного Бора, одетых в одинаковую новую одежду: черные хлопковые рубашки без воротника и брюки. Он отметил, что у них не было загара и чувствовалось, что они долгое время голодали.
Я постарался максимально точно передать опоминающиеся в тексте звания, но т.к. система сержантских званий отличается от привычной советской системы, для знатоков привожу оригинальные аббревиатуры. Исправления и поправки приветствуются.




Аллен:
Я получил ранение в голову возле Лилля 18 мая 1940 года и был помещен в госпиталь в городе Камье (Camiers), который 20 мая был захвачен германскими солдатами.
1 июля, вместе с другими ранеными, я был перемещен в грузовике через Эден (Hedsin), Лилль (2 июля) и Ронс (Renaix, Бельгия) (4 июля) в Локерн (Loekeren, Бельгия) (6 июля), где мы были упакованы как сардины на две баржи, и после 3 дней пути достигли Эммерих-ам-Райн (Emmerich, Германия). После этого мы были перемещены в Дортмунд. Пока я был там, 7 ирландцев и 4 валлийца были допрошены Германскими официальными лицами в присутствии человека, со значком I.R.A в петлице его пальто[3]. Никто из допрашиваемых не поддержал их попыток расположить к себе, и они вернулись к нам.
К этому моменту я стал поправляться от ранения и около 16 июля был отправлен по железной дороге в 4хдневное путешествие до Торунь (Thorn, Польша) Шталаг ХХ А.
Через пару недель, я был переведен в рабочий лагерь (№ 354) в Пешеница (сейчас это польский город Piesienica, в оригинале немецкое название Pizchnitz), также известный как [нерз.] Stublau. Этот лагерь находился в 50 километра юго-восточнее Данцига и военнопленные были заняты на строительстве новой дорого, которая шла из Берлина в Данциг (ныне город Гданьск).
Хотя я относился к сержантскому составу (N.C.O.), я был привлечен к работе, но военнопленные, которые были не годны, по настоянию британского майора медицинской службы Королевского армейского медицинского корпуса Такера (M.O. Major Tucker, R.A.M.C.) были освобождены от этой повинности. Этот офицер делал огромную работу в уходе за больными военнопленными, хотя у него практически не было инструментов и имелась масса препятствий.
Этим он отличался от Торуни, где лидер лагеря полковой старший сержант Дэвидсон (R.S.M Davidson) и рядовой Паттингер (Pte Puttinger), носивший шевроны старшего сержанта[4], выслуживались перед немцами и были очень суровы с военнопленными. По аналогии, старший сержант Диан (C.S.M. Dean) в рабочем лагере, настаивал на том, чтобы мы работали до изнеможения, для собственного спокойствия и завоевания расположения начальника лагере.
Охранники в обоих лагерях делились на две категории, тех кто старше 25 лет, обращались с нами хорошо, а те, кто были моложе отличались жестокостью. Насколько мне известно никто из охраны не брал взяток.
Пока я находился в лагере военнопленных в Пешенице (4 августа – 17 сентября) мы получили одну посылку 28 августа, которая была разделена между 41 заключенным; моя часть составила 12 сигарет или половину консервной банки копченой рыбы. Лагерный рацион был беден; в день у нас было два приема пищи. Все деньги и ценности были конфискованы. Каждому человеку выдавалось одно одеяло, а все шинели и запасная одежда у нас была изъята. Нам не выдавалось ни мыла ни полотенец, таким образом мы запаршивели и покрылись грязью.
Первым приготовлением к побегу стала карта крупного масштаба окрестностей лагеря. Мне удалось сделать копию карты, которая была принесена в лагерь белорусами, ожидавшими репатриации. Поляки тоже приходили в наш лагерь и работали вместе с нами на дороге. Они не предоставили нам никаких материалов для побега, но в принципе были людьми, желающими помочь беглецам.

Младший капрал Грин
Мое подразделение было переформировано в арьергард для замедления наступления на канале рядом с Ла-Басс (La Bassee). К 26 мая 1940 года у нас оставалось 10 человек, четверо из которых были ранены, когда мы были сметены и взяты в плен.
Я пошагал обратно, в длинной колонне через Лилль, Аррас (Arras), Камбре (Cambrai), Мальмеди (Malmedy, Бельгия), где мы были погружены на поезд в Дортмунд. Дортмунд был использовм сборный и транзитный лагерь для военнопленных, и после 14 дней, мы перешли в Торунь.
Условия в лагере были как описал младший капрал Аллен. Военнопленным не было предоставлено ни одной копии Гаагской Конвенции.
Я покинул лагерь 5 августа 1940 года, будучи в рабочей партии, но был снова схвачен 6 днями позже, так как у меня не было карты, я заблудился и вскоре выдохся.
После того, как меня вернули в лагерь, я был помещен в карцер, раздет и избит резиновыми дубинками для бесчувствия. Я находился в карцере 26 дней, в течении которых мне раз в день давали хлеб и воду. В первые 12 дней я потерял память и был позже переведен в рабочий лагерь в Пешенице.

Побег младших капралов Аллена, Грина и рядового артиллерии Кларка
17 сентября 1940 года 20 военнопленных работали под присмотром одного охранника. Мы выкапывали неразорвавшиеся бомбы, сделанные из железа и бетона. Охранник покинул нас, и мы остались с немцами и поляками. Мы использовали это возможность и ускользнули прочь и уже находясь вне зоны видимости направились в восточном направлении. (Аллен был одет в польскую униформу, на Грине были одеты польский китель и британские армейские брюки, а Кларк был в полевой форме).
Наш путь пролегал через Gostynin, Borazanov, Kenpa[5]. (Там Аллен остался, в то время как Кларк и Грин продолжили свой путь).

Путь из Kenpa до Москвы (Кларк и Грин)
Нам помогали и указывали путь поляки (главным образом бедные евреи) из Kenpa через Сохачев (Sochachev), Ласк (Lasky) и Модлин (Modlin) в Варшаву. Здесь мы были посланы в важную секретную организацию, они были хорошо оснащены, включая передатчик, печатную машину и большое число канцелярского персонала. Позже мы были препровождены к русской границе, через Остроленку (Ostroleka) и снабжены 50 рублями каждый и письмом к монсеньеру Молотову, но оказавшись в России (24 сентября) были арестованы, и провели 4 месяца в Лубянской тюрьме. В конце января 1941 года мы были переведены в концентрационный лагерь в Смоленске[6], где мы оставались до своего освобождения. (Кларк позже был оставлен в посольстве для выполнения обязанностей дежурного).

Путь из Kenpa в Россию (Аллен)
В Kenpa я был отделен от двух других, так как поляки считали, что лучше разделить нас.
Около 1 октября 1940 года меня отправили через Сохачев в Варшаву, где я был спрятан и обо мне заботилась официальная польская организация. Позже меня отвезли на поезде к российской границе, проехав Седлице (Siedlice) и Неммолики (Nemmoljki). Я пересек реку Буг в лодке, в то время как польские разведчики следили за немецкими патрулями. Я перебрался через забор из колючей проволоки в Россию и передал себя в руки властей через пять минут после пересечения границы. Меня очень тщательно обыскали, и все отобрали. Я был помещен в маленькую камеру на одну ночь. Потом меня отвезли в другое место (я не знаю названия), где я пробыл 10 дней вместе с польскими заключенными. Далее я был отправлен в тюрьму Белостока, где я оставался около месяца вместе с несколькими польскими солдатами. Еда была ужасной, а условия были очень плохими. Ночью в камере не было места чтобы лечь. Затем я отправился в Минск, где условия были столь же плохими. 6 января меня отправили в Москву, где условия были лучше. Я был в помещении с 25 англичанами и французами. Еда была хорошая, и давали сигареты.

В то время как я был в Минске, я выучил две русских фразы:

«Я должен поговорить с начальником тюрьмы».
«Когда я могу поговорить с начальником губернатором?»

которые я использовал в московской тюрьме, но без всякого результата.

Со мной в это время были:
Ловгроув (Lovegrove),
Бриггс (Briggs),
Бэйтман (Bateman),
Боутон (Boughton).

Нам дали бумагу, чтобы написать в Англию, но я не воспользовался этой возможностью, поскольку считал, что письма не будут отправлены. Чтобы заставить россиян разрешить нам видеть начальника тюрьмы, мы объявили пятидневную голодовку. На третий день голодовки меня увезли и посадили в одиночку, поскольку меня считали главарем. По окончании этих пяти дней мои друзья были переведены в другое помещение, где я снова встретился с ними. Это было около 6 февраля. Через три или четыре дня моих друзей увезли, и с тех пор я ничего не знал о них. На следующий день меня взяли из моей камеры и посадили в другую комнату с тремя французами. Я оставался там примерно до 25 февраля, когда меня вывели и посадили в одиночную камеру. Я был там в течение пяти недель и, в конце, был избит тюремными охранниками. В этот период меня постоянно допрашивали и спрашивали, почему я приехал в Россию, а также допрошен в отношении организации секретной полиции в Англии. Я рассказал им историю своего побега и попросил встречи с Британским консулом. Я пробыл там еще девять недель, в течение которых меня снова избивали. Когда началась русско-германская война, нас вывезли в Саратов в очень плохую тюрьму; 10 человек были упакованы в одну маленькую камеру, где едва ли было место чтобы стоять. Я оставался там до 7 сентября, когда заместитель начальника тюрьмы пришел в мою камеру и вывел меня. Затем меня поместили в первоклассную часть тюрьмы, дали сигареты и сколько угодно еды. Моя одежда была выстирана, и вообще они суетились вокруг меня. На следующее утро, под эскортом двух лейтенантов, меня отвезли в Москву. На одну ночь я оказался в тюрьме на Лубянке, где со мной очень плохо обращались. На следующее утро меня отвезли обратно в мою старую тюрьму[7], но поместили в камеру третьего класса, где я оставался один течение трех недель. Затем они пришли, позволили мне помыться, постричься и т. д., но отказались накормить меня. Затем они поставили меня перед двумя гражданскими лицами, которые задавали мне вопросы меня по поводу моего имени и т. д., а затем сказали, что я свободен. Я попросил немного еды, и она была немедленно принесена. Они сказали мне адрес посольства Великобритании[8], но, поскольку я не знал Москвы, им пришлось отвезти меня туда на машине. Они указали мне на посольство, а затем остановили машину в 300 ярдах от него. Я поспешил прямо в него.

В тот период, когда я был в тюрьме, мне пришлось подписать определенные документы на русском языке, которые, естественно, я не мог понять. Для того, чтобы убедить меня сделать это, использовался револьвер.

На борту HMS London в присутствии лорда Бивербрука и генерал-лейтенанта Исмэя[9], в каюте лорда Бивербрука, с моих слов был записан рассказ о моем опыте нахождения в России. Это заняло около двух часов. Я рассказал им историю моего побега с особым акцентом на моем опыте в России. Я упомянул имя поляка, который помог мне, но был немедленно предупрежден генералом Исмэем, что я ни в коем случае не должен упоминать имена.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив