До и после империи, до и после нации

Практически ни одна нация, по крайней мере восточноевропейская, не готова сказать о себе правду: ей не больше ста, полутораста, от силы двухсот лет. Они непременно стремятся выписать себе свидетельство о рождении, датированное куда более ранними временами. Иногда это сделать легче, если традиция государственности на этом месте и под нынешним названием долгая (как у Польши или Чехии), даже если та древняя, изначальная государственность базировалась на совсем иных принципах и имела очень мало общего с понятием нации. Иногда, как в случае со словаками, украинцами, белорусами, это куда сложнее, и тогда приходится искусственным образом, зачастую поплевывая на одни факты и придумывая другие, устраивать "связь времен". А поскольку фактов было много и были они разные, то и играть с ними можно по-всякому, отсюда и варианты "связи времен" получаются разные - см., например, просоветские и антисоветские толкования истории в Беларуси, России и Украине.
Причина этого, вероятно, проста: нация как проект мнит себя в каком-то смысле концом истории - поэтому, кстати, читая марксистко-ленинские и новейшие националистические учебники истории, ловишь себя на их методологическом сходстве, при всей разнице интерпретаций фактов. История в коммунистическом понимании - смена общественно-экономических формаций, ведущая к бесклассовому обществу как фактическому концу истории, раю на земле. История в националистическом понимании - то же самое, но в масштабе одного народа, который вначале "страдал под гнетом" (вариант - переживал древний "золотой век", этакое счастливое детство народа, еще не осознавшего себя Народом), потом "пробуждался", потом "боролся за свободу", пока, наконец, не победил - что обычно совпадает с созданием соответствующего национального государства.
Нация в каком-то смысле трусливее человека: каждый из нас знает, что рано или поздно умрет, и смирился с этим, но вот нации не в состоянии смириться с тем, что и они рождаются и умирают, они хотят казаться вечными. Между тем, наверное, именно здесь лежит путь к примирению с собственной историей и отказу от ее высосанных из пальца интерпретаций. Чешский историк и деятель национального возрождения Франтишек Палацки, при всем своем национальном патриотизме не выходивший за рамки лояльности Габсбургам, как-то сказал: "Были мы до Австрии, будем и после нее". Чешская историография толкует эти слова обычно в сугубо националистическом смысле - "вечность" нации как противовес преходящим государственным формам, в рамках которых ей, нации, иногда приходится существовать. Но ведь и нация - явление сугубо историческое, проект, ограниченный временными рамками. Слова Палацкого можно трактовать и иначе: есть земля и есть люди, живущие на этой земле. Они были и будут, пока жив род людской. Но в разные времена этим людям приходится жить в разных условиях и зачастую по-разному осознавать себя и свои задачи, иногда разделяясь на группировки, иногда - сталкиваясь между собой в гражданских конфликтах.
История любого народа, как мне кажется, должна строиться как история в первую очередь культурно-антропологическая, история привычек, стереотипов, культурных особенностей, способов жизни, история, максимально приближенная к антропологии и этнографии и излагающая историю государственно-политических проектов (в том числе нации и национального государства), существовавших на данной территории, лишь как историю преходящих и относительно кратковременных - мало какое государство продержалось дольше нескольких столетий - форм организации данного социума. У которого на самом деле есть куда более глубокие корни и характерные признаки, чем имперские или националистические мифы. "Были мы до ...(нужное вставить)..., будем и после".