Дмитриев Сергей Сергеевич. Историк. Дневники 1941-61

jlm_taurus — 28.04.2023 историк, историограф, музейный работник, педагог. Исследователь русской общественной мысли и культуры XIX — начала XX веков. Кандидат исторических наук (1940, диссертация «Экономические воззрения славянофилов 1830-1950х гг.»), профессор исторического факультета МГУ

1947 29.11. Суббота. Повсюду срочно выдают зарплату, гонорары и прочее гражданам, но не учреждениям.
Слухи о девальвации, о деноминации. Говорят, что все магазины опустошены покупателями. Одни усиленно сдают деньги в сберкассы, другие их оттуда выбирают.
30.11. Воскресенье...В городе паническая скупка всего, что продаётся. Слышал, что Центральный Мосторг и крупные магазины, в частности комиссионные и антикварные, срочно закрылись «на ремонт» и «учёт».

14.12. Воскресенье. Объявлен указ о денежной реформе и отмене карточек с 16.XII.1947 г. По словам Макарова, в магазинах, аптеках, ларьках скупают всё, что можно, вплоть до пипеток и набрюшников. Усиленно ищут водку, так как номинальная цена на неё удерживается. В постановлении скверно звучат слова о «последней жертве». Ясно, что не последняя, а очередная. Через год-два-три снизят номинал зарплаты, если дела международные позволят это сделать.

15.12. Понедельник. На рынках «революция цен»: 1 литр молока 50 руб., буханка хлеба (1,5 кило) 350 р.,1 кило картофелю — 35 руб. В кассах метро срочно закупают книжки билетов, но, как будто бы, их не продают, а отпускают только по 2 билета на руки. В газетах помещены изображения новых денег, они по внешности напоминают старые дореволюционные денежные знаки.
16.12. Вторник. Первый день новых денег. В магазинах очереди, купить что-либо трудно. Начался обмен старых денег на новые. Днём я ездил за Лёлей в Пироговскую больницу и привёз её домой. Чувствует себя ещё довольно слабой.

17.12. Среда. Утром в Комсомольской школе А.И. Гуковский читал лекцию об ошибках лекций Минца по истории СССР. Гуковский на денежной реформе потерял много и теперь, вероятно, будет без дачи, которую мечтал приобресть. Соломона чёрт дёрнул за день до 15-го взять деньги из сберкассы. Он снял что-то около 9 тысяч рублей — только что полученный им гонорар за составление хрестоматии по истории СССР для юбилейного и последнего тома Б.С.Э. Я потерял свои гонорары тоже. Видимо, следует причислить нас всех к спекулянтам, против которых была направлена денежная реформа.

Слова о «последней жертве», как и можно было ожидать, породили крылатые словечки, шутки, а, вероятно, и анекдоты. В серьёзных документах следовало бы от таких красот слога воздерживаться.

18.12. Четверг. Опубликовано новое решение в изменение только что объявленной денежной реформы. Она действовала буквально два дня (16 и 17/XII)
без «поправок». Решение гласит, что с 18/XII приём старых денег где-либо, кроме обменных пунктов, прекращён. В магазинах в связи с этим новые трудности. И что же это у нас за законы и какова законность! Появляется документ за авторитетными подписями, три дня проходит и его «подправляют». Гибкая формула «Учитывая пожелания трудящихся, постановили…» Да где же эти пожелания были высказаны? И сколько их было? И откуда они поступили? И насколько же они выразили действительные пожелания всех трудящихся?

А народ, приученный и привыкший молчать и терпеть, — молчит и терпит. И, кажется, всё, что хочешь, стерпит.

19.12. Пятница. Вечером на вздорном докладе Владимира Евгеньевича Иллерицкого о некоторых особенностях революционно-демократической идеологии в России на кафедре Историко-Архивного института. Страшно устал за эти дни. Анна Николаевна и Игорь безуспешно метались из очереди в очередь, стремясь обменять в обменных пунктах старые деньги на новые. С этим обменом творится много безобразия. После деноминации из 1600 пунктов для обмена в Москве вряд ли открыли их более нескольких сотен. Люди с 40–70–200–500 рублями стоят с 5 часов утра на морозе до 10, когда открываются пункты обмена. Обмен то и дело прерывается под разными предлогами — то нет денег, то кассир в банк поехал и т. п.

Такие порядки вполне уместны были бы где-нибудь в южном Азербайджане, в странах произвола и бесконтролья властей. Думать, что такими приёмами можно ущемить спекулянтов наивно. А вот вызывать недовольство среднего человека эти меры могут 20.12. Суббота. С большим успехом прочитал лекцию о развитии русской
культуры в первой половине 19 в. в ВПШ. Кончил под гром аплодисментов. Слушатели очень благодарили.

В ВПШ нашёл закрытый обменный пункт, в котором был один посетитель-слушатель школы, обменявший 43 рубля на 4 рубля 43 копейки. Тепло, светло, безлюдно и неизвестно куда девать деньги менялам. В то же время на улицах на морозе у обменных пунктов мёрзнут люди в очередях (я их видел, проезжая в машине на лекцию и обратно). Дома узнал, что наши с великими усилиями обменяли наши гроши на новые гроши. Народ с таким ожесточением бросился покупать резиновую обувь, особенно калоши и боты; что, по рассказам, с утра в Мосторге дамские высокие боты стоили 130 руб., а к вечеру дали им переоценку, доведя цену до 350 руб. Всё делается ощупью, руководители этих дел сами слепы и щупают, как и что получится.

21.12. Воскресенье. Голосовали за кандидатов блока коммунистов и беспартийных в местные советы. Мы выбирали некую М.К. Шиловскую.
22.12. Понедельник. В магазинах безобразные очереди. Белый хлеб встречается редко, за ним стоят на улицах у булочных. «Торговая сеть», как принято говорить, оказалась совершенно не готовой к новым условиям. Это и понятно. О реформе умно молчали, а потом сразу бух. А с 1939 г. по 1947 г. «торговая сеть» уже «разучилась» торговать, никогда, впрочем, вполне и не овладев этим искусством.
Говорят: (одни), что восстановят сеть закрытых распределителей; (другие), что с января 1948 г. увеличат намного «торговую сеть». Второе сомнительно

3.03. Среда. Бродили с Лёлей по магазинам, пытаясь тщетно (из-за отсутствия товаров, громадных очередей и дурацких часов открытия и закрытия днём магазинов) купить такие редкостные вещи, как то: белый хлеб, калоши, сахар или сахарный песок. Чтобы купить ботинки нужно, простояв в Ц.У.М. (один магазин на один Советский Союз) часов 5-6 до его открытия, попасть потом после открытия (в 11 часов) в «Сезам», чтобы убедиться, что нужного номера сегодня нет. В общем всесоюзный торговый бардак. Придя домой, в газетах прочитали о назначении нового министра торговли (Жаворонкова!! Весна: «звонко жаворонок вьётся…») в связи с неудовлетворительностью работы старого министра (Любимова). Но беда-то вряд ли в министрах, а скорее в нехватке товаров.

2 марта. Среда. 1949. У Рубинштейна и Карповой в Историческом музее, видимо, дела плохи. Ими недовольна Зуева, председатель комитета политпросветработы. Руководство Музея, наверное, сменят. Ему, кажется, ставят в вину экспозицию: слишком много (!?) вещей, напрасно показаны портреты чиновных и правительственных лиц, например, Бенкедорфа, Аракчеева и др., могут быть только портреты прогрессивных деятелей, о прочих же пусть историки пишут в книгах, но не нужно показывать их в Музее. Общий грех приписываемый руководству Музея: буржуазный объективизм в музейной экспозиции. Как будто бы не исключена возможность появления на эту тему статьи в «Культуре и жизни». Музейцы начали перестраиваться, срочно убирают портреты (между прочим из темы «Северная война» сняли портрет Карла XII). Думаю, что, если Рубинштейна затронут в «Культуре и жизни» и уберут из Исторического музея, — придётся ему уйти и из Университета.

Людьми всё больше овладевает чувство неуверенности во всём; имею в виду людей интеллигентных занятий. Все ценности продолжают переоцениваться, всё смещается и сдвигается, грозя оставить пустое место в итоге такого хаотического мыслетрясения и людетрясения. В сегодняшней «Литературной газете» сообщено о двухдневном заседании в Институте философии Академии Наук, на котором разоблачён был Б. Кедров как философский «теоретик» космополитизма. Теперь он уже бывший редактор «Вопросов философии» и бывший член учёного совета Института философии.

В обсуждении памятливый академик Митин не преминул напереть на отсутствие критики и самокритики в Институте философии, где директорствует академик Александров. Митин же, как член редакционной коллегии «Литературной газеты», едва ли не более всех приложил руку и к устранению Кедрова.

Давным-давно добираются до идеалистов и космополитов в физике и математике. Затрудняет, видимо, специальность этих областей науки. С «вообще» здесь не подступишься, а знаний у «критиков» (присяжных!) нет. Но ничего, придёт пора и к ним ключики подберут… В борьбе с космополитизмом упускают страшного врага… всех женщин. Больших космополитов в деле мод (на платья, шляпы, причёски, поведение, даже вкусы и взгляды) и пр. и представить себе нельзя. Пора, пора бы их вывести на чистую воду!

Пятница. 25/III 1949. Вечером Учёный Совет Истфака МГУ с вопросом о космополитизме. Публики много. Космополиты — Минц, Разгон, Звавич, Зубок, Рубинштейн; покровитель группки Минца — Городецкий. Критиковали за ошибки Косминского, Неусыхина, Лавровского, Горянова. В докладе Новицкого в конце помянуты были и ошибки Тихомирова и Дмитриева в их учебнике. Выступая, Сидоров огласил отрывки из заявления Разгона в деканат Истфака с признанием им у себя отдельных космополитических ошибок и в то же время отвержением признания себя космополитом и полного отказа от своих взглядов («как это сделал Кедров», — добавил оратор).

Я сидел рядом с Поршневым. «Что лежит в основе всего этого дела?» — спросил я. «Война. Готовить нужно людей к новой войне. Она близится». Печать об историках молчит. Говорят, что ожидается специальное решение ЦК по историческим делам. Вот уж будет всем сестрам по серьгам. Решение это, будто бы, будет о журнале «Вопросы истории», а в связи с ним и о всех исторических делах. Весьма вероятно. Вот уж тогда будет всем сестрам по серьгам…
26/III. Продолжение Учёного совета в МГУ. Фальшивое выступление Городецкого.
28/III Понедельник. Окончание Учёного совета Истфака МГУ. Я выступал последним. Признал за себя и Тихомирова справедливость всей критики по адресу нашей работы и, прежде всего, моих ошибок. Потом обратился к критике книг Штейна и Блюмина по истории русской экономической мысли. Речь моя понравилась слушателям. На заседании президиума Учёного Совета всего МГУ одобрили меры Истфака и кафедры основ марксизма-ленинизма по очищению от космополитов.

Председательствовал академик Немчинов. После заседания от Сидорова услышал, что в Иванове покончила жизнь самоубийством Нина Разумовская. Обстоятельства были будто бы такие. В Пединституте Ивановском, где она преподавала, обсуждался вопрос о космополитах в исторической науке. Громили Рубинштейна за историографию (это и понятно, ибо «героем» в Иванове является Мордвишин, считающий себя первым разоблачителем Рубинштейна). Тогда её так «проработали» всем собранием во главе с Мордвишиным (воображаю, что при этом в Иванове было сказано, и как сказано, если в Москве, в университете ничтоже сумнящеся кричали о троцкизме, вражеской, подпольной работе группы Минца и иже с ними — разумея под последними кого угодно и не обременяя себя поисками доказательств!), что, придя домой, она перекинула через
двери (?) ремешок, сделала петлю и повесилась.

Это была молодая (25 лет), красивая девушка, она имела хорошие способности к научной работе. Её диссертация, защищённая у нас на Истфаке, включена в план издательства на 1949 г. Она кончила Истфак МГУ, прошла при нём аспирантуру при нашей кафедре, была под руководством Сидорова. Я её довольно часто встречал; один раз в обществе. Понятно, что она еврейка. Думаю,что в своих предсмертных настроениях она не одинока была; многие из еврейской молодёжи прошли школу национализма в этот несчастный март 1949 г.

Но на этом история не кончается. К Сидорову пришли группа студентов и чуть ли не кое-кто из аспирантов, из лиц, знавших покойную, с просьбой позволить им перевезти тело Разумовской в Москву, поставить гроб в актовом зале Истфака и предать похоронам с официальным почётом. Разумеется, дело шло о демонстрации над гробом Разумовской по поводу февральско-мартовской резни «космополитов». Сидоров запретил эту демонстрацию, будто бы дал им денег и отправил для похорон в Иваново. Таковы-то наши дела и дни.

30/III Среда 1949. Если не Варфоломеевская ночь, то Варфоломеевский вечер для меня в Комсомольской школе. На Совете, где присутствовало 20 человек (а из 7 заведующих кафедр только два, из которых одним был я, обвиняемый) и отсутствовал даже директор Пономарёв, поставили резолюцию по поводу моего с Тихомировым учебника. Председатель — Шалагин, этот гений всего дела. Оргвыводы: освободить от работы и сообщить об этом во все места работы обвинённого и освобождённого. Против выступила Дудзинская. Ей возражал Абрамов. Неожиданно для всех выступил профессор Константинов, член комиссии по выработке предложенной резолюции, с возражением против оргвыводов, как несправедливых. За резолюцию — Шалагин и Пузырёв, секретарь парторганизации. Шалагин настаивал, как председатель — он зажал рот моим
непрошенным защитникам.

Иванов обвинил Дудзинскую в антипартийном выступлении. Поставили на голосование: 14 за резолюцию, 6 воздержалось (т. е. было против, но Шалагин предложения Константинова и Дудзинской не поставил на голосование). Итак, я получил волчий паспорт и отстранение от педагогической работы. Почти пять лет жизни отдал я этой Комсомольской школе. За все эти годы никто никогда не сказал о моей работе в школе ничего плохого. Раза четыре меня премировали. ЦК ВЛКСМ 9/III 1948 г. наградил меня «Почётной грамотой» «За активное участие в подготовке руководящих комсомольских кадров». На моих лекциях бывали секретари ЦК ВЛКСМ, руководство школой и пр. Лекции одобряли. Всё это теперь забыто.

2 апреля. Суббота. 1949. Говорят, что в понедельник на этой неделе собирали в ответственном учреждении редакторов центральных газет и предложили несколько «приглушить» ставшие нетерпимо грубыми приёмы печати по выявлению космополитов. Говорилось будто бы и о том, чтобы поосторожнее были с оргвыводами и наклеиванием ярлыков — диверсант, подпольщик, двурушник и пр. «всё такое». В печати действительно заметна сдержанность. В предпоследнем № «Литературной газеты» Тарле в статье о Лермонтове даже нарочито похвалил авторов с еврейскими фамилиями и покритиковал авторов с русскими фамилиями. Последний, четверговый, № «Культуры и жизни» хранит гробовое молчание о космополитах.

Все трепетные ожидания историков газета пока ещё не оправдала. Нет даже хроникальной заметки о прошедших в Академии Наук, в Академии Общественных Наук, в МГУ и прочих учреждениях собраниях о космополитах.

Конечно, это не значит, что борьба с космополитами прекращена, но будет вестись она более серьёзно, более осмотрительно и менее крикливо. О моих комсомольских делах уже вчера знали Антон, Петя вездесущий; думаю, что почтенный Гуковский и Дацюк сыграли не последнюю роль в благовесте по всей Москве. Теперь, поди, последуют для меня новые сюрпризы с разных сторон. Известно — добрая слава лежит, а дурная сама бежит. Я как-то в последние дни притупился, не успокоился, а именно притупился. В конце концов, когда же в России людей, пишущих книги, не называли вредными и опасными, не объявляли сумасшедшими, не снимали с кафедр и не отправляли «куда Макар телят не гонял»?

Раз стал литератором и «профессором» твёрдо веруй и в последствия такового становления. Вспоминается, как Михаил Евграфов писал в «Мелочах жизни»: «Чего со мною ни делали! И вырезывали, и урезывали, и перетолковывали, и целиком запрещали, и всенародно объявляли, что я — вредный, вредный, вредный. Трудно поверить, а в провинции власть имущие делали гримасы, встретив где-нибудь мою книгу. «Каким образом этот «вредный» писатель попал сюда?» — вот вопрос, который считался самым натуральным относительно моих сочинений, встреченных где-нибудь в библиотеке или клубе».

Конечно, по «вредности» далеко нам мелким сошкам до Михаила Евграфова, но и нашим современникам, «власть имущим», есть чем перед старинными помпадурами похвалиться. Один из рецензентов моего с Тихомировым учебника так и закончил — книга может принести только вред. Так и попал во вредные писатели и аз смиренный.

Субботний № «Литературной газеты» благообразный, весь на мотив «Всё хорошо, прекрасная маркиза…». Только на 4-й странице, между прочим, тихо-скромно сказано, что академик Крачковский не понимает своих ошибок. Однако же не только он от сего непонимания не наименован космополитом, но последнего слова вообще в газете не содержится. Режиссёр свистнул, а может даже только мигнул, и декорации мгновенно сменили. Вот так во всём, поэтому и получается; то команда «тащи!», то «не пущай!», в итоге Мымрецов не знает удержу в исполнении, как той, так и другой. Слух вполне заменяет ему движение собственного мозга. Пресса не имеет никакого своего лица, и никогда его не приобретёт при той централизации, которая всё задавила.

7 июня 1949. Узнал, что Сидорову отпуск продлён до 17/VI. Таким образом, и конкурс на меня падает. 5/VI отмечали с противной торжественностью 150-летие со дня рождения Пушкина.

Живу последние месяцы в состоянии какой-то апатии ко всему. Мизантропия вполне овладела. Омерзела политическая трескотня и блудословие. Омерзели жалкие и подлые люди кругом. Одичание народа просто поразительное. В сущности, никому ни до чего нет дела. Интересы брюха и денег вполне заменили все другие. Наверху, видимо, потерян руль управления.

Нарастает одно всеопределяющее желание — уйти из этого лживого, грубого и жестокого общества, где наука заменена политиканством, а о литературе и искусстве лучше не поминать. Нужно заниматься наукой про себя, писать не для печати, а так чтобы действительно выражать своё понимание истины. Растление личности достигло едва ли не до предела в нашем обществе, вызывающем одно презрение. Но куда и как уйти? Где исход?

Открытые формы классовой, политической борьбы прошлого, да и современности за пределами нашей страны, не лучше ли, не человечнее ли того, что мы имеем? Всемирный опыт доказал, что человек и человеческое общество несовершенное явление. Мечта об идеальном человеке и человеческом обществе всё же не больше как мечта. Но когда ради безумного замысла достижения мечты всё человечество хотят обратить в подопытных кроликов — такая затея рано или поздно будет опрокинута или сама себя изживёт, зайдя в тупик.

Учение о свободе человека величайшая истина христианства.

Пятница. 4 ноября 1949. Получил в БСЭнц[иклопедии] 2500 рублей за дополнительный текст к предполагавшемуся 2-му изданию тома, посвящённого СССР. В начале 1949 г. я этот текст сдал, а в марте БСЭ проработали во время изничтожения космополитов, Рубинштейн тоже свой переработанный текст сдал. Но ему ничего за него не заплатили. Разгон не успел до погрома переработать свой текст. Мне бы тоже ничего не заплатили, хотя текст мой и одобрили. Помог хлопотами В.В. Гармиза, опиравшийся на нужность меня для БСЭ по истории СССР XIX в.

Вечером были Лёля, Игорь, Регина и я в театре: «Домби и сын» в Филиале МХАТ. Впечатление скромное. Инсценировка сильно «переработала» Диккенса. Ряд положений и сцен дан по Драйзеру, по Мопассану, а последняя сцена по концовке «Острова сокровищ» Стивенсона. Текст, читавшийся пояснителем, вполне годился для международного фельетона из «Литературной газеты». Бедный Диккенс. Через весь спектакль звучал знакомый припев «Боже, покарай Англию!»
***
Анекдот: Объявлен был международный конкурс на сочинение о слонах. Из Германии прислали 10 пухлых томов «Введение в слоноведение». Из Америки компактную, отлично изданную брошюру «Что должен знать о слонах каждый средний американец». Из Франции — изящный волюм со множеством фотоиллюстраций «Любовь в жизни слонов и любовь слонов и женщин». Из СССР — сочинение «СССР — родина слонов»

Группа иностранных туристов в СССР утром наблюдает движение в Москве. Часов в 8–9 грузно идут переполненные автобусы, грузовые машины с людьми, троллейбусы, обвешанные гроздями едущих. «Кто это, куда они так спешат?» — спрашивают туристы. Сопровождающий поясняет: «Рабочие, служащие, ну, вообще, народ; на работу едут».
Около 10 утра стремглав скользят блестящие чёрные лакированные легковые автомобили, «Зимы», «Зисы», «Зимы», «Зисы». В них одинокие прекрасно одетые пассажиры. «А это кто?» — «Это едут слуги народа». — «А-а-а!» — почтительный шёпот. Наконец, часов в 11-ть, к открытию промтоварных магазинов те же роскошные «Зимы» и «Зисы» вновь скользят целыми вереницами. В них, на этот раз, едут разодетые впух и впрах шикарные дамы со скучающе-томным видом, утопающие в мехах, ярко раскрашенные… «А это кто?» — «Ах, это, это наши безработные»

Среда 9 февраля 1955 г. Город полон разговоров (разумеется, с глазу на глаз и келейно!) и слухов об отставке Маленкова. Некоторые видят в отставке положительное явление, рассматривая Маленкова как последний остаток режима последних лет Сталина, как наиболее яркого носителя идеалов бюрократизма в рядах партии. Они полагают, что отставка его важный шаг по пути ликвидации наследства прошлого режима. Другие склонны в отставке Маленкова видеть очередной небольшой coup d`etatA, проявление борьбы за власть. Они полагают, что отставка Маленкова означает всего-навсего успех и победу другого лица.

Несомненно, что с общего согласия Маленков должен принять на себя роль и обязанности «козла отпущения». В своём заявлении он уже начал свой путь в Каноссу. Он признал «свою вину и ответственность за сложившееся неудовлетворительное положение дел в сельском хозяйстве». Далее он подчеркнул, что принятые крупные меры по преодолению отставания сельского хозяйства, в частности реформа сельхозналога, разработаны по инициативе ЦК КПСС, т. е. Хрущёва: следовательно,_B новой политики в сельском хозяйстве не следует связывать с ним, т. е. Маленковым. Далее, он заявил, что единственно правильная основа — дальнейшее всемерное развитие тяжёлой промышленности. Таким заявлением он признал другую свою ошибку — призывы к дальнейшему росту лёгкой промышленности.
В метро на станции «Сокол» сегодня днём какой-то пьяный самыми площадными словами поносил Маленкова, называл его вторым Берией и т. п.

В 7 часов вечера по радио объявили об очередных переменах объявленных на сегодняшнем дневном заседании Верховного Совета СССР. Перемены следующие: 1) Булганин освобождён по его просьбе от поста министра обороны СССР. 2) Министром обороны СССР назначен маршал Г.К. Жуков. 3) Маленков назначен министром электростанций СССР и одним из заместителей председателя Совета Министров СССР. Некий же Павленко21, занимавший сей пост, за ненадобностью освобождён («место понадобилось»).
Булганин выступил с речью о внутренней и внешней политике в Совете. Речь будут передавать, вероятно, завтра.

Днём ходили я, Лёля и Гуковский смотреть Всесоюзную художественную выставку 1954 г. в Третьяковской галерее. Впечатление весьма скромное. Картин набрано очень много, едва ли не 800 с чем-то. Заслуживали же быть выставленными на общегосударственной выставке не более 150–200 по самому доброжелательному отбору. Есть и хорошие вещи, есть и живопись неплохая.

Но масса картин — это этюды, дидактический быт. Новинка — две-три мазнистые «картины» с изображением нагого тела. Какой-то член общества по распространению политических и научных знаний с полной серьёзностью записал в книге впечатлений: «Отрадно отметить появление в нашем искусстве новой темы обнажённого тела». Очень много ещё на этой выставке (хотя и значительно менее, чем на предшествующих) ужасающих полотен, на которые смотреть как на произведения искусства нельзя. Таковы, например, «Бульба с сыновьями в степи», «Открытие межколхозной электростанции» Дейнеки, «Провозглашение Сталиным Дагестанской республики» и пр. и пр. (да ещё среди этого прочего «Богдан Хмельницкий прощается с сыном Тимошей, отдаваемым в заложники султану»).

Из хороших вещей следует отметить «На Енисее» Ромаса, пейзажи Сергея Герасимова, Ряузова (низовья Енисея и пр.), Юона (портрет девушки — новой, молодой жены художника, автопортрет), Налбандяна «Портрет писателя Лавренева»; хорошие портреты Р. Зелёной и Мешкова работы А. Герасимова; хорошие вещи Грабаря (натюрморт и пейзажи; портреты те, два, очень неудачны; особенно скверное впечатление оставляет портрет А.В. Арциховского). Хорошие четыре пейзажа и один натюрморт Сарьяна, хотя не вносящие ничего нового в сложившийся облик этого художника. Интересны две работы Чуйкова «Гималаи» и «Набережная в Бомбее вечером».

Во многих картинах ужасное повторение задов передвижников. Никакого отношения к искусству не имеют все эти «После собрания», «Чужие», «На целинные (или на новые?) земли», «Возвращение», «Доколе это будет?» и т. п. В композиции, в освещении наивно проглядывает механическое подражание той или иной картине Серова, Репина, Крамского; подражание ученическое.
* * *
Весь вечер по радио шли временные случайные передачи. Чувствовалось, что радисты ожидали с минуты на минуту успеха речи Булганина для её передачи. Потому они и пускали, как мы говорим, разные «затычки». Речь прошла поздно. Её передавали в 11 часов 30 минут вечера. Речь небольшая (чтение диктором заняло 35 минут). Она не содержит чего-либо существенно нового. Всё уже было ясно, начиная, по крайней мере, с конца 1954 г. Речь провозглашала вновь политику подтягивания кушаков — строжайший режим экономии, увеличение производительности труда, усиленное накопление резервов, всемерное первоочередное развитие тяжёлой промышленности. В тумане (через 5–6 лет) рисовалась картина преодоления отставания сельского хозяйства.

Между прочими задачами помянуто было и об увеличении производства лёгкой промышленности, развёртывании торговли, жилищном строительстве. Но из осуждения
разбазаривания резервов ради достижения «главных целей» (например, временного эффекта и политического капитала) видно было, что развёртывание торговли — это нечто вроде «миллиона в тумане» незабвенного В.А. Кокорева.

В целом речь развернула программу отличную от программы, провозглашённой Маленковым весной 1953 г. Тогда говорилось о достижении крутого перелома в производстве товаров широкого потребления, о широчайшем развёртывании торговли, о скорейшем навёрстывании лёгкой промышленностью упущенного за многие-многие прошлые годы. Тогда говорилось о необходимости дать советским людям возможность передохнуть, осмотреться, одуматься, чуть-чуть отдышаться. Тогда говорилось о резком повышении жизненного уровня населения, особенно, деревни, крестьянства.

Наконец, тогда говорилось, что крутой подъём сельского хозяйства, лёгкой и пищевой промышленности, роста торговли будет достигнут через 2–3 года. Иное теперь сказано: не в 2–3 года, а через 5–6 лет; не передышка и улучшение быта людей, а новое напряжение и готовность к новым любым жертвам со стороны населения; не подъем сельского хозяйства запустевшего центра и севера Европейской части страны, а подъем целинных и залежных земель Казахстана и Сибири; не развитие лёгкой и пищевой промышленности, а развитие прежде всего тяжёлой (военной) промышленности. Иное и во внешней политике. Тогда предлагали: успокоить противника, отказаться кое от чего, не переть на рожон, не пугать, а торговаться, переговариваться.

Теперь предлагают: покрепче напугать противника, а потом с ним договариваться. Позавчерашняя речь Молотова на это и рассчитана: и мы заговорили «с позиции силы».
Да, иная, отличная программа. Впрочем, не следует забывать, что обе программы лишь варианты, разновидности, в конце концов одного и того же. Не следует преувеличивать их отличия. Не стоит переоценивать и их реальности. Бесспорно одно. Неудача всего дела коллективизации в тех формах, в которых оно велось четверть века. Неуверенность в том, как же выйти из создавшегося положения? Как, не теряя лица перечеркнуть всю предшествующую политику в деревне за четверть века?

И какой новой политикой её заменить? На действительно новую политику не решаются — слишком далеко отступать опасно. И взамен такой политики рывки и судорожные прыжки из стороны в сторону: реформа сельского хозяйства начата, облегчение положения в русской центральной деревне (в деревне центра СССР, где разорение достигло до состояния вымирающей деревни), вдруг рывок на целинные земли Казахстана и югозападной Сибири, осуществляемый за счёт всё того же дальнейшего оскудения центра.

Весьма вероятно, что имеются и такие деятели, которые видят выход из положения в войне: она разом решит все проблемы — ею можно будет опять лет на не десять вперёд оправдывать все наши трудности, ею можно опять отлично удерживать в повиновении население; наконец, если удастся её выиграть (а, конечно, предполагающие войну, рассчитывают её выиграть, или делают вид, что рассчитывают), то тогда перекроются и все просчёты политики в деревне. Конечно, таких деятелей вряд ли много. Подавляющие большинство искренно сейчас стремится избежать войны.
* * *

Из анекдотов:
1) Что такое коммунизм? — Советская власть плюс кукуризация всей страны.
2) Что такое означали буквы СССР? — Смерть Сталину, свободу России!
3) Смены советских правителей: сначала было два марксиста, потом два садиста, теперь два туриста.
4) Скажите, война, по-вашему, будет? — Нет, что вы, войны не будет, это теперь каждый знает: будет не война, а такая борьба за мир, что камня на камне не останется.
5) Установлена премия за лучший политический анекдот. Какова же она? 25 лет заключения.
6) Вскрыли американца, француза и советского. И обнаружили: в голове у американца доллары, в желудке виски; у француза в голове женщины, в желудке вино; у советского гражданина в голове оказались материалы ХХ съезда, а в желудке кукуруза (варианты: а) в голове краткий курс партии, в желудке пусто;б) в голове пусто, в желудке пусто, а в печёнке засел Краткий курс партии).
7) Армянская загадка. Что такое на «х» начинается и всё время болтается? (подразумевается Хрущёв).
8) Карикатура. Сталин в облачении жителя загробного мира; из карманов торчат: доклад Хрущёва «О культе личности», выступления на ХХ съезде партии Микояна, Суслова, Шепилова. Сталин обращается к апостолу Петру: отпусти меня на 10 минут на землю!

Из текущих анекдотов. 1) Советский писатель должен обладать тремя качествами. Он должен быть умным, честным и стоять за социалистический реализм. Но, если писатель умный, он не может быть честным. Если же писатель является честным, то он не умный. Те же писатели, которые и умны, и честны — не стоят за социалистический реализм. Вот в чём причины отставания советской литературы.
2) Знаете ли вы, как у нас, в Советском Союзе, люди с помощью своих пальцев живут? (Анекдот сопровождается жестами пальцев). Министр, цекисты, и все руководители живут на (показывается один большой палец, поднятый вверх, т. е. живут они так сказать «на большой палец»). Торговцы и все хозяйственники живут с помощью двух пальцев (жест двух пальцев, большого и указательного, обозначающий счёт бумажных денег, получение взятки). Рабочим, крестьянам и интеллигенции остаётся всего три пальца, их они за труды свои и получают (жест кукиша, фиги). А те же, кто правоту любят, те живут у нас за четырьмя пальцами (скрещённые четыре пальца, сквозь которые рассказчик выглядывает, означают тюремную решётку). А все остальные живут при помощи всех пяти пальцев (жест протянутой ладони, просящей подаяния)

Анекдоты. Китайцам свойственно давать уменьшительные имена приезжим для них лицам. Так Ворошилова они называли «дядя Во». При его отъезде они просили «дядю ВО» передать лучшие пожелания «тете Фу» и «дяде Хрю».
Какая разница между тремя Екатеринами? Екатерина I сначала была «б», а потом стала императрица. Екатерина II сначала стала императрицей, а потом стала «б». Екатерина III и сначала была «б», и потом осталась «б».

Анекдоты. 1). Азербайджанское радио, как другие, получает вопросы и отвечает. Передача ответов. «Товарищ Маметов спрашивает: какая разница между капитализмом и социализмом? Отвечаем на вопрос тов. Маметова: при капитализме один человек эксплуатирует другого человека, а при социализме у нас совсем, совсем наоборот». «Тов. Ага-Маметов спрашивает: могут ли народы слаборазвитых стран Востока в своём развитии перейти, минуя капитализм, прямо к социализму? Отвечаем тов. Ага-Маметову: могут, но жалько».

22.1.1960. Вот уже с неделю примерно вся Москва жужжит и гудит, переполненная слухами о натуральной или чёрной оспе в городе. Рассказывают разное, чаще
всего такое. Какой-то художник поехал в Индию. Стремясь побыстрее выехать, он ловчился и сумел избегнуть некоторых, обязательных перед поездкой в
дальние края прививок. Вернувшись, он захворал, попал в Боткинскую больницу, где его ото всего лечили, кроме оспы, забыв о существовании такой болезни. Он умер, и оспа открылась. Вслед за ним в той же больнице будто захворали или попали под подозрение в смысле заражённости оспы ещё сколько-то человек, 15–16 называют. Объявили строгий карантин. Потом объявили карантин на всю Москву. При выезде стали требовать справок о прививке оспы

Разные слухи поползли. Почва была для них благоприятная — газеты и радио, как всегда у нас при происшествиях неожиданных и планом непредусмотренных, отмалчиваются.
Злосчастный художник навёз будто бы с собою из странствий много разных вещей. Его ближние переправили их в комиссионные магазины. Магазины были опечатаны и подвергнуты дезинфекции. Повсюду срочно идут прививки оспы. Образовалось что-то вроде общественной духовной жизни, общий, всех касающийся интерес, возникший не по
призыву сверху и без директив, а сам по себе.

23.1. Пятница. Лёля, Игорь, я, Надя (домработница), а вчера ещё Лена привили себе оспу, чтобы не отставать от века. 23.1.
* * *
Сегодня наконец-то «Правда» напечатала на своей последней странице внизу, так сказать, «под занавес», маленький кусочек правды. Таким явилась деловая и лаконичная информационная заметка профессора Г. Руднева «Прививки против оспы в Москве»A. Согласно заметке, имелось всего 9 случаев оспы в Москве, не считая самого умершего художника К. (?)B Всё это же самое нужно было напечатать неделю назад, чем с помощью молчания официальной обычной информации плодить слухи и сеять страхи.

Хороша наша университетская газета. Она нашла лучший способ сообщения об оспе: видите ли, товарищи читатели, студенты и профессора, так как вы ничего не знаете, как мы убеждены, то сообщаем вам, что по приказу ректора Петровского согласно плана санитарно-гигиенических мероприятий, в МГУ, проводятся противоспенные прививки! Недоставало юмору написать, что художник К. умер от оспы согласно плана, в полном соответствии с утверждённым семилетним планом.
***
Получил я «с рук на руки» непечатные стихи поэта Бориса Слуцкого. Нельзя быть уверенным, что все они действительно этого поэта. Может быть под его
именем бродят и приписываемые ему произведения. Перепечатаны на портативной пишущей машинке на копировальной бумаге. Всех стихотворений 27.
Некоторые имеют заглавия — «Баллада», «Про евреев», «Ключ», «Злые собаки», «Говорит Фома», «Хозяин», «Своевременные размышления» (два последних о Сталине непосредственно), «Как делают стихи», «Прозаики», «Мы, раненые корпуса “один”», «Просьбы», «Болезнь»; большинство без заглавий. Стихи хорошие, интересные, искренние и злободневные. Но для печати не пригодные. Пока не пригодные.

Сохранено