
Династия


- А зачем это вы фотографируете секретные объекты?
Оборачиваюсь: мимо, крупными шагами, спешит незнакомец. Видимо, местный.
- Да всего-то пара кадров, - я инстинктивно прячу Cannon в сумку. Надо бы у прохожего расспросить о двух медведях!
– Какой шикарный особняк на территории завода! – говорю я вслед строгому мужчине, - в нем до революции проживал знаменитый фабрикант Курт Зигель… Кстати, эти два медведя у заводской проходной… очень ими интересуюсь. Увлекаюсь историей…
- История закончилась в 1914 году! - парирует незнакомец и бежит дальше.
- Это понятно, - я устремляюсь за знатоком истории в проходной двор. - А всё-таки… медведи… что о них известно? Мучаюсь всякими противоречивыми фактами… В одних источниках автором медведей является обрусевший француз, скульптор-анималист Обер, умерший в октябре 1917 года, а в других…
- Ну, прямо, как в старом анекдоте… Помните? - перебивает знаток, ныряя в подворотню. – Граждане! Перед вами - Зимний дворец. Автор расстрелян…
- Что такое? – внезапно из-за угла выскакивает еще какой-то спец, – наших медведей, доложу я вам, привезли из Германии…
- Разве они не всегда стояли у парадного входа? – удивляюсь я.
- Не всегда. Их вернули… - и он исчезает.
Охранник на проходной охотно подключается к разговору. Да, два медведя какое-то время пережидали безобразия 90-х годов в заводском дворе «Хронотрона». Потом их возвратили на прежнее место, на улицу Достоевского, но городские вандалы тут же сокрушительно отреагировали. С тех пор двойняшек стерегут денно и нощно камеры наблюдения.
Охранник приглашает меня взглянуть на мерцающую картинку в его прозрачной кабине. Мы видим, как уличный прохожий старательно трет бронзовый медвежий нос. Ага, это он желание загадывает.
В тот же вечер я опять оказываюсь перед молчаливой косолапой парочкой, и, пританцовывая на пронизывающем ветру, с надеждой, спрашиваю:
- Братья-фонарщики! Почему никогда не горят ваши фонарики?
Мощные когтистые лапы обнимают стволы деревьев и удерживают безжизненные шары-светильники. Над черными звериными головами тускнеют позеленевшие от времени дубовые листья. В полутьме призывно блестят отполированные медвежьи носы. И я заглядываю в таинственные глазницы одного из сумрачных истуканов и прикасаюсь к холодному металлическому носу:
- Мишка, почему не горит твой фонарик? Можно, я напишу про тебя сказку? Как тебя зовут?
- Можно, - вдруг отвечает сиплым простуженным голосом медведь. – Валяй! Кхе-кхе… Меня зовут Тин Первый, а брата моего – Тин Второй. Мы - родоначальники цирковой медвежьей династии Тин.
И светильники внезапно оживают в медвежьих могучих лапах. Они вспыхивают двумя маленькими солнцами, и тягостное чувство тревоги, притаившееся в погасших окнах и мрачных подворотнях улицы Достоевского, улетучивается. Только… что это? Кто? Кто вспомнил про цирковую династию? Про династию Тин кто сказал?..
- Он и сказал, - отзывается добродушный бас другого медведя. Тин Второй с достоинством кивает своей крупной башкой. - Ррры! Теперь нас уже трое! Гы! И наша неподвижная скульптурная троица - олицетворение мощи и процветания владельца завода – Курта Зигеля. Ррры! До нас на этом месте купчиха Мария Сидорова огороды держала, чтоб ты знала. Мы с братом появились на свет в 1902 году. А случилось сие событие на заводе художественного литья итальянца Сан-Галли. Ну, ты знаешь. Который на Лиговке обосновался.
- Да, знаю, - кротко соглашаюсь я, пребывая в натуральном замешательстве. – Ничего себе… Да! Как хорошо светят ваши фонарики… Сбылось мое желание. Мерси!
А сама думаю: «Какой ужас! Как я могла так бесцеремонно хватать за нос почтенного дореволюционного жителя Петербурга… Ох, а представиться?!» И я делаю неуверенный реверанс.
- Господа! Меня зовут Сильва.
- Да уж мы-то знаем! - с веселым рыком откликается Тин Первый. – Мы же с тобой родственники! Сильвы и Тины породнились в первой половине прошлого века. Ррры! Ррр-родственники! Так что можно и на «ты».
Я хватаюсь за каменный постамент Тина Второго, но присутствия духа, из последних сил, не теряю:
- Очень приятно! Вдвойне-с.
Да-да-да… Ну, конечно! Меня осеняет догадка:
- Действительно, в нашем роду не было никого, кому бы медведь наступил на ухо. Это же всем известный факт! Мы с медведями всегда жили в полном согласии.
Медведи от удовольствия наперебой рыкают и весело потряхивают блестящими бронзовыми носами.
Именно в такой непринужденной будничной обстановке я и узнала необычную историю цирковой династии Тин.
***
В одном из ленинградских домов, тех, что чинно выстроились на соседней улице Марата, жил мальчик по имени Володя. Отец его, Чжан Хай-Тин, был необыкновенно яркой фигурой, известным цирковым артистом, который в начале века приехал в Петербург из Пекина. Китайский артист показывал экзотические фокусы, виртуозно метал ножи, дрался на кривых шпагах и являлся "человеком без костей». Он был необыкновенно добр, носил яркие шикарные одежды и производил на окружающих ошеломляющее впечатление.
Как это случилось, не известно, но Чжан Хай-Тин умудрился обворожить привлекательную девушку по имени Сильва. Все многочисленные племянницы её, от мала до велика, боготворили его и называли дядей Васей. Он развлекал их мастерскими трюками и баловал сладостями. В нагрудном кармане его пиджака всегда было припрятано разноцветное монпансье.
Сын Володя родился добрым и музыкальным ребенком. Он умел играть на
всевозможных струнных и духовых инструментах. Одно прелестное
создание, его кузина, Самая Маленькая Сильва, которую вся семья
баловала до невозможности, особенно обожала, когда он брал в руки
мандолину или саксофон. Она перед сном всегда слушала «Колыбельную»
Брамса в его исполнении.
Когда началась война, город помертвел и погрузился во мрак. В первую блокадную зиму жители гибли тысячами от голода и холода каждый день.
В один из
рождественских дней, в лютый холод, Володя, обессиленный и
замерзший, брел по темным, оглохшим от воя сирен и бомбежек,
улицам. Он нёс подарок своей любимице - Самой Маленькой Сильве.
Девочка не казалась уже прежним прелестным созданием. Теперь она
напоминала больную прозрачную обезьянку, изуродованную язвами
цинги. И все называли ее некрасивым именем Дистрофик.
Он добыл для неё малюсенький, с ноготок мизинчика, кусочек сахара.
Сахарок с ноготок, испачканный землей и гарью.
Володя не почувствовал, как споткнулся и упал у какой-то черной
подворотни на улице Достоевского… Его потревожил ослепительный свет
двух маленьких солнц, внезапно вспыхнувших над головой. Настойчивые
голоса заставили его открыть глаза. Это были два медведя. Так
познакомились и подружились на всю жизнь человек и медведи. Домой
Володя нес лекарство для Самой Маленькой Сильвы - горстку бронзовых
волшебных желудей.
Володя поднес ложечку с чем-то густым и горячим к лицу малышки, и носик её уловил какой-то головокружительно вкусный аромат. Она лежала словно в маленькой берлоге, сооруженной из всех одеял и тряпок, которые взрослые сестры еще не сменяли на еду.
- Кушай, маленькая, - сказал он. Это - подарок от наших
друзей-медведей. Ты станешь такой же сильной и несгибаемой, как
они. Наши медведи поделились со мной секретом, как правильно
приготовить лекарство из волшебных желудей. Надо только проявить
настойчивость и терпение, и тогда даже твердый металл станет
мягким.
Самая Маленькая Сильва отведала три полные ложечки желудевого лекарства, порозовела и снова спряталась в своей маленькой берлоге. Когда она открыла глаза, Володя грелся у огня буржуйки, в которой догорал бабушкин комод. Он с нежностью перебирал клапаны саксофона. Его непослушные пальцы снова вспомнили «Колыбельную» Брамса, которую раньше играл для Самой Маленькой Сильвы. Она тоже вспомнила любимую мелодию и уснула. Чтобы жить завтра.
Перед тем, как в апреле уйти на фронт, Володя навестил двух медведей, и они долго о чем-то разговаривали. Он считал их своими братьями. Именно он назвал их так: Тин Первый и Тин Второй.
После войны Володя стал дрессировщиком.
Он выступал с любимыми медведями по всему миру, побеждая страх и агрессию непредсказуемых животных волшебным образом.Владимир Тин славен тем, что никогда не пользовался ни хлыстом, ни плеткой. Он будто дирижировал оркестром, изящно взмахивая маленькой палочкой, никого не подгоняя и не заставляя. Медведи задорно гонялись по арене на велосипедах, удивляя и радуя зрителей и, словно по собственному желанию, исполняли уникальные номера.
Всё у Тинов ладилось легко, быстро и радостно. Будто под музыку. Это был высший класс циркового искусства!
***
Дома я достаю очень старую фотографию молодого человека с саксофоном. Это Володя Тин. Мы с ним разминулись и никогда не виделись.
Иду по улице Достоевского, останавливаюсь перед двумя медведями, глажу медвежий сияющий нос:
- Здравствуйте, Тины! Здравствуйте, родные!

|
</> |