Девятый кусочек

Мы живем на Пречистенке. Вернее, у Пречистенских ворот. И бабушка с дедушкой мои здесь жили, и папа с мамой. Давно, много лет. Я люблю наш дом. В нем много хорошего. Во-первых, он угловой, и у нас как раз угловое окно, а это значит, что нам видно из этого окна чуть больше, чем всем остальным людям. А во вторых – в нашем доме есть чердак! И если на этот чердак забраться, то видно вообще всю округу, как с колеса обозрения в парке. А округа у нас о-го-го какая, чего только не увидишь! Вот вчера, например. Ой, сейчас расскажу вам, что у нас тут было вчера!
Стою я у окошка, гляжу на нашу площадь у метро. Все как обычно вроде, на бульваре народ с собаками гуляет и с детишками маленькими, парочки целуются. Справа, на углу Волхонки, столпотворение, как всегда – кто-то троллейбуса ждет, кто-то с цветами бежит на свидание. А в центре площади стоит милиционер. Я его знаю, он на Остоженке живет, у него еще такая дочка противная, никогда не здоровается, хоть мы с ней и в одной школе учимся. Да и сам он противный тоже – всегда нас штрафует, если мы из бассейна домой бежим, и вдруг, заболтавшись, вылетаем на проезжую часть на желтый свет. Ну не на красный же! А штрафует все равно. И еще нотации читает, нудным таким голосом – мол, я для вашей же пользы, собьют – вспомните, ну и так далее, что всегда в таких случаях взрослые говорят. И свисток у него с таким звуком противным!
Ну, так и вот, стоит этот милиционер в центре площади. Машет своей палочкой полосатой, движение регулирует. Все чин чином. И вдруг через всю площадь к нему три человека бегут со всех ног – мужчина, женщина и мальчик маленький. А я у окна стою. И вижу, что-то они ему говорят, говорят так сбивчиво, а он от них будто бы отмахивается, но штрафовать вроде не собирается. И видно, что тетенька эта, женщина, чуть не плачет, а пацан вообще ревет благим матом. А я ж милиционера этого знаю – он вредный, он никогда никому не поможет, а у них точно что-то случилось же? А дальше, смотрю, он еще дядьку какого-то на машине остановил, вот его, наверное, точно оштрафует. Ну, думаю, надо сбегать посмотреть. Может, помочь придется. Накинула куртку, выскочила, смотрю – стоят все еще. Подбегаю и слышу их разговор. Из разговора ясно, что они издалека откуда-то приехали в Москву и гостили здесь у родственников. А тут пришла пора уезжать, поехали они на вокзал на автобусе. А автобуса долго-долго не было. Но вот пришел, приехали они к своей остановке – к метро, выскочили, и тут поняли – опаздывают, к поезду на метро не успеют. Ну, они к этому милиционеру – помогите, мол. А он же вредный! Я даже за голову схватилась, и кричу ему – не штрафуйте их, помогите лучше! А он как зыркнет на меня, но говорить ничего не стал. И тут вдруг дядька, которого он остановил, подбегает, и говорит:
- Товарищ милиционер, все в порядке, готов я, могу!
Я ничего понять не могу, смотрю – а дядька – то свою машину подчистую разгрузил, она стоит пустая, все двери нараспашку, а коробки столбиком - рядышком.
А милиционер и говорит ему, да так быстро-быстро:
- Давай, сажай их, и пулей на Ярославский. Насчет коробок не волнуйся, обеспечим наблюдение.
Потом поворачивается к горемыкам к этим и говорит им:
- Быстро в машину давайте! Дороги сегодня свободные, за пятнадцать минут доедете.
Они ему – спасибо-спасибо, а он как прикрикнет:
- А ну, время не транжирить, вперед! В следующий раз в Москве за два часа из дому выходить, как поняли?
- Вас поняли, товалищ капитан, - неожиданно ему мальчишка отвечает.
Убежало семейство, село в машину, а я стою, глазами хлопаю, никак не могу в толк взять, как это случиться могло: он же вредный? Или я чего-то не так понимаю?
И тут он повернулся ко мне и говорит, насупившись так:
- Тут кто-то, помнится мне, помочь хотел?
Я растерянно киваю.
И тут он улыбнулся.
- Давай-ка, Любашка, - сказал он мне весело, - иди вон к тем коробкам, стой и смотри, чтобы никто ничего оттуда не стащил. Если что, мне кричи. Или вот, смотри, я тебе мой свисток могу запасной дать. Свисти вовсю, как что заметишь.
Я стояла у коробок, сторожила их во все глаза, и думала изо всех сил о двух вещах. Во-первых, откуда он знает, что меня зовут Любашей? А во вторых – как правильно научиться понимать, кто вредный, а кто – нет? Вы не знаете?
|
</> |