"Дети короля" Сони Хартнетт

fem_books — 08.12.2018 Я сразу почувствовала, что Соня Хартнетт [Sonya Hartnett] не из Англии. Так любить, так цепко помнить каждую чёрточку можно только издали. Такой силы и боли вздохи о зелёных сочных лугах и шуме тенистых рощ я помню только у Мюриел Спарк, в повести "Птичка-"уходи"", посвящённой южноафриканским колонистам. Приехав в Британию предков, Дафна дю Туа, впрочем, здорово удивилась в плохом смысле... Итак, писательница, не только австралийка, но и англофилка, начинает своё рассказ с Лондонского блица, с эвакуации. Сюжет можно изложить в нескольких словах: высокопоставленный папа остаётся в столице, а мама с детьми едет к чудаковатому родичу в провинцию. Дочь и мать говорят про себя "Уф",  сын-подросток рвётся на подвиги.  Усадьба,  загадочные развалины по соседству, страшные дядюшкины сказки, эвакуированная десятилетняя Мэй с недетски серьёзными глазами...



С Мэй странно. Чем громче дядя Перегрин, да и сама Хартнетт, поют осанну мудрости одинокого ребёнка, тем больше одинокий ребёнок выглядит не столько мудрым, сколько ушлым. "У ваших родителей много денег, да?" И Сесили смешалась, испугалась, оправдывается. Другая бы ответила: ага, много. Твой отец солдат, а мой аж полковник. Так что, если (или когда) придут немцы, ты останешься жить как жила, а нас в лучшем случае интернируют. Но Сеси так не ответит, нет. В общении с Мэй она поминутно ощущает себя раздавленной, мелкой, гадкой. А в детском простодушии рассчитывала, что обездоленная девочка станет союзницей, морально поддержит... "будем играть вместе". Какое там! У мисс Брайт своя игра. Статисткам достанется ироническая снисходительность, а важным персонам — низкие поклоны. Я не присочиняю. Увидев дядюшку Перегрина, Мэй натурально упала на колени. Старый анахорет растаял и с тех пор при каждом удобном и неудобном случае ставит "мудрое дитя" в пример своим немудрым племяннику и племяннице. А к конфликту он ни при чём, конфликт сам спровоцировался. Удобная позиция.

За филиппиками в адрес инфантильной маленькой поганки Сесили забывают об одном: характеры в общепринятом понимании прописаны только у неё и матери, Элоизы. Дядюшка и Мэй всё отчётливее и отчётливее напоминают Мерлина и Вивиану. Отрок  Джим со своими выходками и трескучим красноречием надоедает уже с первой главы. Привидения, они привидения и есть. А Элоиза, например, описана в таком ключе:

Женщина была из тех, кого недолюбливают и кто сама многих не любит. Элоиза была точно такая же. Дамы отвергулись к своим столикам, с удовольствием добавив друг друга в свою коллекцию.

Или — ночь побега Джима:

Она поднялась по длинной лестнице к себе; и хотя на следующий день она встанет и будет вставать каждый день ещё много лет, после этой ночи Элоиза Локвуд уже никогда не будет прежней. Она так и не оправится от осознания того, что дети — это люди с собственной волей; она больше никогда не сможет им доверять. И, что ещё хуже, она обнаружит, что именно тогда, когда больше всего нужно, мир глух к неё желаниям и приказам. Она, считавшая себя важной персоной, обнаружит, что она всего лишь рассерженная пчела в банке. Она по-прежнему будет жужжать и биться в стекло; но с той самой ночи в глубине души всегда будет знать, что её жужжание и биение — шум, не более того.

Вообще разительный контраст между мужчинами, активными, действующими, рвущимися на физический и интеллектуальный подвиг, и женщинами, чей удел либо благоговейно преклонять колени, либо "жужжать и биться". Может быть, против этого инфантильный, неосознаваемый протест Сесили? Вообще диковинная книга, непривычная — на первый взгляд уютная, но неустроенная, на первый взгляд детская, но насыщенная взрослыми, не у всех-то взрослых находящими отклик проблемами. Перенасыщенная, пересоленная. Язык сочный, метафоричный, пусть местами Хартнетт и слишком увлекается метафорой: Сесили у неё то ныряет под калитку уткой, то бежит зайцем, то остывает, как каша... Есть масса необычных мыслей о природе власти, например, но, будучи вложены в уста четырнадцатилетнего шалопая, словившего просветление под бомбами, они как-то меркнут. Где бомбы, а где просветление? Вообще кощунственно звучит: пройти проверку на ловкость, мудрость, силу, не прячась от бомбёжки. Ловкость и сила осколкам не помеха, а с мудростью такая  выходка  мало коррелирует. Подумать только, люди гибнут сотнями, а он тут проверки проходит. Покоробило это представление о войне как об инициации.  Есть немало сарказма, который младшее поколение за недостатком жизненного опыта не оценит как сарказм, просто что-то будет неприятно царапать. И тем не менее этот лик войны заслуживает самого пристального рассмотрения...

Оставить комментарий

Популярные посты: