День в истории. Как Ленин в 1919-м с меньшевиком спорил

maysuryan — 05.11.2023
Николай Рожков (1868—1927)

5 ноября (24 октября) исполняется 155 лет со дня рождения Николая Рожкова (1868—1927), исторического деятеля и учёного-историка, меньшевика. Члена Временного правительства в ранге товарища (заместителя) министра. Для нас интересна его дискуссия в переписке с В.И. Лениным в 1919 году. Но прежде всего несколько слов о том, кто, собственно говоря, такие были меньшевики в русской революции.
Как известно, французские революционеры в своё время раскололись на якобинцев — решительных, крайних революционеров, и жирондистов — революционеров умеренных, «снисходительных», как их называли. Спустя столетие с небольшим эта история — в основных своих чертах — повторилась в России. Меньшевики с самого момента раскола с большевиками в 1903 году обвиняли их в якобинстве. Владимир Ульянов это бранное определение принимал с гордостью: «Они обвиняют нас в якобинстве... и прочих страшных вещах. Идиоты, жирондисты, они не могут даже понять, что таким обвинением делают нам комплименты». «Революционный социал-демократ должен быть и не может не быть якобинцем, — замечал Владимир Ильич и пояснял: — Что такое якобинизм, всем революционным социал-демократам давно известно. Возьмите историю французской революции, увидите, что такое якобинизм. Это борьба за цель, не боящаяся никаких решительных плебейских мер, борьба не в белых перчатках, борьба без нежностей, не боящаяся прибегать к гильотине».
Так вот: меньшевики были жирондистами русской революции. Что такое вообще жирондизм? Это попытка найти примирение между двумя борющимися классами — отжившим, уходящим, и идущим ему на смену. В эпоху революции это нечто вроде сидения на двух стульях, или, скорее, стояния на двух лошадях, которые мчатся во весь опор — причём в противоположных направлениях. Многие французские жирондисты стали позднее ярыми бонапартистами. Ведь бонапартизм — это и есть тот самый компромисс между прошлым и будущим, традицией и революцией, который отстаивали жирондисты. Поэтому для жирондиста вполне естественно становиться бонапартистом, весь его ужас и содрогание перед кровопролитием как-то рассасывается и испаряется, когда оно обращается «куда надо» — то есть против революционеров. Этот тип людей мы знаем и по художественной литературе — к примеру, у Александра Дюма в «Графе Монте-Кристо» описан такой типаж — «бывший жирондист и сенатор Наполеона, председатель бонапартистского клуба» Нуартье де Вильфор. Кстати, ещё и бывший мюскаден, представитель «золотой молодёжи», во французские «святые девяностые», после победы Термидора, избивавшей на улицах санкюлотов.
Найдём ли мы таких людей в СССР? О, конечно! Это и бывший меньшевик Андрей Вышинский, Генеральный прокурор СССР, и бывший меньшевик Давид Заславский, первое перо советской печати конца 1930-х годов, и бывший меньшевик Иван Майский, посол СССР в Лондоне, и ещё многие другие. Например, Александр Мартынов (1865—1935), давний оппонент Ульянова, правейший из меньшевиков. Лев Троцкий писал о нём в 1929 году: «Мартынов был в течение 20 лет (1903—1923) главным теоретиком меньшевизма. В большевистскую партию он вступил, когда заболел Ленин и началась кампания против троцкизма. Октябрьскую революцию до НЭПа Мартынов обвинил в 1923 году в троцкизме. Сейчас это главный теоретик Коминтерна. Он остался тем, чем был».
Но на это могут возразить: ну, какие Вышинский, Заславский, Майский, Мартынов и все прочие меньшевики? Это ренегаты меньшевизма. И вот тут становится интересной позиция Николая Рожкова — меньшевика стопудово правильного, который в РКП(б) никогда не вступал, пережил при советской власти и сидение в тюрьме, и длительную ссылку.
После этого вступления обратимся к письму, которое Николай Рожков направил главе Советского правительства Владимиру Ильичу Ленину 11 января 1919 года.
Основная часть письма была, в общем, совершенно логична и предсказуема для меньшевика, сам Рожков в 1924 году вкратце излагал её так: «я тогда советовал новую экономическую политику, но Ленин ответил мне: нет, прямо к социализму».
Рожков писал: «разрешите вполне свободную торговлю, диктаторски предложите всем местным Советам снять все запрещения ввоза и вывоза, уничтожьте все заградительные отряды, если нужно, даже силой. Без содействия частной торговой инициативы Вам, да и никому, не справиться с неминучей бедой. Если Вы этого не сделаете — сделают Ваши враги».
На это Владимир Ильич тоже ответил письмом в конце того же января, и тоже абсолютно предсказуемо:
«Не о свободе торговли надо думать — именно экономисту должно быть ясно, ч[то] свобода торговли при абсолютном недостатке необходимого продукта равняется бешенной, озверелой спекуляции и победе имущих над неимущими».

А вот дальше Рожков обращался к Ленину с советом, который на первый взгляд может показаться неожиданным: он предлагал ему, по сути, перейти от «якобинского» периода революции к «бонапартистскому». И самому возглавить этот процесс.
Рожков: «Но положение, по-моему, таково, что только Ваша единоличная диктатура может пересечь дорогу и перехватить власть у контрреволюционного диктатора, который не будет так глуп, как царские генералы и кадеты, по-прежнему нелепо отнимающие у крестьян землю. Такого умного диктатора пока ещё нет. Но он будет: «было бы болото — черти найдутся». Надо перехватить у него диктатуру. Это и сейчас можете сделать только Вы, с Вашим авторитетом и энергией. И надо сделать это неотложно и в первую голову в наиболее остром продовольственном деле. Иначе гибель неизбежна. Но, конечно, этим ограничиться нельзя. Надо всю экономическую политику перестроить, имея в виду социалистическую цель. И опять-таки нужна будет для этого диктатура. Пусть съезд Советов облачит Вас чрезвычайными полномочиями для этого».
Ленин ответил на это коротко и энергично, и предложение стать советским Бонапартом начисто отмёл: «Насчёт «единоличной диктатуры», извините за выражение, совсем пустяк. Аппарат стал уже гигантским — кое-где ч р е з м е р н ы м — а при таких условиях «единоличная диктатура» в о о б щ е неосуществима и попытки осуществить её были бы только вредны».



Вроде бы немножко неожиданная для имиджа «демократа»-меньшевика инициатива: зачем-то ввести «единоличную диктатуру»! И ещё удивительнее: глава большевистской, «якобинской» партии на это предложение отвечает резким отказом! Но если вдуматься и вспомнить, что жирондисты всегда со временем превращались в бонапартистов, всё становится на свои места...

В 1921 году, после начала Кронштадтского восстания, Рожков был арестован, как один из лидеров меньшевиков. А в 1922 году разгорелась довольно любопытная борьба в Политбюро ЦК РКП(б) вокруг дальнейшей судьбы Рожкова.
Владимир Ильич твёрдо настаивал на высылке Рожкова за границу, или как минимум — на его ссылке в Псков: «Я вполне согласен с Зиновьевым, что Рожков человек твёрдых и прямых убеждений, но уступает нам в торге... и даёт какие угодно заявления против меньшевиков исключительно по тем же мотивам, по которым мы в своё время подписывали клятвенные обещания верности царю при вступлении в Государственную Думу... Предлагаю: первое — выслать Рожкова за границу; второе — если это не пройдёт (например, по мотивам, что Рожков по старости заслуживает снисхождения), то [...] тогда надо дождаться, когда Рожков, хотя бы через несколько лет, сделает искреннее заявление в нашу пользу. А до тех пор я предложил бы послать его, например, в Псков, создав для него сносные условия жизни и обеспечив его материально и работой. Но держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, нашим врагом до конца».

Ленин, как всегда, абсолютно прав: призывы Рожкова к «единоличной диктатуре», пусть даже во главе с самим Лениным, это отнюдь не отказ от меньшевизма, а новая форма борьбы против большевизма. Да и такая ли уж новая, если учесть, что меньшевики вполне поддерживали нелепый культ Керенского в 1917 году... А французские жирондисты усердно помогали Бонапарту добивать остатки якобинства... И тот «лестный» факт, что меньшевики в лице Рожкова на роль советского Бонапарта, могильщика революции, прочили именно его, Ленина, конечно, нисколько не мог смягчать его отношения (скорее уж, наоборот)...
В итоге по настоянию Ленина Рожкова действительно сослали в Псков, чем Ленин был очень доволен, но он мгновенно был возвращён оттуда в Москву, как только Ленина не стало. А в 1926 году был назначен директором Государственного исторического музея...



Между прочим, в книге, выпущенной китайскими антикоммунистами, мне попалось довольно забавное описание этой борьбы Ленина против меньшевистского деятеля:
«Ленин не перестаёт терроризировать несчастного Рожкова. Председательствуя на заседании Политбюро 26 октября 1922 года, Ленин добивается решения: «Рожкова выслать». Однако, пользуясь отсутствием Ленина на Политбюро 7 декабря (из-за болезни), участники заседания принимают решение не высылать престарелого и больного Рожкова из России. Но, будучи уже больным, 8 декабря 1922 года Ленин всё же по телефону из Горок диктует письмо Сталину, в котором выражает несогласие с постановлением Политбюро ЦК РКП(б), принятым 7 декабря, о разрешении Н.А. Рожкову проживать в Москве. Ох и злопамятен был Владимир Ильич! 13 декабря... он диктует в ЦК РКП(б) второе письмо с протестом против решения Политбюро от 7 декабря о Н.А. Рожкове. Именно в этот день у Ленина было два приступа болезни. И тем не менее он продолжал терроризировать людей».

Зная дальнейшую историю, мы можем только подивиться тому, как дальновиден и предусмотрителен был Владимир Ильич, и насколько хорошо он понимал смертельную опасность для большевизма таких деятелей, как Рожков, или перешедшие в компартию его соратники по меньшевизму — Вышинский, Заславский, Майский, Мартынов и т.д. Ну, а коллеги Ильича по Политбюро, увы, ничего не понимали и расслабленно хлопали ушами...

Оставить комментарий

Популярные посты: