День в истории. «Бунтовщик хуже Пугачёва»
foto_history — 31.08.2024 Теги: ПугачеваНеизвестный художник. Портрет А.Н. Радищева. 1792
31 (20) августа исполняется 275 лет со дня рождения Александра Радищева (1749—1802) — писателя, публициста, философа, автора обличавшей крепостное право книги «Путешествие из Петербурга в Москву», поплатившегося за своё смелое творчество 6 годами заключения. Конечно, что такое 6 лет «за слова» по современным меркам? Сущие пустяки, детский срок, этим на постсоветском пространстве никого не удивишь, но не стоит забывать, что вначале писателя приговорили к смертной казни...
Устарел ли в наше время Радищев? Пусть тот, кто считает, что устарел, ознакомится хотя бы с некоторыми его высказываниями...
Лотфулла Фаттахов (1918—1981). Радищев в книжной лавке в Казани. 1971
«Если мы скажем и утвердим ясными доводами, что ценсура с инквизициею принадлежат к одному корню; что учредители инквизиции изобрели ценсуру, то есть рассмотрение приказное книг до издания их в свет, то мы хотя ничего не скажем нового, но из мрака протекших времен извлечем, вдобавок многим другим, ясное доказательство, что священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разные времена разум человеческий, что они подстригали ему крылие, да не обратит полёт свой к величию и свободе».
«Запрещать дурачество есть то же, что его поощрять. Дай ему волю; всяк увидит, что глупо и что умно. Что запрещено, того и хочется. Мы все Евины дети».
Владимир Гаврилов (1923–1970). А.Н. Радищев. 1950
«– Велика ли у тебя семья?
– Три сына и три дочки. Первинькому-то десятый годок.
– Как же ты успеваешь доставать хлеб, коли только праздник имеешь свободным?
– Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш брат, то с голоду не умрёт. Видишь ли, одна лошадь отдыхает; а как эта устанет, возьмусь за другую; дело-то и споро. – Так ли ты работаешь на господина своего?
– Нет, барин, грешно бы было так же работать. У него на пашне сто рук для одного рта, а у меня две для семи ртов, сам ты счёт знаешь. Да хотя растянись на барской работе, то спасибо не скажут».
Антон Иконников. Арест Радищева. 1952
«Я спросил у одного близстоящего, который по одежде своей приказным служителем быть казался:
– Конечно, бояся их побегу, заключили их в толь тяжкие оковы?
– Вы отгадали. Они принадлежали одному помещику, которому занадобилися деньги на новую карету, и для получения оной он продал их для отдачи в рекруты казенным крестьянам.
Я. – Мой друг, ты ошибаешься, казённые крестьяне покупать не могут своей братии.
Он. – Не продажею оно и делается. Господин сих несчастных, взяв по договору деньги, отпускает их на волю; они, будто по желанию, приписываются в государственные крестьяне к той волости, которая за них платила деньги, а волость по общему приговору отдаёт их в солдаты. Их везут теперь с отпускными для приписания в нашу волость!
– Друзья мои, – сказал я пленникам в отечестве своём, – ведаете ли вы, что если вы сами не желаете вступить в воинское звание, никто к тому вас теперь принудить не может?
– Перестань, барин, шутить над горькими людьми. И без твоей шутки больно было расставаться одному с дряхлым отцом, другому с малолетными сестрами, третьему с молодою женою. Мы знаем, что господин нас продал для отдачи в рекруты за тысячу рублей.
– Если вы до сего времени не ведали, то ведайте, что в рекруты продавать людей запрещается; что крестьяне людей покупать не могут; что вам от барина дана отпускная и что вас покупщики ваши хотят приписать в свою волость будто по вашей воле.
– О, если так, барин, то спасибо тебе; когда нас поставят в меру, то все скажем, что мы в солдаты не хотим и что мы вольные люди.
– Прибавьте к тому, что вас продал ваш господин не в указное время и что отдают вас насильным образом.
Легко себе вообразить можно радость, распростёршуюся на лицах сих несчастных. Вспрянув от своего места и бодро потрясая свои оковы, казалося, что испытывают свои силы, как бы их свергнуть. Но разговор сей ввел было меня в великие хлопоты: отдатчики рекрутские, вразумев моей речи, воспаленные гневом, прискочив ко мне, говорили:
– Барин, не в своё мешаешься дело, отойди, пока сух, – и сопротивляющегося начали меня толкать столь сильно, что я с поспешностию принужден был удалиться от сея толпы».
Александр Харшак (1908—1989). Радищев в Петропавловской крепости. Из серии «Во имя революции»
«В чьей голове может быть больше несообразностей, если не в Царской?»
А вот вишенка на торте — знаменитый рассказ Радищева о устерсах, то есть по-современному устрицах, и любителе сего лакомства, в больших чинах.
Осиас Берт (1580—1624). Натюрморт с устрицами. Всё, казалось бы, безупречно на этом изящно сервированном столике: изысканные напитки, драгоценный хрусталь, аппетитно открытые жемчужные раковинки устриц с вязкой мякотью моллюсков... Но всё безнадёжно портит крошечная деталь: на хлебце по-хозяйски примостилась жирная чёрная муха. К чему бы это? На что намекал фламандский художник?..
Радищев: «Итак, жил-был где-то государев наместник. В молодости своей таскался по чужим землям, выучился есть устерсы и был до них великий охотник. Пока деньжонок своих мало было, то он от охоты своей воздерживался, едал по десятку, и то когда бывал в Петербурге. Как скоро полез в чины, то и число устерсов на столе его начало прибавляться. А как попал в наместники и когда много стало у него денег своих, много и казённых в распоряжении, тогда стал он к устерсам как брюхатая баба. Спит и видит, чтобы устерсы кушать. Как пора их приходит, то нет никому покою. Все подчинённые становятся мучениками. Но во что бы то ни стало, а устерсы есть будет. — В правление посылает приказ, чтобы наряжен был немедленно курьер, которого он имеет в Петербург отправить с важными донесениями. Все знают, что курьер поскачет за устерсами, но куда ни вертись, а прогоны выдавай. На казённые денежки дыр много. Гонец, снабжённый подорожною, прогонами, совсем готов, в куртке и чикчерах явился пред его высокопревосходительство.
— Поспешай, мой друг, — вещает ему унизанный орденами, — поспешай, возьми сей пакет, отдай его в Большой Морской.
— Кому прикажете?
— Прочти адрес.
— Его... его...
— Не так читаешь.
— Государю моему гос...
— Врешь... господину Корзинкину, почтенному лавошнику, в С.-Петербурге в Большой Морской.
— Знаю, ваше высокопревосходительство.
— Ступай же, мой друг, и как скоро получишь, то возвращайся поспешно и нимало не медли; я тебе скажу спасибо не одно.
— И ну-ну-ну, ну-ну-ну; по всем по трём, вплоть до Питера, к Корзинкину прямо на двор.
— Добро пожаловать. Куды какой его высокопревосходительство затейник, из-за тысячи вёрст шлёт за какою дрянью. Только барин добрый. Рад ему служить. Вот устерсы, теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пятидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли дороги. Да мы с его милостию сочтёмся...»
Не современно?
«Почему мы должны жертвовать устрицами? Ради чего? Почему всех потенциальных потребителей вкусной, здоровой и, главное, свежей западной пищи лишили их небольшого буржуазного счастья?» (с), Ксения Собчак
Да, и впрямь возмутительно. У кого суп жидкий, а у кого и жемчуг мелкий. В устричных раковинах...
Ну, и разве не права была матушка царица Екатерина Великая, что назвала автора «бунтовщиком хуже Пугачёва»?..
|
</> |